– Хватит тыкать меня этим выводом.
Захар, как лицо заинтересованное, с жадностью вслушивался, Хадя тоже косилась, но суть ими не улавливалась. Машка объяснила:
– Санька сказал, что спокоен за меня, что мозги у меня работают, поэтому глупостей не натворю. Надя, я сама домою. Спасибо. Идите.
Мы с Хадей не заметили, как оказались перед закрытой дверью в кухню.
– Так не пойдет, – громко произнес я. – Оставьте открытой.
– Свою закройте, тогда откроем, – донесся оттуда звонкий голосок. – Люди имеют право на личное пространство, к тому же нам совершенно не хочется слушать, как вы там… в смысле, о чем будете разговаривать.
И мы остались одни. В комнате с единственной кроватью.
Я покосился на Хадю. Ее кожа напоминала мрамор, лицо застыло каменной маской.
– Повторим трюк со звонком-вызовом?
Но мне очень не хотелось уходить. Неужели не найдется веской причины?
– Тебе нельзя уходить. – Хадя словно прочитала мысли. Мотивы были другими, решение объяснялось безопасностью, но как же я обрадовался сказанному! – Здесь твоя сестра. Если что-то произойдет…
– Что же делать? – Во мне все ликовало, но взгляд убито рухнул в пол, чтобы не выдать искр праздничного салюта.
Хадя ждала, что проблемой займется мужчина, но чувства мужчины оказались слишком на виду.
– Я буду спать на полу, – объявила она.
– Мы все отдали, постелить больше нечего.
– Не имеет значения.
– Не могу представить ситуацию, в которой парень блаженствует на кровати, а девушка ютится на полу. На полу сплю я. Точка.
Такой язык Хадя понимала лучше всего. Она собрала все, что нашлось матерчатого, получилась неровная, но мягкая подстилка. Подушку и простыню Хадя тоже отдала мне, чтобы прослойка между телом и холодом бетона получилась как можно больше:
– Мне достаточно матраса.
Мы легли полностью одетыми, как ходили дома. По полу ощутимо сквозило, с боков поддувало. Впрочем, терпимо, если сжаться в клубочек.
– Спокойной ночи. – Приподнявшись, я потушил свет.
– Спокойной.
В голове крутились мысли, вызванные невообразимой ситуацией – мы с Хадей спим в одной комнате. Одни. За закрытой дверью. Просто не верилось.
Было видно, как блестят открытые глаза соседки. Возможно, она думала о том же. Вернее, мне хотелось, чтобы она думала о том же. Она же не железная. Люди слабы. По себе знаю.
На кухне слышалась возня, затем донеслись звуки поцелуев. Молодежь дорвалась до свободы. Желание дать ремня мелким поганцам боролось с чувством собственного достоинства: как буду выглядеть, вмешиваясь в налаживавшиеся чужие отношения? На дворе давно не пещерные времена, «Домострой» отменили. Если юная парочка не будет осторожно заниматься интимным знакомством здесь под братским присмотром – кто знает, до чего они додумаются в каком-нибудь подвале или на чердаке, или куда еще занесет нелегкая. Возраст познания, ничего не попишешь.
Еще и пришлось извиняться за них:
– Прости.
Хадя странно улыбнулась.
– Я думала, что только у нас детей сводят с детства.
Не сразу до меня дошел смысл.
– Захара не родители сватали, они с Машенькой с одного двора, сами познакомились. О свадьбе даже речи не идет, они просто встречаются.
Пояснение ударило как кнутом.
– Считаешь это нормальным?
– Нет.
– Почему же не прекратишь? Если бы мой брат увидел меня так… – Лицо Хади приподнялось и указало на кухню, а новая мысль заставила глаза нервно закатиться. – Да и так, как мы сейчас, тоже…
Даже нахождение в одной комнате с мужчиной, который Хаде не близкий родственник, напрягало ее, что же говорить о смущавшей слух парочке и их чувственных исследованиях за хлипким фанерным полотном.
Я объяснил свою позицию:
– Я тоже не считаю это правильным, но я знаю сестренку. Если выгоню Захара, уйдет и Машка. Запереть в доме? Она вылезет в окно. Переживать о том, где ее носит ночью, спасать с чужого балкона или соскребать с асфальта – варианты хуже нынешнего.
Скрипнула дверь, кто-то занял туалет. У совмещенных санузлов есть большой минус – все идут туда в порядке очереди, как бы кто другой ни спешил. А мне как раз понадобилось.
– Тот самый выбор из двух зол, – довел я мысль до конца, – когда правильного ответа не существует.
– Маша это понимает и пользуется.
– Время упущено. Так, как тебя, ее уже не воспитать.
Едва туалет отворился, я появился в дверях.
Машка застопорилась, на губах возникла соучастническая улыбка:
– Тоже не спится? – Сестренка была в одних трусиках, ладони закрывали грудь. – А почему у вас тишина? Нас стесняетесь?
Меня затрясло.
– Не представляешь, как хочется тебе ремня дать.
– Все, прошли те времена.
На этот раз улыбка у сестренки вышла высокомерно-издевательской. Я с трудом преодолел позыв снова отшлепать. Она права, мы ушли из детства. Передо мной стояла современная девушка, она знала жизнь и свои права. В школе правам учат с первых классов, почему-то забывая упомянуть про обязанности. Спорить с такой – себе дороже, и я лишь тяжко вздохнул:
– Да, прошли, к сожалению. Хотя…