Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

– И ты избежал ошибки Гилберта – излишней вычурности.

– Ну, Гилберт и впрямь грешил избытком фантазии, – признал Отис. – А музыка, – добавил он в порыве ответного великодушия, – обладает мелодичностью Салливана, но отличается новизной ритма и оригинальностью… Музыка вам понравится, – обернулся он к Джилл.

– Судя по вашим словам, – любезно заметила Джилл, – пьесу ожидает громкий успех.

– Будем надеяться, – кивнул Пилкингтон. – На наш взгляд, пришло время, когда от театра требуется нечто лучшее, чем привычная жвачка. Публика устала от безмозглой халтуры и примитивных мелодий, которыми ее потчуют типы вроде Уоллеса Мейсона и Джорджа Бивена. Ей хочется блеска! То же самое происходило в эпоху Гилберта и Салливана. Они стали писать, когда музыкальная сцена пала ниже некуда и театр был отдан на откуп пошлым бурлескам самого дурацкого толка. Публика жаждала чего-нибудь классом повыше. Так же обстоит дело и сегодня, но театральное начальство не желает этого видеть. Наша «Американская роза» не один месяц стучалась в разные двери по всему Бродвею…

– Надо было войти без стука… как я, – засмеялась Джилл и встала. – Что ж, очень любезно с вашей стороны принять меня на работу, хоть я и вошла столь бесцеремонно… Просто я почувствовала, что нет смысла дожидаться на лестничной площадке. Очень рада, что все уладилось. До свидания!

– До свидания, мисс Маринер! – Отис сердечно пожал протянутую руку. – Репетиция ансамбля состоится… когда, Ролли?

– Послезавтра в одиннадцать утра, в Брайант-холле.

– Я приду. До свидания, и большое вам спасибо!

Молчание, воцарившееся после ее ухода, нарушил Тревис:

– Ничего цыпочка.

Пилкингтон вздрогнул, очнувшись от сладких грез.

– Что ты сказал? – нахмурился он.

– Девица эта… Ничего так, а?

– Мисс Маринер, – процедил Пилкингтон, – самая очаровательная, утонченная и воспитанная девушка. Ты это имел в виду?

– Само собой, – поспешил согласиться Тревис, – именно это!

2

Выйдя из театра, Джилл окинула 42-ю улицу взглядом победителя. С тех пор как она вошла в «Готэм», в Нью-Йорке мало что переменилось, но город показался ей совсем иным. Час назад она была чужестранкой и бесцельно плыла по его быстринам, и вот уже здесь своя и Нью-Йорк принадлежит ей! Она смело встретилась с ним лицом к лицу и сама добыла средства к существованию. Теперь даже походка ее стала легче и уверенней.

В адресе, который дала Нелли, была указана восточная сторона Пятой авеню, и Джилл направилась туда по 42-й улице, которая казалась ей сейчас самой веселой и оживленной на свете. Стук колес надземки у пересечения с Шестой авеню звучал музыкой, а толкавшие то и дело прохожие вызывали почти родственные чувства.

На углу Пятой авеню Джилл пришлось остановиться: полисмен на середине улицы как раз только что перевел семафорную стрелку, разрешая движение из центра города. Машины катились в два ряда, заполняя дорогу в обе стороны, насколько хватало глаз – красные и синие, лиловые и зеленые.

Джилл стояла, ожидая, пока их поток иссякнет, и тут мимо нее проплыл самый большой и самый красный автомобиль – огромный лимузин с шофером в открытой кабине, похожим на мохнатого белого медведя, и еще одним «медведем» рядом с ним. А в салоне удобно расположился, устремив томный взгляд на тучную леди в норковом манто… не кто иной, как дядюшка Крис!

На миг он оказался так близко от Джилл, что она могла бы до него дотронуться, если бы не закрытое окошко. Но тут медведь за рулем заметил просвет в потоке транспорта и нажал на акселератор. Машина вильнула, набрала ход и исчезла.

Джилл тяжело вздохнула. Указатель вновь повернулся, остановив движение. Она перешла дорогу и зашагала дальше на поиски дома Нелли Брайант. Лишь пять минут спустя ей пришло в голову, что девушка практичная и сообразительная непременно запомнила бы номер машины.

Глава 11. Любовный жар мистера Пилкингтона

1

Репетиции мюзиклов, в том числе и «музыкальных фантазий», начинаются, как правило, довольно сумбурно в Брайант-холле, старинном здании на Шестой авеню рядом с 42-й улицей. Хористы и хористки – то есть «ансамбль» в случае «Американской розы» – рассаживаются на длинных деревянных скамьях вокруг пианино в скудно обставленном пыльном зале без ковра и с помощью музыкального директора постановки заучивают слова и мелодии первого акта.

