Не судимы, но осуждены. Том I

Незадолго до нового 1946 года на подпись к Главному маршалу авиации Новикову А. А., командующему Военно-воздушными силами страны, принесли бумагу о представлении к генеральскому званию гвардии полковника Василия Иосифовича Сталина. Маршал бумагу не подписал. А под Новый год ему позвонил сам Иосиф Виссарионович и спросил, как он смотрит на то, чтобы Василию Сталину присвоить звание генерала?

Новиков стал долго объяснять, что и молод Василий Сталин, и образования ему не хватает, следовало бы окончить Военно-воздушную академию…

Сталин слушал долго, молча, не перебивая, кстати, как он всегда делал, потом сказал: «Представление к званию писать не нужно. Подавайте общим списком»

Голос Сталина исчез, слова прощания не прозвучали. Неприятный холодок по спине Главного маршала прошелся. Он встал из-за стола, нервно заходил по кабинету. Думы одна мрачнее другой возникали в его голове. Не знал Новиков, что за два часа до этого телефонного разговора генерал Власик, шеф сталинской охраны, звонил начальнику штаба ВВС, маршалу авиации Федору Фалалееву: «Срочно представляйте Василия Сталина к лампасам. Он с отцом помирился…».

«Для генеральского звания заслуги нужны, – возразил Фалалеев, – и вообще вопрос о присвоении звания я решать самостоятельно не могу. Это в компетенции командующего».

О разговоре с Власиком Фалалеев позвонил Новикову. Тот связался по телефону с Жуковым, находившимся в Германии: – Что делать, Георгий Константинович?

Полководец в сердцах выругался, затем стал объяснять Новикову, что распоряжения Хозяина (так было принято между военными называть Сталина) не оспариваются…

– Жди неприятностей, – закончил он. 1 марта 1946 года Василий Сталин щеголял в новеньком мундире с лампасами и погонами генерал-майора. А еще через три дня Главный маршал авиации Новиков был отстранен от должности

Механизм госбезопасности пришел в движение. 16 марта 1946 года была создана Государственная комиссия по ВВС во главе с Николаем Александровичем Булганиным, заместителем министра Вооруженных Сил СССР. В нее вошли секретарь ЦК ВКП (б) Г. М. Маленков, начальник Генштаба маршал А. В. Василевский, Главком Сухопутных войск маршал Г. К. Жуков и три маршала авиации – Руденко, Вершинин и Голованов. Проверялись сведения, добытые людьми Абакумова, а лучше сказать, выбитые допросами с пристрастием из бывшего командующего 12-й Воздушной армии маршала авиации С. А. Худякова. Маршала арестовали еще в декабре 1945 года по обвинению в шпионской связи с англичанами и в злоупотреблении служебном положением. Напомнили маршалу Худякову и о том, что в 1918 году он служил в отряде дашнаков. После знакомства с материалами на маршала Худякова перешли к показаниям против Новикова. Сводились они к утверждению, будто командование ВВС принимало от наркомата авиапромышленности дефектные самолеты и моторы. Исходил поклеп от Василия Сталина. Уже в марте-апреле были арестованы министр авиапромышленности Шахурин, авиационные генералы Репнин, Селезнев, Шиманов. В ночь с 22 на 23 апреля арестовали маршала Новикова. Как ни странно, сам Абакумов, шеф Государственной Безопасности, проводил обыск в квартире маршала. Что там он искал? Говорили подчиненные, что второе лицо по значимости после Лаврентия Павловича Берия, не прочь был прихватить при обыске что-нибудь ценное. На этот раз, не торопясь, по-хозяйски обойдя всю квартиру, все внимательно оглядев, Абакумов подошел к «комбайну» – вершине тогдашней техники, совмещавшем приемник с радиолой, включил, покрутил рычажок настройки, послушал музыку. Встал, отошел с недовольным видом. Еще раз обойдя квартиру, он вышел. Заурчал мотор машины. Абакумов уехал.

Главного маршала авиации Александра Александровича Новикова допрашивал майор госбезопасности Лихачев. Арестованный удивился тому, что не прозвучало ни одного вопроса, касающегося авиации. Лихачев протянул Новикову лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом и сказал: «Внимательно прочитайте и перепишите этот текст на чистый лист бумаги. Пишите не торопясь, так как вы обычно пишите…».

Маршал читал и не видел ничего, касающегося состояния дел ВВС. По мере чтения брови маршала поднимались вверх. Закончив чтение, он спросил Лихачева: – И это я должен переписать и подписать?

