Кайфуй, гном

Кайфуй, гном
Павел Желтов

Один – фотолюбитель, снимающий обнажёнку. Ищет и находит удовольствие в творчестве. Второй – крепостной, работающий на железоделательном заводе на Урале. Не способен испытывать эмоций с рождения. Первый – радуется дождю и солнцу. Второй – знает, как попасть в сердце солнечной вспышки. Оба всей душой не приемлют лицемерие, шовинизм и теистическую мораль. В тексте много ощущений, наблюдений и голого тела. Лучше будет понятен людям с определённым житейским опытом. Книга содержит нецензурную брань.

Кайфуй, гном

Павел Желтов

Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.

Редактор Оксана Петрова

Дизайнер обложки Ирина Янаева

Дизайнер обложки Кирилл Бражников

© Павел Желтов, 2022

© Ирина Янаева, дизайн обложки, 2022

© Кирилл Бражников, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-2935-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДИСКЛЕЙМЕР

Осторожно! Ненормативная лексика.

Данный текст носит исключительно развлекательный характер. При его написании автор не преследовал цели оскорбить чьи-либо чувства. Всё, что содержится ниже, является плодом фантазии автора, все совпадения случайны. Автор придерживается мнения, что любые культуры и системы ценностей, если они не носят деструктивный характер, имеют равное право на существование. И что любое выражение внутреннего мира через созидание новых форм является творчеством. Также автор убеждён, что насилие над личностью абсолютно недопустимо, не разделяет взгляды сторонников силовых способов решения проблем. Однако оставляет за собой право, гарантированное Конституцией, открыто выражать своё мнение по поводу тех или иных социальных явлений. Также автор от всей души желает мира и добра всем, кто читает этот текст.

КАЙФУЙ: поехали

Где-то там, за горизонтом и дождём,

Есть такие же, как ты, так приезжай, мы ждём!

«Порнофильмы»

Сразу скажу, чувствовал себя я весьма дебильно. Тому способствовала картина, которую я собой представлял. Вот она.

Маленький аэропорт. Четыре минуты назад объявили регистрацию на рейс до Екатеринбурга. За кадкой с какой-то пальмой возле окна – человек. Поставил небольшой тактический рюкзак на подоконник. Человек достаёт из рюкзака разные предметы и распихивает их по карманам куртки. Этот человек – я.

Главной моей заботой после входа в аэропорт стало разгрузить рюкзак. Я летел по самому экономному тарифу. Он не подразумевал багажа. Лишь ручную кладь. Да и то, не больше пяти килограммов весом.

Собирался я всего на пять дней. А это значит, пять плюс одна пара носков, столько же трусов. Пара футболок не весила почти ничего. А вот фотоаппарат, вспышка, несколько объективов, синхронизаторы, запас батареек – со всем этим внутри рюкзак перевалил за семь килограммов. А я знал, что даже за полкило перевеса можно заплатить прилично. А это, надо понимать, в мои планы не входило.

На самом деле я мог бы взять и меньше оборудования. Но взял почти всё, что имел. Дома оставил только полтинник – макро. Им уж точно было нечего снимать там, куда я направлялся. Зато взял обычный полтинник с постоянной диафрагмой 1,8. А также китовый объектив, который шел в комплекте с моим самым первым фотоаппаратом. То был «тысячный» кэнон. Их не производят уже больше десяти лет. А вот эти бульдожки-выродки – киты с зумом от 18 до 55 миллиметров – производят до сих пор. И ставят на всё подряд.

Ещё в рюкзаке лежал зенитовский «рыбий глаз» с ручным фокусом. И зенитовский же портретник, который давал миленькую желтизну. Диафрагму и резкость здесь тоже надо было регулировать руками. Он был снабжен переходником для зеркальных кэнонов. Я не сделал с его помощью ни одного снимка. Но тоже положил в рюкзак.

Ну, и рабочая лошадка – зум 24—70. Самый тяжёлый из моего незавидного арсенала. И самый габаритный. Куда его, ччёрт?

Начало июня – не самое жаркое время в наших широтах. Пару лет назад я делал прямое включение в новости нашего регионального канала из небольшого западносибирского городка именно первого июня. И чуть не врезал дуба – ветер то и дело зашвыривал в лицо охапки противного снега. Когда я отговорил вступление и камера ушла на моего собеседника, я молился, чтобы оператор не вернулся обратно: наверное, даже по микрофону, который был в кадре, было видно, насколько крупная меня била дрожь.

Впрочем, сегодня погода благоволила и располагала в ответ. На улице приятные +17, не слишком мерзкий ветерок и тучки, которые, чтобы не расслаблялись эти самовлюблённые людишки внизу, периодически брызгали дождиком. А потому я был в кроссовках, джинсах, футболке, купленной на одном из рок-концертов, грязно-зелёной толстовке и джинсовой куртке с присобаченными в довольно произвольном порядке нашивками. Нашивки эти, к слову, отдельная тема. Но расскажу потом. Джинсовка сидела на мне впритык – маломерила. Да и куплена была в интернет-магазине без примерки за какую-то совершенно смешную тысячу. Покупалась специально для нашивок. А вот о том, что у неё совершенно никчёмные карманы, я тогда не подумал.

В них не помещались объективы. Если плоский пауэр-банк я запихнул в нагрудный карман, и он теперь оттуда неподобающим образом торчал, вызывая у окружающих опасение, что вот-вот выпадет и разобьётся, то объективы залезать не хотели. Потом меня осенило – положил в правый карман толстовки самый большой, в левый – два поменьше. Карманы оттопырились и отвисли. Теперь я не мог застегнуть куртку. Ну да плевать. В карманы джинсов засунул синхронизаторы.

