Соответствует, в таком случае, вина – наказанию? Кто и что извлекал из самого факта попытки переворота?
Кому было выгодно возвращение свергнутого в двухлетнем возрасте сына Анны Леопольдовны и герцога Брауншвейгского на российский трон?
За что невинного казнят?
Младенца – немощные старцы…
Идёт открытая возня…
И стимул виден – царство!
Кому выгодна гибель царственного узника? Только одному человеку во всём государстве Российском – самой государыне-императрице Екатерине II. Он всегда напоминал бы ей, будучи живым, о возможности самой утраты ею власти!
Мог ли Мирович Василий задумать самостоятельно план освобождения заключенного императора, если он не знал о самом существовании такового. Подпоручик был далек от политики как внешней, так и внутренней. Он даже не знал тех, кому доверила государыня правление государством… Так, Мирович полагал, что Миних и Бирон всё еще являются фаворитами государыни. Что же говорить о том, кто был забыт ещё во времена Елизаветы?.. О месте пребывания Иоанна тогда не знали даже высокопоставленные сановники государства. Это была – тайна для всех, в том числе и для тюремщиков, охраняющих заключенного. По таинственности она не уступала «железной маске» французской Бастилии. Как в том, так и в другом случае, соседство с охраняемым, было великим материальным подспорьем для тюремщиков. Они, как сыр в масле катались, охраняя того, кто был безмолвен и ничем им не докучал, но на содержание кого отпускались значительные денежные средства. Начинали нести охрану важнейшего заключенного России Иоанна VI сержант Ингерманландского пехотного полка Лука Матвеевич Чекин и прапорщик того же полка Данила Петрович Власьев. Для тюремного надзирателя абсолютно неважно обладать высококачественным серым веществом мозга, напротив оно постоянно мешает, рождая сомнения, а сомнения всегда приводят к выводам, которые не угодны начальству. Кроме того, серое вещество увеличивает объем слов в общении с охраняемым, тогда, когда нужно пользоваться всего тремя словами: Да. Нет. Запрещено! И не беда, что от такого общения и заключенный тупеет. Это же прекрасно – жаловаться не будет ни устно, ни письменно – слов не будет хватать!.. Служба – не бей лежачего! Опасности для жизни – никакой! Питание – самое распрекрасное. Чины растут, жалованье – тоже. Через восемь лет – они уже офицеры: Власьев —капитан, Чекин – поручик…
Пока мы оставим на какое-то время двух скучающих офицеров-тюремщиков. Время действий их еще наступит, а вернемся к тому, как рождался сам «заговор».
Смерть Анны Иоанновны
Брачные союзы для дочерей царя Ивана, задуманные и осуществлённые его братом Петром Великим несли в себе для России разрушительную энергию. Естественно, поступая так, государь и предполагать не мог, что всё это так обернется для государства, которое он любил и для которого не щадил ни сил своих, ни своего здоровья и самоё жизни, не щадил жизни своих сотен тысяч подданных. «Окно в Европу было прорублено», но путь туда после смерти императора напоминал дорогу с односторонним движением – хлынул поток в Россию искателей денег и чинов. Титулов у самих искателей счастья порою было достаточно, поскольку владетельных персон, имеющих право на ношение приставки «фон» – зашкаливало, а земель, их содержащих – катастрофически не хватало!. Не имея возможности жить за счет доходов от земли, они продавали шпагу и руку, ее державшую, тому, кто мог заплатить за них. Спрос на них пока ещё был в России. Не потому ли, в присутственных местах Санкт-Петербурга немецкая речь звучала чаще русской? Засилье немцев в столице было пугающим, а недовольство немцами за её пределами недопустимым.
Император Петр окошко
Нам в Европу прорубил
Из куля нас да в рогожку
Превратить не стало сил.
Дверью то окно не стало
Нет замка, чтоб закрывать —
Лезет к нам врагов немало,
Почитай, – большая рать…
Не пахать пришли да сеять,
Не пришли, чтоб подсобить,
А пришли на нашу шею
От заботы их знобит.
Мы умом что ль оскудели?
Или силы боле нет?
Что же мы, на самом деле
Терпим их так много лет!
И когда их с шеи сбросим?
Сколько ждать нам той поры?
Есть и вилы, есть и косы
Есть дубины, топоры!
Истины ради, следует сказать, что многие из иностранцев верой и правдой служили России и вошли в её историю в качестве русских государственных деятелей. Среди них был и второй сын герцога принц Антон Ульрих Брауншвейг-Беверн-Люнебургский. Он родился 28 августа 1714 г. Рос и воспитывался при дворе своего отца, в воспитании принца преимущество было отдано военным наукам. В феврале 1733 года, когда ему исполнилось18 лет, он появляется в России. Здесь ему пообещали командование кавалерийским полком. Однако у российской стороны были на него и другие виды, которые до поры до времени официально не разглашались.
