– Давайте ментов позовем! Вон их машина стоит! – показал другой на ГАИшный автомобиль, стоявший неподалеку. – Это они к Пигункину приехали. Он ездил ночью пьяным, сшибал все клумбы с цветами. И орал гаишникам, что он – главный судья Старгопольского края. Орал-орал, и уснул в машине. Протокол менты все ж составили!
– Пигунков – очень опасен! – согласился первый адвокат. – Недавно он так напился, что обещал всех взорвать. Во дворе дома орал!
– Не! Ментов не надо! – попросил Коржиков. – Сейчас приедет «Скорая помощь» из военной поликлиники. Уже вызвали. Они совсем рядом тут. Полковник Пигункин их слушается!
Солдат хотел что-то добавить. Но его перебил звук выстрела. Сразу – второй. Третий!
– Где это?
Коржиков улыбнулся:
– Это с другой стороны суда. Во внутреннем дворе многоэтажки. Туда запасной ход суда выходит. Вон, смотрите, «Скорая» туда поехала! Побежали, посмотрим!
Мы покинули укрытие и ринулись во внутренний двор.
Оттуда уже слышался грозный рев Пигункина:
– Рус партизан! Хенде хох! Выходи!
Следом – выстрелы.
Военный «УАЗ – буханка» заехал внутрь двора. Вышел доктор в белом халате. Обращаясь в Пигункину, громко и спокойно сказал:
– Герр оберст! Ахтунг! Русиш партизанен мы взяли в плен! Они в «УАЗике! Гер оберст! Заходите, допрос будете делать партизанам!
Подействовало! Сначала из двери черного хода высунулась красная морда полковника. Следом пролез и сам Пигункин. Он забросил карабин за спину и пошел было к машине. Но остановился. И, расстегнув ширинку брюк, неожиданно стал мочиться на клумбу с цветами. Удовлетворенно крякнув, пошел к машине.
глава 5
ЗАКОЛДОВАННАЯ ОБЩАГА
Из военного суда я поехал в штаб пограничного округа, чтобы доложить в Москву о стрельбе «шерифа» – полковника. Ведь Ливанкин из пресслужбы вместо меня доложит. Да еще приврет с три короба!
Звонить не пришлось. В штабе меня дожидался полковник Мирохин, офицер концерна «Граница». С ним мы знакомы еще по службе в Туркмении.
– Саламвалейкум, Петро! – поздоровался он. – Опять на тебя жалоба! Теперь уже Директору погранслужбы! Я напросился ехать.
Полковник с подозрением посмотрел на меня:
– А ты меня не заколдуешь?
– Странный вопрос! А что, конторе колдуны нужны?
– Ладно, потом объясню. Пойдем в общагу. Жалобу разбирать.
Я удивился:
– Странно! Командующий округа не высказывал претензий! Откуда жалоба?
Мирохин улыбнулся:
– Потрясающая жалоба! Всем жалобам жалоба! В жизни не видал такого чуда-юда! Написала комендант вашей общаги, а жильцы подписали. Сейчас она подойдет. Поедем разбираться.
Комендант Галина Омеленко, толстуха пенсионного возраста, тут же и явилась:
– Вот он! Хам, мерзавец! Уволить его надо!
С такими же причитаниями она привезла нас к шикарному крыльцу старенькой пятиэтажки. Первый этаж мигал разноцветными неоновыми огнями. Мы вышли.
– Ого! Красиво живете! – восхитился Мирохин.
– Мы – пограничники! – гордо подтвердила Омеленко и повела нас за собой – через просторный холл на второй этаж, а затем по запасному выходу – на третий.
Там и был ее кабинет. Дубовый стол, шикарное белое кресло, шкафы и шкафчики из карельской березы. В одном углу стоял огромный флаг России. В другом – двухметроворостая икона с изображением президента РФ товарища Путина.
Комендантша истово перекрестилась, глядя на икону, и прошептала:
– Владимир, благослови! Спаси и сохрани!
Затем она уселась в кресло, язвительно ухмыльнулась:
– Ну что, Ильин? Попался?!
Я вежливо спросил:
– Галина Ивановна! Что ж не предупредили о своей жалобе? О чем хоть речь?
Комендатша продолжала ядовито ухмыляться.
– Можно ознакомиться с жалобой? Чтобы понять, в чем обвиняют! – обратился он к московскому гостю.
Мирохин достал из портфеля бумагу:
– Да, конечно! Имеешь право!
Начав читать, я тут же остановился. Удивленно глянул на Мирохина:
– Это что? Шутка такая?
Комендатша резко взвизгнула:
– Опять он меня оскорбляет! Вот видите, товарищ полковник?! Он всегда нас оскорбляет!
Хмыкнув, я начал читать вслух. С выражением, делая акцент на явных орфографических ошибках:
«Ильин нас всех закалдавал. Кроме таво, пастаяно осущиствляет напатки на женщин и дитей, ваюет с ними. А нас тироризирует! Действует на психику всех. Собатировал перепись насиления».
Я поднял глаза: