Маньяк, похожий на меня. Детективные рассказы и повести

Настоящий бард никогда не ударит соратника гитарой по голове – инструмент пожалеет. Но если Виктор Сергеевич Светлов склонится ещё чуть ниже, Вадим Марецкий вцепится ему в горло зубами. Труп ответственного за поход обнаружат страшно изуродованным.

И на здоровье! – мысленно прибавил Брославский. Мне-то это всё зачем?

Выручила умница Майя, очевидно, привыкшая к выходкам старших товарищей. Она спросила здравым голоском отличницы, просящей разрешения выйти из класса во время контрольной:

– В этой деревне есть магазин? Лев туда сбегает, вы ему только объясните, как идти… Мотанёшься, Лев?

– Куда ж деваться бедному еврею? – философски заметил Миша Левин, отрываясь от созерцания дорожки муравьёв, найденной в траве. Миша поднялся на ноги, отряхнул шуршащие адидасовские штаны и вытянулся перед Майей по стойке «смирно». Отрапортовал: – В нашей, деревне, барыня, всё есть, вона как оно! Куды итить-то? Мы шли-то сюды откель? Там мы шли?

Для пущего смеха Левин указал в глухую чащу, где километров на двадцать не найдёшь ничего, кроме болота. Светлову это понравилось. Когда спутники не забывают, что он тут самый умный и ответственный, да ещё и за солью бежать придётся кому-то другому, это приятно, это правильно.

Виктор Сергеевич Светлов взял нерадивого школьника за плечи и слегка развернул:

– Вот тропинка. От дзота надо повернуть налево…

– Не дзот, а дот, – эхом отозвался из под сосны Марецкий. – Это во-первых… Дзот – это когда из земли и брёвен…

– Кто, простите, из земли и брёвен? – спросил Левин и посмотрел на окружающих с истинно еврейским простодушием. Это понравилось Светлову ещё больше.

– Помнишь, мы мост через речку переходили? Потом по тропинке наверх поднялись. Там такой муравейник ещё здоровый стоял…

– Бывают муравейники больные… – иронически усмехнулся Марецкий. Светлов шутку проигнорировал.

– Там напротив какие-то камни валялись среди деревьев, – вспомнил наблюдательный Левин, – железобетонные. Майка ещё спросила, что это, а я не знал.

– Это и есть дот. Вадим меня верно поправил, это взорванный финский дот.

– А на нём написано, что он финский? – Марецкому хотелось дискуссии, может, даже скандала, и скрытые намёки на примирение он решительно отвергал.

– Вадя, – ласково напомнил Светлов, глядя не под ноги, а в небо за ветвями сосны, – я, между прочим, объясняю Михаилу, как он пойдёт за солью в посёлок. Чтобы тебя не тошнило. Если не нужно, так прямо и скажи… Так вот, это не камни там. Это обломки толстых стен из железобетона. В финскую войну там стояли пулемёты. Бомбу кинули или после войны взорвали, этого уж я не знаю, но так там эти глыбы и лежат, слева от тропинки. Дот. Долговременная огневая точка.

Майин смех прервал лекцию по краеведению. Когда строгая школьница Майя смеётся, она удивительно хорошеет.

– Вот она, соль! Угадайте, где? Её этот ваш Брюс к себе в рюкзак уложил зачем-то…

Все дружно поглядели на далёкую ольху, где, вцепившись в нижнюю ветку руками, мерно покачивался Брюс. Он прекрасно там смотрелся в своей пятнистой рубашоночке полувоенного образца, но прыгнуть вниз под обрыв пока не решился.

– Смелый мальчик, – уныло сказала Таня.

– На вокзале, – сообщил Саша Брославский, который, пока суд да дело, успел уже прочно закрепить палатку, закинув пару бечёвок на сосновые сучья, – этот мальчик шуровал в рюкзаках и бормотал что-то о рациональном распределении груза.

– А деньги-то у всех целы? – спросил Левин и даже перестал улыбаться.

Марецкий вновь стащил наушники, решительно, как оживший мертвец, поднялся с земли и критически осмотрел ладони, испачканные зеленью и истыканные сосновыми иголками.

– Во-первых, Миша, – сообщил он холодно, – такими обвинениями не кидаются. Я Брюса привёл, так ко мне с претензиями и обращайтесь. Он, может, не такой умный, как ты, Миша, и не такой гениальный, как Витька Светлов. Но что он не вор, это я ручаюсь.

– Никто не говорит, что он вор, – сказал Светлов, пожав плечами, – но трепач он каких свет не видывал.