Императрица российская Анна Иоанновна, правящая в ту пору, уже обдумывала будущее своей любимой племянницы Анны Леопольдовны. Родилась девочка в Ростоке в зимний декабрьский вечер 1718 года. Родителями её были: Карл Леопольд, герцог Мекленбург-Шверинский, и герцогиня Екатерина Иоанновна, дочь царя Иоанна V Алексеевича и царицы Прасковьи Федоровны. И была она тогда не Анною, а Елизаветой Екатериной Христиной. Анной она стала называться после принятия ею православия в 1733 году. А до этого, одиннадцать лет проживая в России, она носила то имя, которое дал ей пастор лютеранской церкви Семейная жизнь родителей сложилась неудачно, поскольку в ней не было не только любви, но и обычного уважения – «расчетливая брачная дипломатия» Петра I оказалась на поверку, ошибочной. Сочувствуя дочери, вдовствующая царица Прасковья Федоровна, жена царя Ивана V, пригласила дочь и внучку, в которых души не чаяла, в Россию. Приехали те в 1722 году, да так в России и остались.
Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба внучки русского царя и дочери Мекленбургского герцога, если бы не события зимы 1730 г., когда на российский трон взошла их родственница – Анна Иоанновна.
Бездетная Анна Иоанновна, вне всякого сомнения, очень любила и сестру, и племянницу. Уже с момента воцарения Анны Иоанновны иностранные дипломаты в своих донесениях уверенно сообщали, что именно Мекленбургская принцесса немецко-русских кровей будет объявлена наследницей престола. Впрочем, официально императрица никаких намерений относительно принцессы долгое время не высказывала. Той исполнилось только четырнадцать лет, так что спешить было некуда.
Будущий жених принц Брауншвейгский проходил «русскую акклиматизацию» Времени он даром не тратил, активно занимаясь самообразованием, регулярно посещая манеж и упражняясь в верховой езде.
Вскоре он был зачислен на русскую службу в звании полковника кирасирского полка..
Как хорошо и как приятно
Полковникам стать кирасиров.
Мундир с кирасою красивой
И орденов российских пятна.
Понимал немецкий принц, что без отличного знания русского языка ему не обойтись, Для него этот язык был исключительно сложным, но он его одолел, довольно скоро научившись говорить, читать и писать по-русски.
К тому времени, когда императрица Анна Иоанновна решила выдать замуж Анну Леопольдовну за принца Брауншвейгского, тот успел стать известным боевым генералом, участником нескольких походов в войне с турками. При взятии легендарной крепости Очаков летом 1737 г. принц проявил незаурядную личную храбрость, отмеченную командующим фельдмаршалом Б. Х. Минихом и другими важными персонами.
В 1738 г. за весомые заслуги принц был пожалован высшими орденами Российской империи – Св. Апостола Андрея Первозванного и Св. Александра Невского. Позднее пришлось Антону Брауншвейгскому и с татарской конницей сражаться на берегах Днестра.
Догадывался ли принц Брауншвейгский о замыслах императрицы? Полагаю, что догадывался…
2 июля 1739 г в Большом зале Зимнего дворца происходила торжественная церемония: принц Антон Брауншвейгский в присутствии титулованной знати, придворных и иностранных дипломатов, просил Её Императорское Величество вручить ему принцессу Анну в супружество, обещая беречь ее «всю жизнь с нежнейшей любовью и уважением». Помолвка принцессы Анны Леопольдовны и принца Антона Ульриха состоялась, и о том жители северной столицы узнали 3 июля всё того же 1739 года, когда в церкви в честь Казанской иконы Божией Матери совершилось торжественное бракосочетание принца Брауншвейгского и самой завидной и богатой невесты России, принцессы Анны Леопольдовны. По совершении таинства брака прогремел пушечный салют. Войска на улице открыли беглый огонь в воздух из всего, что могло стрелять. Вечером начался бал. Улицы, дома и дворцы столицы осветились огнями праздничной иллюминации. Казалось, что в городе возник невиданный по размерам пожар.
Празднества продолжались целую неделю, все дни и вечера которой были заполнены банкетами, салютами, балами, концертами, маскарадами. В первый и последний вечера праздничной недели на улицах били фонтаны с вином для народа, которому, по словам очевидца, «пред сими фонтанами жареный бык с другими жареными „мясами“ предложен был». В полусумраке летней петербургской ночи возле императорского дворца на берегу Невы полыхали дивные огни грандиозного фейерверка.. Праздники закончились, жизнь при императорском дворе вошла в свое русло, но все взоры теперь обращались к форме и размерам живота племянницы Анны. А он свидетельствовал о том, что следует ожидать появления ребенка.