– Вы правильно поняли… – Но это не соответствует действительности… – Я полагаю, что в ваших интересах все это сделать сейчас. Здесь не шутят… Рано или поздно, но вы напишите то, что я вам предлагаю… Вам трудно сосредоточиться… Хорошо, я помогу вам. Берите ручку и бумагу… Пишите то, что я буду диктовать

Новиков понимал свою обреченность, поскольку доходили до него слухи, как тут выбивают показания. Вздохнув глубоко, он положил пред собой чистый лист бумаги, придавил его ладонью левой руки, обмакнул перо ручки в чернила и приготовился писать… Всего два абзаца пустого обоснования по приему поступающих с авиазаводов самолетов, и, наконец, похоже, перешли к тому, что интересовало следователя. Теперь он чеканил слова, по многу раз повторяя: «Жуков очень хитро, в тонкой и осторожной форме в беседах со мною, а также в разговорах с другими лицами, пытался приуменьшить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования. В то же время Жуков, не стесняясь, выпячивал свою роль в войне как полководца. И даже заявлял, что все основные планы военных операций разработаны им…».

Продолжая писать под диктовку, Новиков думал: «Значит, дело в Жукове, а не в аварийности самолетов!»

На второй день годовщины Победы над фашистской Германией, 10 мая 1946 года Военная коллегия Верховного Суда СССР в закрытом судебном заседании, без вызова свидетелей, без участия защиты начала рассматривать дело авиаторов. Три дня, и был вынесен обвинительный приговор: «В системе Наркомата авиапромышленности и ВВС Советской Армии существовала антигосударственная практика, приводившая к тому, что на протяжении войны и в последний период выпускались бракованные самолеты и авиамоторы, которые затем преступным путем протаскивались на вооружение авиационных частей…».

Сталин вызвал к себе Абакумова, поинтересовался ходом дела авиаторов и, узнав, что дело закончено, спросил Абакумова, какую меру наказания он предлагает для Новикова и Шахурина?

Главный чекист страны ответил, не задумываясь: «Расстрел!»

Сталин, прищурив глаза и легко покачивая головой сказал: «Расстрелять просто, нужно заставить их поработать!»

По сути, это уже был готовый приговор, не указаны только сроки.

В суде Шахурин получил – 7 лет лишения свободы, Репин – 6 лет, Новиков – 5 лет, Шиманов – 4 года, остальные кураторы авиапрома получили по 2 года. Только Маленков, отвечающий в Политбюро за авиационную промышленность, отделался легким испугом, его освободили от работы в аппарате ЦК и отправили в Ташкент. Кстати, маршал Худяков был по приговору Военной коллегии Верховного суда расстрелян через полтора часа после вынесения приговора. А ведь благодаря Худякову только единичным самолетам противника удавалось прорваться к Москве при ее обороне.

За сибирью солнце всходит

1 июня 1946 года собрался Высший военный совет, на котором звучали на все лады зазнайство, «бонапартизм», «черная неблагодарность» маршала Жукова. Перед этим с пристрастием проходили допросы офицеров и генералов ближайшего окружения Георгия Константиновича. Совет Министров СССР на основании материалов Высшего военного совета принял решение об его освобождении от должностей Главнокомандующего Сухопутными войсками и заместителя министра Вооруженных Сил СССР. Через 8 дней Жукова назначили командующим Одесским военным округом. Не успел маршал доехать до места нового назначения, как его вызвали на Пленум ЦК для рассмотрения его персонального дела

Пришлось «поворачивать коня» и выслушивать слово в слово повторение обстоятельства, ставшие основой приказа министра Вооруженных Сил Союза ССР И. В. Сталина. Председательствовал на Пленуме Вячеслав Михайлович Молотов. Вопрос о Жукове рассматривался последним в ряду вопросов внутренней и внешней политики, словно сам вопрос не представлял особой значимости.

Жданов – мастер риторики, положив перед собой машинописный лист бумаги, и обведя взглядом присутствующих, начал: – Бывший командующий Военно-Воздушными Силами Новиков направил недавно в правительство заявление на маршала Жукова, в котором сообщал о фактах недостойного и вредного поведения со стороны маршала Жукова по отношению к правительству и Верховному Главнокомандованию. Речь была гладкой без жестикуляции, только тембр ее с каждой минутой усиливался. Делались перерывы, чтобы слушающие осознали всю важность принимаемого решения.

Георгий Константинович молчал, он уже знал и до этого, откуда был нацелен удар, для чего была затеяна возня с «авиационным делом»

Жданов продолжал: – Высший военный совет на своем заседании 1 июня с.г. рассмотрел указанное заявление Новикова и установил, что маршал Жуков, несмотря на созданное ему правительством и Верховным Главнокомандованием высокое положение, считал себя обиженным, выражал недовольство решениями правительства и враждебно отзывался о нем среди подчиненных лиц. Маршал Жуков, утеряв всякую скромность, и будучи увлечен чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывая при этом себе, в разговорах с подчиненными, разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной войны, включая и те операции, к которым он не имел никакого отношения.