– А может, мы не будем про моего друга гадости за глаза говорить? Ему семнадцать лет, а в семнадцать лет мы все были идиотами.

В отдалении Брюс неуклюже свалился с дерева и исчез из поля зрения.

– У него по каратэ пояс, – с преувеличенным уважением сказал Левин. – Он мне сам рассказывал, когда в автобусе ехали. Чёрный? – спрашиваю. Нет, пока только синий. Кристальной честности человек.

– Тебе ещё повезло, – хмыкнула Майя. – Мне он в электричке успел вкратце обрисовать, как утратил девственность в восьмом классе с учительницей физики.

– Да я его убью вообще! – расхохотался Левин и, шурша «адидасом», кинулся Майю душить. – И тебя заодно! Когда ты успеваешь со всеми поговорить о сексе, несчастная?

– Соль просыплешь! Отвали от меня, Лев! Отвали! Тебе семнадцать лет! Ты идиот!

«Теперь понятно, как погибнут все шестеро участников первого и последнего похода в лес студии авторской песни „Бригантина“. Майя окажется задушена, а тело её – завернуто в зелёный полиэтилен и сброшено в речку. Его обнаружат много дней спустя, ниже по течению. В маленьком городке Твин-Пикс».

Саша Брославский завязал последний узел на сосновом сучке и для верности постучал по туго натянутому брезенту. Теперь в палатке можно жить.

«Славные они все ребята, – подумал Саша. – Умные, воспитанные, вежливые. И надо было этих славных ребят сразу гнать в шею, непосредственно с порога. Всех четверых…»

Они припёрлись позавчера, все вчетвером. Похожий на умную собаку Левин, Майя, очкастый Толя, которого по причине бороды и могучего сложения легко можно было принять за отца или даже деда всех остальных, хотя был он не старше Вади Марецкого. Золотистая гитара торчала над рыжим Вадиным затылком, как покосившийся нимб, и задевала за все двери.

Саша Брославский мирно сидел за столом в учебном классе туристического клуба и шил себе из верёвки страховочную обвязку для лазанья по скалам. Летом всегда можно выбрать день-два на подгонку экипировки, лишь бы никто не мешал.

– Привет! – нагловато помахал рукой Марецкий и, широко улыбаясь, пространно объявил: – Мы ваши соседи, из юношеской студии любителей авторской песни «Бригантина»!

– Вижу, – коротко сказал Саша Брославский. Ожидаемого восторга он не проявил, и это сразу задело Вадима Марецкого. Вадим погасил улыбку и суховато потребовал:

– Нам бы Аркадия Павловича повидать.

– Нету Аркадия Павловича, – сказал Саша. Руководитель турклуба Аркадий Павлович Коваль уже второй месяц лежал в больнице после очень неприятного инфаркта, но Саша плевать хотел на суеверия и постарался вложить в ответ побольше трагизма. Авось, извинятся и уйдут…

Не помогло.

– Мы знаем, что Аркадий Палыч болен, – сказала Майя с таким видом, как будто только что вернулась из операционной, – и желаем ему скорейшего выздоровления. Может, нам поможете вы? Мы, простите, не знаем, вашего имени-отчества…

– Моё имя-отчество – Саша Брославский, – сказал Саша Брославский. – Можно просто – Александр. Да вы присаживайтесь.

– Спасибо, Александр. «Бригантина» идёт в поход…

– Дело хорошее, – сказал Саша и потёр ладонью коротко остриженный затылок. Он сразу почуял, что дело пахнет керосином. Когда любители авторской песни собираются в поход, настоящему туристу лучше не находиться поблизости. Надо просто пожелать ребятам попутного ветра.

– Мы пришли, чтобы задать вам всего один вопрос: чего нельзя делать в турпоходе?

Левин сел напротив и смотрел на Сашу с той иронией, как обычно смотрят умные школьники на молодых учителей. Майя тоже села. Марецкий внушительно стоял, сунув руки в карманы, ибо не хотел снимать со спины красиво висящую гитару. Толя скромно отошёл к стене, протёр очки бумажной салфеткой, достав её из кармана, и теперь разглядывал мутные старые фотографии каких-то людей на лыжах.

– В походе нельзя играть на гитаре, – вежливо ответил Саша. – А лучше вообще её с собой не брать.

Улыбки окончательно исчезли с лиц непрошеных гостей. Они пришли, чтобы услышать какой-то совсем другой ответ, но Брославскому и на это, в общем-то, наплевать. Толя потёр бороду ладонью и осторожно уточнил:

– А почему?