Покончив с этим, они переходят к балетмейстеру для отработки сценических движений, групповых танцев и выходов на «бис», которых этот неисправимый оптимист ожидает не менее шести. Затем в заученные сцены вводятся солисты – исполнители главных ролей. Наконец, покинув Брайант-холл и кочуя из одного незанятого театра в другой, солисты и хор репетируют вместе, повторяя весь спектакль снова и снова вплоть до первого показа на предпремьерных гастролях.

На первых порах Джилл казалось, что она снова в школе. Невольно вспоминалось, как ее первая учительница, которую музыкальный директор несколько напоминал внешностью и манерами, выводила псалмы слабеньким сопрано, громко тарабаня по клавишам, а орава бойких ребятишек с увлечением подпевала, каждый силясь перекричать ближайшего соседа.

В утро первой репетиции мистер Зальцбург, суетливый коротышка с добрыми глазами за огромными стеклами очков, торопливо уселся за пианино и выдал громкий аккорд, будто сигналом горна сзывая хористок, что шушукались по углам.

Общались они уже минут десять. Те, кто знал друг друга по предыдущим спектаклям, обменивались приветствиями, а затем представляли своих знакомых. С Нелли Брайант тепло поздоровалась симпатичная рыженькая девушка – Нелли представила ее Джилл как Детку. Вместе с подругой Детки, изящной тоненькой блондинкой Лоис, они вчетвером завели беседу на скамейке, куда вскоре подсела брюнетка с южным акцентом, а за ней еще одна блондинка.

Собирались и другие компании, в зале стоял щебет, как от стаи скворцов. Полдюжины серьезных, безупречно одетых молодых людей держались особняком, подпирая стенку подобно кавалерам в бальном зале, не нашедшим себе пары.

Джилл больше слушала, не принимая активного участия в разговорах. Она чувствовала себя, будто в самый первый день в школе, и немного робела, не желая привлекать внимания. Болтовня крутилась вокруг нарядов и мужчин, и только в последнюю очередь – театра.

Вскоре один из молодых людей неуверенно приблизился к группе девушек и влился в нее посредством замечания, что погодка выдалась прелестная. Приняли его, как показалось Джилл, без особой охоты, но постепенно признали за своего. Затем подкатил и другой, напомнив тоненькой блондинке, что играл с ней в пьесе «Ты единственная». Будучи узнанным и представленным, он оправдал свое принятие в компанию, весьма достоверно изобразив кошачью драку. Через пять минут он уже называл брюнетку «душенькой» и поведал Джилл, что поступил в это шоу, только чтобы заполнить паузу перед премьерой другого, где у него бесподобный номер с пением и танцами в паре с одной малюткой из кабаре клуба «Гейзенхеймер».

Призывный аккорд музыкального директора вторгся диссонансом в эту идиллию гармонии и дружбы. В зале засуетились, к пианино потащили скамьи и стулья. Тем временем Зальцбург раскрыл толстенную папку с нотами, и, пока он копался в ней, словно терьер в крысиной норе, разговоры потихоньку возобновились.

Наконец он вынырнул из папки с ворохом бумажных листов и провозгласил:

– Дет-ти! Дет-ти! Пожалуйста, не шумит-те, прошу внимания! – Он раздал ноты. – Акт первый, вступительный хор. Я сыграю мелодию три… нет, четыре раза. Слушайте внимат-тельно, затем споем – ла-ла-ла! – и еще раз, уже со словами. Итак…

Его пальцы обрушились на пожелтевшие клавиши, выбивая из инструмента жалобное треньканье. Наклонившись к нотам и едва не касаясь их очками, Зальцбург педантично сыграл мелодию до конца, затем еще и еще раз и вызвал сам себя на «бис». Закончив, снял очки и протер их. Наступила долгая пауза.

– Иззи обещал мне брошку с лучиками! – шепнула изящная блондинка, глянув мимо Джилл на другую блондинку, подружку брюнетки.

Сообщение возбудило общее любопытство, и девичьи головки сомкнулись теснее.

– Да что ты говоришь! Иззи?!

– Он самый!

– Ну и ну!

– Он взял на откуп гардероб в отеле «Святая Аурея», там хорошие чаевые…

– Надо же!

– Рассказал мне вчера и обещал купить брошку! Правда, был сильно под мухой, – чуть скривилась блондинка, – но, думаю, купит. – Тревога затуманила безупречный профиль, сделав девушку похожей на задумчивую греческую богиню. – А если нет, – добавила она с достоинством, – то никуда я больше не пойду с таким скупердяем! Раззвоню о нем на всех углах!

Ее возвышенные чувства были встречены одобрительными шепотками.

– Дет-ти! – снова воззвал мистер Зальцбург. – Дет-ти! Меньше шума и болтания языком! Мы здесь, чтобы работ-тать, а не терять время! Итак – акт первый, вступительный хор. Поем все вместе – ла-ла-ла…

– Ла-ла-ла…

– Там-та-там… та-там…

– Там-там-там…

Мистер Зальцбург зажал уши ладонями со страдальческой гримасой.