Более того, маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым правительству и Верховному Главнокомандованию.

Будучи назначенным главнокомандующим сухопутными войсками, маршал Жуков продолжал высказывать свое несогласие с решениями правительства в кругу близких ему людей, а некоторые мероприятия правительства, направленные на укрепление боеспособности сухопутных войск, расценивал не с точки зрения интересов обороны Родины, а как мероприятия, направленные на ущемление его, Жукова, личности.

Вопреки изложенным выше заявлениям маршала Жукова на заседании Высшего военного совета было установлено, что планы всех без исключения значительных операций Отечественной войны, равно как планы их обеспечения, обсуждались и принимались на совместных заседаниях Государственного Комитета Обороны и членов Ставки в присутствии соответствующих командующих фронтами и главных сотрудников Генштаба, причем нередко привлекались к делу начальники родов войск.

Было установлено далее, что к плану ликвидации Сталинградской группы немецких войск и к проведению этого плана, которые приписывает себе маршал Жуков, он не имел отношения: как известно, план ликвидации немецких войск был выработан и сама ликвидация была начата зимой 1942 года, когда маршал Жуков находился на другом фронте, вдали от Сталинграда.

Было установлено дальше, что маршал Жуков не имел также отношения к плану ликвидации Крымской группы немецких войск, равно как и к проведению этого плана, хотя он и приписывает их себе в разговорах с подчиненными.

Было установлено далее, что ликвидация Корсунь-шевченковской группы немецких войск была спланирована и проведена не маршалом Жуковым, как он заявлял об этом, а маршалом Коневым, а Киев был освобожден не ударом с юга, с Букринского плацдарма, как предлагал маршал Жуков, а ударом с севера, ибо Ставка считала Букринский плацдарм непригодным для такой большой операции.

Было, наконец, установлено, что, признавая заслуги маршала Жукова при взятии Берлина, нельзя отрицать, как это делает маршал Жуков, что без удара с юга войск маршала Конева и удара с севера войск маршала Рокоссовского Берлин не был бы окружен и взят в тот срок, в какой он был взят.

Высший военный совет, рассмотрев вопрос о поведении маршала Жукова, единодушно признал это поведение вредным и несовместимым с занимаемым им положением. Совет Министров Союза ССР на основании изложенного принял указанное выше решение об освобождении маршала Жукова от занимаемых им постов и назначил его командующим войсками Одесского военного округа.

Я вношу, – заканчивая докладывать, сказал Жданов —предложение вывести из состава кандидатов в члены Центрального Комитета Жукова. Он, по моему мнению, рано попал в Центральный Комитет партии, мало подготовлен в партийном отношении. Я считаю, что в кандидатах ЦК Жукову не место. Ряд данных показывает, что Жуков проявлял антипартийное отношение. Об этом известно членам ЦК, и я думаю, что будет целесообразно его не иметь в числе кандидатов в члены ЦК.

Предложение об исключении Жукова из состава кандидатов в члены ЦК утверждено единогласно.

Прибытие Жукова в Одессу было встречено ликованием горожан. Об этом было доложено генералиссимусу Иосифу Сталину. Он поморщился, но промолчал.

Работы в мирное время в войсках было много, многое, что было допустимо во время военных действий должно было быть устранено. Теперь предметом заботы была не только сохранение и развитие боевой готовности войск, но и их эстетический вид, на что особое внимание обращали инспектирующие из министерства. Все шло по задуманному, но как ни был занят работой командующий военным округом, он не мог не замечать того, что вокруг него продолжают сгущаться тучи. Не знал маршал Жуков и того, что тучи сгущаются и вокруг командующего Военно-морскими Силами страны адмирала флота Николая Кузнецова, что будет тот вскоре разжалован до контр-адмирала. Сидеть и ожидать, когда из туч молнии посыплются да громы ударят, он не мог. Не любил маршал жаловаться, стойко переносил удары судьбы, но тут пришлось, скрепя сердце усесться за написание писем. Пока они были короткими. Вот каковым было содержание письма И. Сталину от 21 февраля 1947 года: «Исключение меня из кандидатов ЦК ВКП (б) убило меня. Я не карьерист и мне было легче перенести снятие меня с должности главкома сухопутных войск. Я 9 месяцев упорно работал в должности командующего войсками округа, хотя заявление, послужившее основанием для снятия меня с должности, было клеветническим. Я Вам лично дал слово в том, что все допущенные ошибки будут устранены. За 9 месяцев я не получил ни одного замечания, мне говорили, что округ стоит на хорошем счету. Я считал, что сейчас работаю хорошо, но видимо начатая клеветническая работа против меня продолжается до сих пор. Я прошу Вас, т. Сталин, выслушать меня лично и я уверен, что Вас обманывают недобросовестные люди, чтобы очернить меня. Жуков».