12 августа 1740 г. у Анны Леопольдовны и Антона Ульриха родился долгожданный сын. Высочайшим Указом Её Императорского Величества Анны Иоанновны было повелено: во всех храмах России служить благодарственный молебен с колокольным звоном, а если возможно, – то и с пушечной пальбой. Новорожденного в честь прадеда нарекли Иоанном Мечта бездетной императрицы осуществилась: родился, как по заказу, мальчик, он был здоровым и крепким! Покой династии был обеспечен, и Анна, став восприемницей новорожденного, тотчас засуетилась вокруг него. Для начала она отобрала Ивана у родителей и поместила его в комнатах рядом со своими. Теперь и Анна Леопольдовна и Антон Ульрих мало кого интересовали – свое дело они сделали. Однако понянчить наследника, заняться его воспитанием императрице Анне не довелось: события при дворе закрутились неожиданно и стремительно, приняв поистине фантастический характер. Известный российский поэт-декабрист Кондратий Фёдорович Рылеев, повешенный в числе пяти в Петропавловской крепости, использовавший в своём литературном творчестве эпизоды российской истории, писал в «Видении Анны Иоанновны» о том, что незадолго до её смерти императрице явился призрак казненного ею реформатора князя Волынского, да не просто призрак, а лишь голова.
Историки отрицают явление головы Волынского, но свидетельствуют о более сенсационном событии: императрице Анне Иоанновне являлся призрак двойника её, и не один раз.
Впервые о «невероятном» стал говорить в сентябре 1740 года. Придворные слуги – истопники, камер-лакеи и часовые заговорили о том, что стали видеть по ночам в тронном зале Зимнего дворца женскую фигуру, как две капли воды похожую на императрицу. Фигура задумчиво, не торопясь, расхаживала в короне и порфире.
5 октября 1740 года прямо за обеденным столом у императрицы начался сильнейший приступ болезни. Придворный врач дал два каких-то порошка, позволившие государыне прийти в себя. Императрица слегла в постель.
Того же дня, 5 октября Бирон созвал совещание виднейших сановников. Проливая потоки слез, терзаясь скорбью о здоровье государыни, он стал говорить о судьбе России, которой грозило несчастье из-за малолетства Ивана Антоновича и слабохарактерности Анны Леопольдовны. В конце своей тщательно продуманной речи он сказал, что управление государством необходимо вверить опытному человеку, который «имеет довольно твердости духа, чтобы непостоянный народ содержать в тишине и обуздании.
Все понимали, что при жизни императрицы, выдвигать регентом кого-либо, кроме Бирона опасно. Поэтому все наперебой заговорили о том, что на роль правителя не видят никого, кроме самого Бирона. Бирон стал деланно отказываться… И тут Алексей Бестужев-Рюмин, занявший место Артемия Волынского в Кабинете министров по воле Бирона, прибег к извращенной форме подхалимажа: он резким тоном, довольно грубо упрекнул Бирона в неблагодарности к России – стране, которая принесла ему славу, достаток и которую он теперь бросает в отчаянном положении.
Только скромность не удел вельмож,
Ведь у них желаний слишком много:
Что ни слово, то сплошна ложь,
Служат Люциферу, а не Богу…
Бирон устыдился и дал согласие быть регентом, но только с условием, чтобы это решение было принято всеми высшими чинами империи. На другой день коллективная петиция с просьбой о назначении регентом Бирона была готова, причем первым ходатаем перед императрицей за Бирона был фельдмаршал Миних.
Но неожиданно Бирон встретил препятствие со стороны… самой Анны. Выяснилось, что она не собирается отправляться в лучший мир, а также подписывать какое-либо завещание. Она, женщина суеверная, боялась, что, как только она подпишет завещание, то вскоре и умрет. Неожиданную твердость проявила и Анна Леопольдовна, которая заявила Бирону, что просить императрицу о составлении завещания не будет, ибо не сомневается, что тетушка и без особых хлопот обеспечит будущее Ивана Антоновича и его семьи. В итоге для Бирона дело стало приобретать неблагополучный оборот – если императрица умрет, не подписав завещание в нужной ему редакции, то регентами наследника престола Ивана, скорее всего, станут его родители, а не он.
Вот тут уже пришлось самому Бирону, стоя на коленях, упрашивать императрицу подписать завещание. Он не покидал комнаты Анны до тех пор, пока та не подписала указ о назначении Ивана наследником престола и объявлении Бирона регентом до семнадцатилетия юного императора Ивана VI. Герцог мог вытереть пот со лба – его старания удались… но счастье, как оказалось позднее, было таким коротким.
Через три дня, 8 октября, часовой и дежурный офицер собственными глазами увидели императрицу на троне при всех регалиях, о чем и сделали в журнале дежурств соответственную запись. С этой записью естественно, ознакомился Бирон, обладавший всей полнотой власти при Анне Иоанновне. Он-то ведь точно знал, что императрица в это время в тронный зал не заходила, а спала в собственной опочивальне.
И тогда Бирон отдает приказ: стрелять в самозванку, «буде она объявится».