– К тебе какая-то женщина, – сказала она.
– Ну, наверное, агент по продажам, – удивляясь непонятному замешательству Нины, откликнулся он и направился к входной двери. Ничего в его душе не дрогнуло.
На пороге стояла Юля.
– Ты что, не узнаешь меня? – со своей легкой надменностью спросила она.
– Заходи! – пригласил Иосиф.
Миновав Нину, оставшуюся на кухне у плиты, они прошли в салон.
– Это кто? – шепотом спросила Юля, когда они присели на диван.
– Это моя жена, – ответил Иосиф.
Будущего в пределах ближайшей минуты он представить себе уже не мог.
– Ты голодная? – спросил он, понимая, что «голодная» – это не то слово.
– Я ночевала сегодня на цементном полу на какой-то стройке в Иерусалиме и вдруг подумала: «Осик», – ответила Юля.
Иосиф закрыл глаза. Это надо было еще осознать, что Юля, по-видимому, стала бездомной. Потом поинтересовался:
– А где твои картины?
– Картины украли.
Тогда он и вовсе закрыл ладонями лицо. Потом очнулся:
– Давай ты для начала примешь ванну.
Кухня между тем уже красноречиво гремела всеми своими кастрюлями.
– Я не могу ее не впустить, – объяснил Иосиф Нине, когда Юля, как ни в чем не бывало, не теряя королевского достоинства, словно неподалеку были ее камеристки, соизволила пройти в ванную комнату.
– Мне уехать в Самару? Прямо сейчас? Или любезно предоставишь час-полтора на сборы?
– Она поживет здесь пару дней. Выставить ее сейчас было бы бесчеловечным.
– А выставить ее через пару дней станет актом гуманизма?
– Я гостья Иосифа! – обозначила свой статус, зайдя на кухню, Юля.
– Вы не можете быть гостьей Иосифа, не будучи моей, – тут же заявила о своих правах Нина.
Иосиф никогда не верил тому, что никакое образование и занимаемые посты не могут изгнать из бывшего простолюдина хама, но вот в чем-то обратном, то есть в том, что никакие унижения не могут вытравить из человека природных аристократизма или интеллигентности, он не сомневался. Похоже, что на его кухне и сошлись сейчас в лобовом столкновении аристократизм с интеллигентностью, что в социальной истории человечества неизбежно приводит к гильотине как последнему аргументу в разрешении имеющихся противоречий.
Юля задержалась в доме Иосифа на три недели. По крайней мере ванна, стол и постель были ей на это время обеспечены. То, что эта передышка оплачивается нервами Нины, видела и Юля. Что она могла поделать? Любые попытки Иосифа и Нины социально ее пристроить не привели ни к чему. Поступить горничной в гостиницу Кесарии Юля наотрез отказалась. А ведь Нина, успешно работавшая редактором-корректором в той самой газете, в которой некогда блистал Ленский, не без труда нашла для нее это место.
– Не бойся, – сказала Иосифу Юля, – я у тебя не останусь.
– Это и невозможно, – ответил Иосиф. В конце концов, он каждый день начал напоминать ей, что пора и честь знать.
– Я беру тебе проездную карточку на поезд и автобус, кладу на нее триста шекелей, даю на руки пятьсот и отвожу тебя в любое место Израиля, которое ты укажешь.
– И еще ты купишь мне рюкзак, – сказала Юля.
Первый попавшийся рюкзак Юля, конечно, не возьмет. В том, что на поиски подходящего рюкзака уйдет несколько дней, Иосиф не сомневался. Они с утра выходили из дому и до обеда ездили по торговым центрам в поисках рюкзака.
– Вот купим рюкзак, и она сразу же уйдет, – обещал Иосиф Нине, которая уже почти с ним не разговаривала.
И настал день, когда Юля начала собирать рюкзак. Делал она это на глазах Иосифа, который сидел в кресле и не верил в реальность происходящего.
– Отвези меня к воротам крестоносцев, – повелела Юля.
Он высадил ее перед крепостью Кесарии, проводил до ворот и заплатил за вход в национальный парк. Когда Юля, не оборачиаясь, скрылась, он вернулся к машине и поехал на раскопки римской виллы, расположенной на возвышенности за пределами городской черты бывшей Кесарии Приморской. Там он присел на лавочку для отдыхающих и туристов. Предстояло обдумать происшедшее. А что тут было обдумывать? Он таки выставил ее на улицу.
– Что я с собой сделал? – вслух спросил Иосиф. – Что мы все с собой сделали?
ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА ПЕРЕД ЭПИЛОГОМ, КОТОРАЯ МАЛО ЧТО ПРОЯСНЯЕТ
Слово берет автор, и пусть читатель, насколько это возможно, не сомневается, что с ним говорит действительно тот, через кого текст романа «Гой», эпилог которого еще впереди, был явлен миру. Рене Декарт, разумеется, постарался бы усомниться и в этом, и я не стану с ним спорить, потому что в настоящий момент, когда роман близится к завершению, и сам уже со всей определенностью не скажу, я ли говорю на его страницах, когда полагаю, что это говорю я.
И все же, когда я начал сочинять роман, то понятия не имел, сколько времени это займет. Ясно было, что за день-другой вряд ли получится справиться с задачей, поставленной передо мной, кто бы ее ни поставил.
Но как быть со стихами, если во время сочинения прозы они будут приходить к автору?
Просить Музу подождать?
Это немыслимо.
Я решил, что если стихи все-таки будут приходить во время сочинения прозы, то я отдам их героям складывающегося романа. Но у героев оказалось свое мнение на этот счет. В одних случаях они соглашались принять на себя авторство, в других – нет.
И тогда я решил, что авторство всех стихов, которые придут ко мне во время сочинения романа, я оставлю за собой. Роман сочинялся с конца марта 2021 года до конца октября того же года.
Уверен, что подборка стихов, составленная из тех, что пришли ко мне в эти сроки, так или иначе будет возвращать читателя к перипетиям романа, ведь я, когда он сочинялся, жил, конечно же, переживаниями его героев. Но попробуй только поставь подборку стихов в качестве окончания романа. Ведь обязательно найдутся знатоки, которые не преминут указать тебе на то, что роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго» заканчивается подборкой стихов Юрия Жеваго.
Будьте уверены, что указали бы, хотя вряд ли сомневаются в том, что я и сам это знаю. Такова уж человеческая природа. И нужны иногда годы, чтобы приучить себя промолчать, когда появляется повод показать себя в роли знатока, попутно со всей возможной невинностью выставив автора невежей, нуждающимся в просвещении с твоей стороны. Допустить, что ты сам чего-то не понял в замысле автора, действительно бывает выше человеческих сил. А то и разумения.
Поэтому подборка из стихов Петра Межурицкого появляется перед читателем именно сейчас, когда герои романа еще не произнесли своих последних слов на его страницах. Наслаждайтесь!
ГРОЗА
Испарится город Божий,
фимиамами дымя –
с Третьим Римом будет тоже,