Один «фарватер» вёл к фанерной перегородке, возведённой, как знал уже Мирохин, подполковником-кадровиком Саломахиным по секретному договору с начальником тыла округа.
Саломахин в общем-то мог занять и пустующие комнаты. Но его боевая подруга Аллочка была стратегом. И строго приказала: «застолбить» угол коридора, а затем уж прихватывать и другую, комнатную жилплощадь. А чтоб соседу-майору не вздумалось близко даже приближаться к их законному метражу, решено было возвести забор из колючей проволоки.
Обиженный майор Серебянский в отместку обмотал «колючкой» вход в один из общественных туалетов, набил вокруг острых гвоздей, провёл электроток и навесил табличку с черепом, костями и надписью: «Частная собственность! Не входить – убьет!»
«Я сошла с ума, я сошла с ума, я сошла с ума!..» – завелся вдруг динамик, подвешенный под потолком, известной и очень надоедливой «психической» песней.
Из-за двери ближайшей комнаты послышался истеричный женский визг:
– Кобель драный! Только трахаться и жрать приходишь! Очнувшись от небольшого ступора, Мирохин зашёл в общую кухню. Чтоб убедиться в правдивости моих слов о том, что якобы электророзетка расположена под самым потолком, и ток туда поступает лишь из кабинета комендантши.
Кухня заставила полыхнуть щёки полковника. На подоконнике сидела, широко раскрыв ноги, длинноносая особа, и сладострастно охала. Ей в промежность уткнулась здоровенная собака, еле сдерживаемая огромной обрюзглой тёткой.
На всё это дело с разинутым ртом смотрела худая молодуха, стоящая в позе цапли – одну мосластую ногу она подтянула себе под самый пах. В руке ее дымилась папироска, а грудь разрывал чахоточный кашель.
Она-то первой и заметила нежданного гостя, резко заверещав:
– Полковник, пшёл вон отсюдова!
– А, полкан! Подсматривать вздумал?! – грубым мужским басом вторила ей «человек-гора», держащая овчарку. И когда полковник смущённо замер, громыхнула трёхэтажным матом, завершённым так:
– Пень глухой! Интеллигентишка поганый! На х.. тебя пошлём, и ничего нам не будет!
От такого невиданного, неожиданного, необузданного хамства кровь ударила полковнику в голову. Резко развернувшись, он бросился в мою комнату. Там он включил радиоприемник, нашел спокойную музыку. И как-то незаметно задремал.
Сквозь дрему услышал трубный глас где-то за дверью:
– Внимание! Построение на ужин! Явка строго обязательна!
Полковник повернулся на другой бок, улыбнулся:
– Какие построения, какой ужин? Это ж семейная общага! Дремоту развеял сильный удар в дверь. В ней открылось маленькое смотровое окошко, напоминающее тюремное. Оттуда выглянула, подсвечиваемая светом из комнаты, очкастая рожа комендантши Омеленко.
Эту жутковатую физиономию тут же, при виде полковника, исказила язвительная гримаса. И раздался визгливый голос:
– Ага, бл..дь, попался! Ещё один бомж заместо Ильина! Щас, бл..дина, мы с тобой разберёмся!
С этими словами комендантша просунула в окошко дряблую лапу и открыла, к вящему изумлению москвича, дверь конуры.
Ещё больше он поразился, когда эта странная мадама оказалась на пороге. То, что здоровенная златая цепь с настоящей лошадиной подковой обвивала её морщинистую шею, не особо шокировало.
А вот короткие широкие шорты ядовито-красного цвета, надетые на рыже-волосатые ноги, напоминающие свиные окорока, шокировали наповал. И всё это мухоморное безобразие сверху венчало нечто бесформенное, затянутое камуфлированной майкой с надписью «Федеральная пограничная служба».
Ну и, конечно же, на объёмистых грудях героини сверкали сразу три солдатских знака «Отличник погранслужбы» I, II, и III степени. Эти знаки комендантша автоматически потирала жабьей ладошкой, обтянутой дряблой кожицей с огромными перламутровыми когтями.
Шокировало в комендантше и другое: огромный белый бант, запутавшийся в торчащих ёжиком сильно обесцвеченных коротких волосах. Одутловатость и синюшный цвет мумифицированного лица несколько маскировали здоровенные роговые очки с сильнейшими линзами.
Может быть, эти огромные глазищи навыкате, или же странный вид пионерки-пенсионерки, или её угрожающая поза, но что-то гипнотически подействовало на полковника, заставив его пробормотать нечто извинительно-просящее:
– Это ж я, полковник Мирохин.
Комендантша явно не узнавала его:
– Пациент! На выход! Следуй за мной! Не вздумай буянить. Сопротивление бесполезно, вы окружены.
Не совсем понимая её странных слов, но чувствуя некий комплекс вины за вторжение в чьи-то таинственные владения, седой полковник покорно поплёлся за торжественно урчащей «маман».
Комендантша провела полковника в свой кабинет, озаглавленный почему-то как «Главврач». Стояло там сразу два шикарных кожаных дивана, большие напольные часы, два телевизора «Сони» с видеомагнитофонами, огромный, инкрустированный деревом стол, дорогостоящий шкафище с хрустальной посудой. И в углу – огромная икона Владимира Путина.
«Странно! Днем всего этого не было! И Путин был какой-то другой, не этот!» – подумал Мирохин.
За столом сидела черная сутулая тетка и что-то писала. К ней и обратилась Омеленко:
– Мариночка! Допиши в жалобе, что к Ильину опять бомж пришел. Из желтой прессы.
Плюхнувшись на диван, хозяйка кабинета приступила к допросу: – Кто такой? Почему проник на секретный объект без моего разрешения?
– Разрешите заводить на ужин? – неожиданно перебили её из тёмного коридора. – Проверка произведена, все люди налицо.
– Заводите в столовую, я сейчас! – взвизгнула комендантша, не сводя глаз со стоящего посреди кабинета офицера. Очень ей жаждалось продолжения допроса. Но вновь произошла заминка.
На пороге явилось юное чудо лет восьми в плавках, ластах на босу ногу, и с маской на голове:
– Разрешите понырять в душе?
– Лёшенька, лапусик! – сюсюкнула комендантша, обращая взор на ластоногое сокровище. – Ты сначала покушай, сил наберись, а потом ныряй сколько хочешь.
– Неужели у вас тут, в обыкновенном общежитии, бассейн есть? – не удержался от вопроса Мирохин. Помнил из моего рассказа, что здесь работает всего один душ. Да и тот опасен для жизни ввиду высоченного скользкого борта, из-за которого многие жильцы покалечились.
– У нас, к твоему сведению, лучшее общежитие в городе! – гордо провозгласила коменда, польщённая вниманием к достопримечательностям общаги. – Кроме огромного бассейна, здесь и конференц-зал, и парикмахерская, и зубной врач, и столовая с кухней и буфетом!
Перечисляя все это достояние, комендантша сладко прижмуривалась и загибала свои жабьи пальцы. А потом слезла с дивана и взяла Мирохина под локоток. Мгновенно позабыв о своем допросе, она сказала:
– Ха-а-ароший ты парень! Не то что твой Ильин. Всё вынюхивает, чегой-то ищет, скандалит со мной. Пойдём, я тебя накормлю!
И она завела его в столовую, переделанную из двух комнат. Обстановка здесь была прямо противоположной кабинетному раю комендантши. Три длинных неоструганных стола покрывали замусоленные скатерти. Рядом виднелись такие же неотёсанные лавки, сбитые, по всей видимости, солдатами. Больше ничего не было.
Зато на стене красовался огромный рисунок русской красавицы, держащей в руках таз с пустотелым бревном, и свисающим плакатом: «Люблю я макароны!» А вместо лица красотки была наклеена физиономия самой комендантши.
– Накорми-ка нас, дочка! – важно обратилась она к толстому созданию в белом одеянии, стоящему над медленно жующими жильцами. И добавила, наклонясь к своему гостю:
– Эт моя дочка! Красавица! Сейчас она прапорщик, но скоро будет лейтенантом. Она и здесь успевает, и в штабе. От неё балдеет главный начфин округа!
А здесь-то она кем? Шеф-поваром?
– Нет, поваром здесь мой муж, бывший прапорщик! – скромно потупилась комендантша. – А дочка – мой заместитель и финансист. Кроме того, она же – парикмахер, кондитер и зубной врач.
– Талантлива у Вас дочь! – посочувствовал Мирохин самым восторженным образом. Удивляясь про себя эдакой «многостаночности», он решил назавтра попросить в отделе кадров штатное расписание такой невиданной общаги.