Прошло более недели, ответа на письмо Жуков не получил. Не было звонка из Москвы. И подумал Георгий Константинович, что какой-то недруг сделал все, чтобы его письмо не попало в руки Сталина. И решил маршал обратиться к Булганину, отличавшемуся особой порядочностью и интеллигентностью.

«Николай Александрович!

Докладываю Вам мое письмо т. Сталину. Если Вы считаете целесообразным посылку такого письма, прошу доложить его т. Сталину, а копию передать т. Жданову. Как Вы увидите из письма, я еще раз хочу доложить т. Сталину о своих ошибках, о своей вине перед т. Сталиным и партией. Я ничего не прошу, я прошу мне только верить, что я по партийному осознал допущенные ошибки и что я их обязательно изживу и при этом в самый кратчайший срок.

Я пишу также и потому, что очень тяжело переживаю вывод меня из ЦК и еще тяжелее переживаю за ошибки, которые я допустил перед т. Сталиным, который меня любовно растил, терпеливо воспитывал и поднимал меня в глазах всего народа.

    Жму руку Г. Жуков
    27 февраля 1947 года»

В конверт было вложено письмо к Сталину, носившее открыто покаянное содержание. Вот оно:

27 февраля 1947 г. Товарищу Сталину И. В. Копия – товарищу Жданову А. А.

Товарищ Сталин, я еще раз со всей чистосердечностью докладываю Вам о своих ошибках. 1. Во-первых, моя вина, прежде всего, заключается в том, что я во время войны переоценивал свою роль в операциях и потерял чувство большевистской скромности. Во-вторых, моя вина заключается в том, что при докладах Вам и Ставке Верховного Главнокомандования своих соображений, я иногда проявлял нетактичность и в грубой форме отстаивал свое мнение. В-третьих, я виноват в том, что в разговорах с Василевским, Новиковым и Вороновым делился с ними о том, какие мне делались замечания Вами по моим докладам. Все эти разговоры никогда не носили характера обид, точно так же, как я высказывались Василевский, Новиков и Воронов. Я сейчас со всей ответственностью понял, что такая обывательская болтовня, безусловно, является грубой ошибкой, и ее я больше не допущу. В-четвертых, я виноват в том, что проявлял мягкотелость и докладывал Вам просьбы о командирах, которые несли заслуженное наказание. Я ошибочно считал, что во время войны для пользы дела лучше их быстрее простить и восстановить в прежних правах. Я сейчас осознал, что мое мнение было ошибочным.

2. Одновременно, товарищ Сталин, я чистосердечно заверяю Вас в том, что заявление Новикова о моем враждебном настроении к правительству является клеветой. Вы, товарищ Сталин, знаете, что я, не щадя своей жизни, без колебаний лез в самую опасную обстановку и всегда старался как можно лучше выполнить Ваше указание. Товарищ Сталин, я также заверяю Вас в том, что я никогда не приписывал себе операцию в Крыму. Если где-либо и шла речь, то это относилось к операции под станицей Крымской, которую я проводил по Вашему поручению.

3. Все допущенные ошибки я глубоко осознал, товарищ Сталин, и даю Вам твердое слово большевика, что ошибки у меня больше не повторятся. На заседании Высшего военного совета я дал Вам слово в кратчайший срок устранить допущенные мною ошибки, и я свое слово выполняю. Работаю в округе много и с большим желанием. Прошу Вас, товарищ Сталин, оказать мне полное доверие, я Ваше доверие оправдаю. Г. Жуков.

Положение Жукова становилось похожим на положение мухи, попавшей в паутину и бьющейся в ней. Письма были получены, но им был дан иной ход. Начался сбор компромата на маршала. Вспомнили о «незаконном награждении» Жуковым и Телегиным артистки Руслановой и других орденами и медалями, за проведение ими концертов на фронте. Тут же задним числом Жукову и Телегину были объявлены партийные выговоры. Создали целую комиссию по сбору материалов о недостойном поведении командующего Одесским военным округом т. Жукова Г. К. Вот ее выводы:

Тов. Жуков, в бытность Главкомом группы Советских оккупационных войск в Германии, допустил поступки, позорящие высокое звание члена ВКП (б) и честь командира Советской Армии. Будучи полностью обеспеченным со стороны государства всем необходимым, тов. Жуков, злоупотребляя своим служебным положением, встал на путь мародерства, занявшись присвоением и вывозом из Германии для личных нужд большого количества различных ценностей.