Странные истории

Хотел я тогда увидеть самого Чумака, связи-то у меня редакционные были. Через друзей связался с первым каналом телевизионным в Москве, вышел на общих знакомых, а те и говорят: «Чумака вы не достанете, у него в Москве ни одна квартира. Где он, живёт никто не знает, а там где официально проживал, люди день и ночь караулят. Кто ждёт, чтоб спасибо ему за излечение сказать, а кто и «спасибочки». У нас тут мешки писем от телезрителей с негативом, а мы в эфир ничего дать не можем, запрещено».

Не верилось мне, что редакция телеканала негатив, как последствие выступлений Чумака, скрывает. Потом решил, что дело это тёмное и звонить в редакцию перестал. Однако, книги по экстросенсорике продолжал читать, хотелось выйти на некую тайну, в этом деле скрытую. Узнать, как можно на расстоянии лечить? Мысли в моей голове ютились положительные.

Иногда, правда, посещала меня неразрешимая мысль: «Как это так, один и тот же человек может и вылечить, и искалечить?» От такой мысли у меня в голове сумбур начинался. Думалось: «Это от того, что мало знаю. Один и тот же врач может и вылечить, а может и болезней прибавить, это всем известно» А раз так, то литературу по экстрасенсорике стал не просто почитывать, а штудировать, да стал пытаться выявить в себе скрытые возможности заодно. Вдруг и во мне «чумак» сидит? Ведь пишут же, что в каждом эти силы есть, только проявить их требуется. Вот я и старался.

Хорошо, что тогда никого в себе не откопал, ни «Чумака», ни «Кашпировского», Бог не допустил. Погиб бы, обязательно погиб. Затянула бы меня эта чертовщина. Видно насчёт меня у всевышнего другой промысел был. Я его вскоре и узрел.

Тут ни с того, ни с сего самого меня болезнь прихватила, да такая, что врачи ничего и определить не могут. На глазах стал таять. Один знакомый пообещал с главврачом лучшей клиники города свести. В определённый день, набиваем дипломат коньяком, какого я в жизни не видел, закусью разной, что слюнки потекут, и к этому главврачу. Дверь на ключ, дипломат на стол. Тогда с продуктами-то никак было, шаром покати, ни дорогих, ни дешёвых. Знакомый всё устроил.

Смотрели меня врачи этой клиники и за страх, и за совесть одновременно. В каждую щёлку во мне заглянули. После всех процедур приходим вместе с заведующей отделением к главврачу. Тот глаза поднял, а она рапортует, что де здоров как в двадцать лет, хоть в десантные войска отправляй.

После такого диагноза я совсем закручинился. Я жить не могу, а они – здоров как бык. Тут я готов был хвататься за любую соломинку, лишь бы живым остаться.

Товарищ, что меня в своё время йоге учил, посоветовал пройти по системе оздоравливающего голодания. Это у них в этой самой йоге такое голодание есть. Я согласился. А как же не соглашаться, жить то хочется.

Помню, клизмами весь живот промыл, голодаю. Товарищ говорит, что десять дней голодать надо. Терплю, кроме воды в рот ничего ни-ни. Я все требования товарища выполняю. Первые три дня очень есть хочется. Потом эти инстинкты гаснут и уже ничего не хочется, лежишь на диване и лежишь. Наконец эти десять дней прошли, а я как болел, так и продолжаю болеть. Плюнул я на эту йогу, повезли меня родные по бабкам, да по дедкам. Проверяли меня и на нитки, и на спички, и на обручальные кольца, и на карты,– «порченый», говорят, а сделать ничего не могут. «Что ж это, – думаю, – за сила такая, что никто и излечить не может?»

После этих поездок я совсем закручинился. Апатия напала, безразлично всё стало. В общем, лежу я дома на диване, в потолок смотрю, а мысли одна мрачнее другой. И тут по телевизору объявляют, что в городе Балаково состоится всероссийский съезд экстрасенсов. Я к директору. «Владимир Иванович, направь в командировку? Это ведь рядом». Тот, добрая душа, приказ написал. Я, в автобус и туда. Думаю: «Может там, кто и отыщется, кто из меня хворь изгонит, бишь эту самую порчу? Экстрасенс же помог моему сыну, а там их сотни съедутся, один сильнее другого, глядишь, и найдётся для меня лекарь».

Приезжаю в Балаково, в гостиницу устроился и на регистрацию. Дворец огромный, зал битком набитый. Нашёл я свободное местечко, сижу. В первый день доклад прочитали, затем, уже на другой день, прения начались, а в третий, значит, должны приехавшие работать по секциям. Сижу, слушаю, в тетрадь всё строчу, по привычке. Всё что не говорят, одно интереснее другого, аж дух захватывает.

С соседкой познакомился, дородная такая женщина, оказалось, что мы из одного города. Она тоже экстрасенс. Приехала диплом получить. Этот диплом вроде, даёт право лечить больных. Так, не так, не знаю. Только она и говорит мне:

– Ты что думаешь, сюда все эти люди, она кивнула на собравшихся, учиться приехали экстрасенсорике, опытом делиться?

