Со свернутыми в трубочку листами в комнату заходит усатый и невеселый Павел.
Павел. Мне бы в Ольховатке без всяких сомнений вечерние часы отдыху отдавать, но в меня позаписывать вбилось. Люди вокруг меня новые, событий не круговорот, но зацепиться можно… на сахарном заводе по работе я был. (жене) Сотрудника поавторитетнее в Ольховатку бы не забросили, а меня послали.
Анна. И ты привез оттуда твои записи.
Павел. Зря я надежды на них возлагал. Похоронил и пусть бы лежали!
Анна. Ты и прежде о них неуважительно отзывался, но затем мнение изменил. Уговорил меня за ними приехать. Так ярко вещал, что я по-твоему поступила.
Павел. Ну пришли и в чем твоя жертва…
Анна. Мы человеку докучаем. А я не выношу быть кому-то в тягость. Думаешь, ей очень по душе нас у себя принимать?
Павел. Принимают не так. Когда принимают, непременное условие – за стол посадить.
Анна. Ты что же, хочешь, чтобы она нас еще и накормила?
Павел. Я лишь говорю о своем понимании того, когда принимают, а когда нет. (Нине). Уязвить вас я никоим образом не стремлюсь. Ничем угощать нас не нужно. Записи я забрал и мы с ней сейчас отбудем. Какой-нибудь напиток нам не предложите?
Анна. Чего?
Павел. Ладно, я из-под крана попью. (Нине) Вы уж извините меня за желание хотя бы кипяченой водой горло смочить.
Нина. Я дюшеса могу вам плеснуть.
Павел. Прекрасно!
Нина. Но он выдохшийся. Бутылку я плотно закручиваю, но газ все равно выходит. Полтора литра в бутылке – мне одной ее надолго…
Анна. Ваш муж дюшес не пьет?
Нина. Что он пьет, мне… такая у нас жизнь. С обилием отрицательного опыта. Семьи сломя голову создаем, а присмотревшись, хлебаем. (Павлу) Из ваших записей вы нам не почитаете?
Павел. Да не заслуживают они на суд публики быть представленными. Глазами по ним пробежался и опять на удивление плоскими их нашел. Я и раньше в них разочаровывался, но с недавних пор меня стало преследовать, что, возможно… написал, прочитал и недооценил. Надежда, само собой, оказалась ложной. Записи я унесу, но им не жить.
Нина. Сожжению их предадите?
Павел. Слишком пафосно. В помойный бак брошу.
Нина. Зачитайте из них сначала чего-нибудь.
Павел. Зачем?
Анна. Реакцию слушателей проверь. Есть небольшая вероятность, что она для тебя неожиданной будет.
Павел. Да зачем мне чего-то читать… зачту вам со страницы… у меня на всех страницах серость схожая… «День шестой. Проснулся и пошел завтракать. Завтрак, как и в предыдущие дни, был скудным. Кормят в гостинице плохо. Блюда немногочисленны. Продукты, из которых готовят, несвежие. Об этом я, кажется, уже писал». Я сейчас погляжу, писал ли… ну разумеется. «День четвертый. После завтрака пошел на завод. Вчерашнюю изжогу сегодняшний завтрак не убавил. Дали какое-то подобие творога, но он, наверно, состоит из такого, что и в удобрение не кладут». У меня не только про завтраки, у меня и… «День одиннадцатый. На ужин кормили рыбой. Я поел, но настроение у меня от нее испортилось. Рыбу поймали, убили, разделали и все это, чтобы подобную дрянь приготовить?». Глубокомысленные вопросы еще задаю… ни на мизинец таланта нет, а уподобляюсь.
Нина. А помимо еды вы о чем-то писали?
Павел. О людях.
Нина. Прочитайте о людях.
Павел. Да там опять повтор на повторе. Ну вот послушайте. Так, откуда бы мне… «У познакомившегося со мной сегодня технолога фамилия Погаров, но рабочие передали ее в Перегаров. Специфический запах от него, конечно, идет, но этим ароматом здесь от всех, даже от женщин, потягивает. Перегаров мужик неплохой, съездить к нему на дачу меня позвал…». Я не поехал.
Анна. А в записях у тебя что?
Павел. Он меня позвал, и я отказался. Компрометирующие меня факты я бы в записи все равно не включил.
Анна. Ты о загородном приключении с сопровождавшими вас дамами?
Павел. Ни с какими дамами я в Ольховатке дел не имел.
Анна. А рядом с ней? На даче господина Перегарова. Нетребовательных женщин вы там не попользовали?
Павел. Не был я на его даче. Что я на следующий день написал, тебе прочитать?
Анна. Давай.
Павел. Как найду, тут же прочитаю. Где он у меня, день следующий… начиная с утра читать?
Анна. Давай с утра.
Павел. «Неважно позавтракав, я поднялся к себе в номер, упал на кровать и затосковал о жене. Без нее здесь, Ольховатке, мне все более грустно становится. Сколько я смогу мое одиночество терпеть, мне неведомо. Временами думаю, что предел уже наступил». Ну что, теперь ты уяснила?
Анна. А почему ты в кровати валялся? Почему на заводе не пошел?
Павел. А он не работал. Перегаров меня к себе на дачу перед выходным приглашал.
Анна. Надоело. К истине мне по-любому не подобраться. Но как-нибудь к ней подлезть меня тянет… ты свои записи не выкидывай. Я их потом внимательно просмотрю.
Павел. В удобный для тебя момент ты для экспертизы их у меня получишь. (Нине) Вы к вашему мужу так же цепляетесь?
Нина. Близость наши отношения поутратили. На расстоянии мы с ним. Трудно допекать того, кто не то что не со мной, а неизвестно где.
Анна. Он и сегодня не придет?
Нина. Без понятия.
Анна. А давно он ушел?
Нина. Не он ушел, а я его выгнала.
Анна. Почему?
Нина. Он не работал, денег в дом не приносил… да что говорить – опротивел он мне и погнала я его.
Павел. Квартиры обычно иногородние снимают. Вы с ним такие?