«Яйцо от шефа»

Нина. Из Ростова мы с ним.

Павел. А в Москве он на какой-нибудь угол помимо этого рассчитывать может?

Нина. Да нет у него никого в Москве.

Павел. Ну и где же он живет?

Нина. В Ростов, наверно, уехал… хотя я туда звонила, и о его приезде мне никто не сказал.

Анна. А вам не страшно, что ваш муж от вас вышел, где-то в парке на лавку присел и околел?

Нина. Обогреться он сумеет. Персонажем жалостливых романов вы его не выставляйте! Если бы стало невмоготу, он бы назад сунулся, но он не идет. Умудрился как-то устроиться.

Анна. Получается, вы абсолютно уверены, что он жив.

Нина. Жив, конечно. Чего ему замерзать в городе, в котором столько мест, где тепло. В парке околел, говорите? Ледяной ночью в парке на ночлег расположиться – сам, идиот, в своей смерти виноват. На меня вам ее не повесить.

Павел. Мы-то ничего, мы же не суд…

Нина. И прокурор не повесит!

Павел. Перед прокурором вы, конечно, чисты, но с христианской точки зрения вы преступница.

Нина. Ну уж религией-то вы меня не проймете. Мне до Бога, как до землетрясения в Бурунди… религия ими в ход пущена! За мою женскую эмоцию проклята я, видите ли… пустое это, господа – по моему глубокому убеждению муж у меня был и есть вне опасности. В норме мой клеевар.

Действие четвертое.

В больничной палате пять коек – занято три. Все пациенты вроде спят. На крайней тревожно храпит кучерявый Мехницкий, на кровати, что рядом с кроватью свернувшегося Беряева, похрапывает на спине молодой и красивый Антон; войдя к ним в палату, напряженный доктор Альтищев оглядывает лежащих и к кровати Антона – руку под одеяло и водит, облизывается, нащупывает.

Беряев. Вы, доктор, что с ним сделать хотите?

Альтищев. Я ему… осмотр.

Беряев. Мне показалось, что вы к нему не как врач. Вы думали, что я сплю?

Альтищев. А что вам было рекомендовано? Больше спать, не я вам говорил?

Беряев. Если бы я спал, я мог бы проспать.

Альтищев. Вы о чем?

Беряев. Он после операции на сильнейших таблетках, а вы его беспомощность в своих целях… разбудите его.

Альтищев. Ему нельзя просыпаться. Зачем, скажите мне, будить его требуется?

Беряев. Чтобы он жалобу на вас написал. Я ему все расскажу, и он главврачу накатает. Главврач у вас женщина?

Альтищев. Мужчина вас чем-то не устраивает?

Беряев. Глядя на вас, наверное. Женщине я бы охотнее расследование вашего дела доверил. Впрочем, я и мужчинам… не все же они… позовите сюда кого-нибудь из руководства.

Альтищев. Попытка меня обвинить неприятностями для вас обернется.

Беряев. Вот вы какой.

Альтищев. Какой?

Беряев. Интересный мужчина. Не в вашем смысле, а в том, что вам бы меня умолять и стараться меня задобрить, а вы еще сильнее меня против себя настраиваете. Задним ходом въехал бронетранспортер, а по нему из засадной батареи… сейчас часов одиннадцать вечера. Главврач, как я понимаю, уже ушел?

Альтищев. Безусловно.

Беряев. Ну тогда завтра. Завтра я до него обязательно достучусь.

Альтищев. Вы что-то про задабривание сказали.

Беряев. Моя совесть говорит мне вас не щадить.

Альтищев. Но возможность договориться вы упомянули. Чем я могу вам служить?

Беряев. В нашей палате тихо. Того мордатого вчера выписали и настала долгожданная тишина. Вам бы самому послушать, какой шум тут от него стоял. Со мной по малейшему поводу в выяснения лез, с кем-то по телефону ругался… я желаю, чтобы к нам в палату никого не докладывали.

Альтищев. Если в других палатах койки не закончатся, в вашу я никого…

Беряев. В нашу ни при каких условиях.

Альтищев. А куда?

Беряев. Кладите в коридор.

Альтищев. При наличии свободных коек в коридоре больных размещать? Предлагая это врачу, вы, милейший, не многовато ли на себя берете?

Беряев. Бронетранспортеру бы не выезжать, но он выкатился и под снаряды… у нас здесь трое полуживых людей. Наш нужна тишина, а не соседи сомнительные. Наше здоровье вам не безразлично?

Альтищев. Мне каждый пациент дорог. Поэтому и я не хочу по вашей прихоти кого-то в коридоре оставлять. Решительно мне претит!

Беряев. Поскольку вы личность высокоморальная, я из уважения к этому позволяю вам себя не ломать. Можете подкладывать к нам в палату кого вам заблагорассудится.

Альтищев. А что за ваше молчание вам взамен?

Беряев. Тысячу долларов.

Альтищев. Ну…

Беряев. Жалко? А больных в коридоре не жалко? Сейчас, я чувствую, жалость к ним уже не та.

Альтищев. На вымогательство я не поддамся.

Беряев. Значит, им в коридоре лежать.