– Да, – говорю, А она в тон мне и в рифму,– «Балда. Вот тебе и да. И откуда ты такой шелкопёр выискался?» Я ей, дескать, так и так, лечиться приехал. Она в ответ рассмеялась и говорит:

– То-то меня знакомцы спрашивают, откуда ты взялся, не со мной ли?– И тут же в лоб спрашивает.– У тебя дома жена, дети есть? Я всё как на духу и про жену, и про сыновей. Она на это только улыбнулась и говорит:

– Не знаешь, куда приехал. Держись за мою юбку и не отходи, иначе тебя твои дети не дождутся, слопают тебя в этом зале, и поминай как звали. Ты не смотри на эти «добренькие» физиономии, здесь, знаешь, какие акулы сидят, без крыши никак нельзя. И ты здесь не один такой дурак.

«Вот,– думаю,– попал, как кур в ощип». Хотел уж бежать, да болезнь моё желание пересилила.

Иван Петрович вдруг замолчал, покусал ус, нахмурился. Видно воспоминания ему давались нелегко. И не потому, что он не мог вспомнить, а потому, что подходил он в своём рассказе к такой черте, за которую не каждому дозволяется зайти. И он раздумывал: «стоит ли мне рассказывать некие пикантные подробности или не стоит?» Я его не торопил. А он вдруг сказал непринуждённо:

– Пожуём что ли?– и ловко выудил из своей сумки съестное и положил на откидывающийся столик. Его примеру последовал и я.

Мы ехали уже по другой области, дорога здесь была значительно лучше и автобус почти не трясло. В окно мерно вливался морозный рассвет. Солнце, закрытое сизой дымкой, едва проталкивало свои блёклые лучи, кое-как освещая крутой косогор и на нём кучку рыжеватых сосен. На одной из макушек которых, будто примёрзшая, сидела какая-то птица, наверное, ворона. За окном была почти настоящая зима.

4.

Сосед угостил меня картофелем в мундире. С солью, он был весьма хорош. А ему понравился мой самодельный томатный сок. В моём животе перестало урчать. После обеда Иван Петрович, сразу расслабился и его, как я понял, потянуло на более откровенный разговор.

– На второй день, – начал он, – идём с моей покровительницей по фойе, а там очередь стоит. Я поинтересовался, зачем очередь?

– Диагностируют, – ответил усталый женский голос. – Что у кого болит определяют…

Я заинтересовался. Подумал: «В больнице не определили, может быть здесь чего скажут?»

– Я здесь приторможусь,– сказал я покровительнице. За давностью лет, я уже забыл как её звали и для удобства в рассказе, я дам ей вымышленное имя «Валерия».

На это моё заявление, она сказала, что вольному – воля, но она категорически не советует, ибо неизвестно, чем всё это дело обернётся. Я же, настоял на своём и остался.

Диагностировала больных молодая девушка, лет двадцати пяти, не больше. Весь диагноз длился не больше трёх минут. К ней подходили, она делала пассы рукой вдоль туловища, и говорила диагноз. Диагноз не был конкретным и, как я понял, медицински точным. Она просто называла болеющий орган и всё. Некоторых, в том числе и меня, она отсадила в сторону, попросив подождать окончания сеанса.

Я сидел и мучился в догадках: « Зачем меня оставили, что за причина?» – Теперь-то я знаю, что это была за причина, а тогда не знал. После того, как очереди не стало, Наташа, так звали, мою новую знакомую, повела нас на квартиру, Она её снимала, в лечебных целях, неподалёку от гостиницы, чтобы приезжим было удобно. Мы прошли парк с большими толстыми вязами и тут же очутились около старой пятиэтажки. Поднялись на четвёртый этаж и постучали в дверь. Нам открыла весёлая симпатичная небольшого роста женщина и сбиваясь на южнорусский говор, пригласила в комнату.

«Интересно, что это за лечение? Что за диагноз?»,– думал я, оглядывая прихожку и часть зала. Всё было как у всех, ничего лишнего. Только длинная скамья в прихожей, выдавала, что она здесь стоит не случайно и приспособлена для отдыха, таких как я – бедолаг. Хозяйка ушла на кухню и о чём- то там разговаривала с Наташей вполголоса. Затем они поставили на порог, отгораживающий кухню от прихожей, стул, посадили на него одну из пришедших женщин и стали священнодействовать.

Я, правда, ждал чего-то особенного, но всё, как мне показалось, сводилось к банальной отливке воском. Почему банальной? Да потому, что уже так отливали сына, отливали и меня, но ничего из этого не вышло. Сын тогда, продолжал заикаться, а я теперь продолжаю болеть. В общем, я так и сказал Наташе. Она посмотрела на меня, прищурив свои красивые, кошачьи глаза, и медленно ледяным голосом проговорила:

– Помолчите, коли не знаете,– а потом добавила укоризненно. – Я за этот сеанс с вас ничего не возьму, если вы сумеете вот так же бойко, как разговариваете, дойти отсюда до гостиницы? – Она лукаво и, немного с издёвкой, улыбнулась. Я поймал на себе осуждающие взгляды окружающих.

– Ваша очередь садиться,– сказала она мне. Указывая на пустой стул. Я поймал себя на мысли, что не отследил, как предыдущая пациентка сошла со стула и села на лавку. Видно голова в это время была занята совсем мыслями не о лечении.

– Ладно, хрен с ней, сяду, раз брать ничего не собирается, а уж завтра не приду, дудки,– подумал я.

Наташа прочитала надо мной какие-то молитвы, затем взяла ковшик с растопленным воском и вылила его над моей головой в чашку с водой. После чего посмотрела на затвердевший воск и проговорила:

– Тоже мне герой! Ты в живых сначала останься. – На меня зашикали и укоризненно посмотрели уже все жаждущие лечения.

После отливки воском, нас в гостиницу сразу не отпускали. Надо было ждать, когда проведут процедуру отливки над всеми. Из квартиры должны были выйти все сразу. Наконец сеанс отливки окончился и мы столпились около выхода. Я чувствовал себя сносно.

– Храбрые есть?– спросила Наташа,– и продолжила,– кто храбрый? Становись вперёд и выходи первым.

Женщины жались и не хотели выходить первыми. Я, недолго думая, встал впереди всех, за мной молодой парень, дальше выстроились женщины. После услышанного, они оробели и сникли…

– Чего увидите на лестничной площадке и ниже по этажам, ничему не удивляйтесь и ничего не бойтесь,– сказала Наташа и открыла дверь.

Я шагнул за дверь первым. Две спаренные лампочки тускло освещали площадку четвёртого этажа, выхватывая из темноты перила убегающих вверх и вниз лестничных пролётов. И тут я остановился как вкопанный, волосы, помимо моей воли, сами поднялись на голове, а за воротником пробежал холодок. С десяток, очень больших чёрных, пушистых кошек, сверкая жёлтыми горящими глазами и стукая большими когтями, ринулись от двери вверх и вниз по перилам. По окрасу они были все одинаковые, серые. Но, откуда они здесь? Как они собрались в этом подъезде? Так вот, значит, о чём нас предупреждала Наташа. Чертовщина какая-то. Новые «Вечера на хуторе близ Диканьки». Рассказать – никто не поверит.

Сзади на нас с парнем напирали, торопясь выйти, а мы с ним и одна женщина, что шла следом за нами, остановились. Кошки разбежались очень быстро и те, кто выходил позже, их уже не видели.

Я вышел на улицу. Морозный осенний воздух, наполнил грудь, выдавив оттуда запах топлёного воска, ударил в виски, отчего голова немного закружилась и я, чувствуя, что едва держусь на ногах от угнетающей слабости, обнял ствол ближайшего дерева.

До гостиницы было не больше двухсот метров, но я не мог преодолеть эти несчастные метры. Я падал, вставал, цеплялся за сучки и ветки и думал только об одном: «Надо во что бы то ни стало дойти. Обязательно дойти.» Я вспомнил слова Наташи: «Я за этот сеанс с вас ничего не возьму, если вы сумеете вот так же бойко, как разговариваете, дойти отсюда до гостиницы?». «Откуда она всё это знала,– думал я, – что за чертовщина?» Перед глазами, то растекалось какое-то марево, то возникали смеющиеся глаза Наташи и слышался её голос: «Ты дойди до гостиницы! Дойди! Герой». Но Наташи рядом не было, не было никого, но явно доносились голоса, много голосов, сверху, сбоку, сзади…

Смутно помню, как напрягался, переставляя ноги, они были неимоверно тяжёлые и неповоротливые, как не мои, тело обмякло и с большим запозданием отзывалось на команды.

В гостинице меня встретила Валерия.

– Да не рассказывай, всё знаю,– отмахнулась она. Все мы тут одинаковые, только прибамбасы разные,– и ушла в свою комнату. Мне было неловко перед Валерией и я твёрдо решил завтра не идти к Наташе. Голова раскалывалась и ещё нужно было как-то заставить себя уснуть.

На следующий день я увидел в гостинице Наташу и остолбенел. Оказывается, она жила со мной на одном этаже и комната её была радом с номером Валерии. А я -то думал, что она живёт в пятиэтажке.

– Ну, что, не хочет тебя старуха от себя отпускать?– и она кивнула на дверь Валерии. – Не желает, ох, не желает! – Затем распахнула дверь своего номера и сказала:

– Заходи! – Женщины, сидящие в коридоре, около её двери зашушукались. Наташа прошла к окну, села в кресло и закурила. Она была чертовски привлекательна в своей манере вести себя. Она говорила со властью в голосе и в то же время ласково. Тембр её голоса, напоминал журчание весеннего ручья: настырного, строптивого и в то же время весёлого.