Отнёс рюкзак на весы – 5,200. Нормально. Можно регистрироваться.

Часто случается – думаешь, что на тебя все смотрят, оценивают, показывают пальцем в спину. А потом выясняется, что никому до тебя нет дела. Мне даже не пришлось ставить свою ручную кладь на весы у стойки регистрации. Сотрудница аэропорта смерила взглядом рюкзак, попросила подать его поближе и вдела в ручку самоклеящуюся бумажку, которая подтверждала, что это ручная кладь, а не что-то другое. И пошёл я в зону вылета с миром.

Перед досмотром, там, где нужно ремень и часы складывать в пластмассовую коробку и пускать по ленте в просвечивающий аппарат, чтобы сотрудники безопасности смогли узнать всю их подноготную, я сложил содержимое карманов обратно в сумку. Чтобы не вызывать лишних вопросов, мол, а это вы зачем, мил человек, ерундой занимаетесь. Впрочем, когда везёшь фотоаппарат, вопросы всё равно задают. У вас там два объектива или три? А что за флакон сбоку? А это что за моток проводов? Тогда расстёгиваешь, достаёшь, показываешь. Пропускают дальше. Дальше и идёшь. Гордый идёшь, пообщался с силовиками, не потерял лицо, доказал правоту. Смешно. Но факт. Для большинства авиапутешественников факт.

А вот моя одна бывшая полуродственница, с которой пришлось в прошлом году лететь из Шереметьева в Ростов, сильно рассчитывала не привлекать внимания на досмотре. До этого случая, к слову, мы виделись, когда ей было 13 лет и она воровала у родителей коньяк и прогуливала школу. Сейчас она была на восемь лет старше, имела несколько больших татуировок, глупые глаза, пирсинг и зарабатывала вебкамом. А в сумке, помимо какого-то обычного девичьего барахла, были искусственные члены. Полуродственница не была готова отвечать сотрудникам службы безопасности, что в сумке, если спросят. Ну, или делала вид, что не готова, чтобы рассказать об этом мне. Возможно, вообще решила таким вот нехитрым способом меня эпатировать. Но пусть её.

Я пересыпал горсть леденцов в карманы и пошёл в самолёт: телетрап открыли несколько минут назад, очередь самых нетерпеливых уже рассосалась, так что я, почти не притормаживая, оставил часть посадочного талона женщине в форменной шапочке и кителе и оказался в салоне. Кстати, о телетрапах. Они сбивают горизонт. Даже голова может закружиться из-за диссонанса: ты идёшь по прямому, чётко видимому коридору прямо. Но на самом деле, ты идёшь немного вниз. И организму это не нравится: глаза ему сказали, что мы идём прямо! Такое же чувство бывает иногда, когда играешь в какой-нибудь коридорный шутер от первого лица.

Нашёл своё место (у иллюминатора), достал книжку (со мной сегодня были «Шаги по стеклу» Бэнкса), вложил в неё остаток посадочного талона, аккуратно положил рюкзак на багажную полку и уселся. Пристегнулся. Запасаться конфетами перед самолётом я стал с тех пор, как авиакомпании перестали раздавать их перед взлётом и посадкой. Всё-таки приятнее бороться с этими вот ушными неприятностями с помощью леденцов, чем без их помощи. Я подумал, что это очень мудрая мысль, и что её надо запомнить. Почти настолько же мудрая, как то, что, сося леденцы, мы пьём собственную слюну – подслащённую и ароматизированную слюну. Сначала я просто покупал леденцы, если мне надо было куда-то лететь. А потом стал носить их в карманах постоянно, даже угощал всех кого не лень. Дело копеечное, а получается позитивное социальное взаимодействие.

В Екатеринбурге я собирался фотографировать. Девушек. Голых. Вернее, обнажённых. Но иногда всё-таки голых. А ещё расписанных кистью моей приятельницы Иры, которая жила в этом городе. С Ирой мы познакомились, когда мне было около 35, а ей 15. Я тогда в качестве корреспондента работал на какой-то лекции про комиксы. Ира была там – со щеками, колючими глазами и фальшивыми кошачьими ушками на макушке. Я решил записать с ней интервью о том, что происходило. Она рассказала, что комиксы – это целый пласт культуры. А ещё аниме. И её кошачьи ушки – тому подтверждение. И вы приходите осенью на косплей фестиваль. У нас не слишком развито это направление, но мы всеми силами стараемся. Ира картавила. Хотя почему я говорю в прошедшем времени? Она и сейчас вполне сносно картавит, отчётливо. Я записал в блокнотик, что она Ирина. И спросил фамилию. «Янаева, – с ударением на второй слог сказала она, – это два имени – Яна и Ева». Мне понравилось такое объяснение. Я записал и фамилию. А должность обозначил как «фанатка аниме». Потом продолжили общаться. От неё я узнал про «Трансметрополитен» и про то, что краски для боди-арта можно делать из гуаши и детского крема. А чтобы череп животного можно было держать дома, его нужно варить в семи щелоках. Ира художница. Учится в училище имени кого-то на Ш. А сейчас мы планировали поработать вместе. По моей просьбе она сагитировала нескольких знакомых попозировать, сама должна была выступить творцом образов, а я собирался всё это снимать.

Краем левого глаза я заметил шевеление и повернул голову: свои места пытались занять мои соседи. Старались. Мама и дочка. Девочке было лет пять, и у неё был ДЦП. Ребёнка почти не слушались ноги. А мама, не глядя на меня, усаживала дочь в кресло рядом со мной. Я легко мог бы помочь, схватив ребёнка за штанину и немного подтащив к себе. Но не стал этого делать: кто знает, как отреагируют люди.

—

Саратов, Тула, Мурманск и Воркута,

Воронеж, Ставрополь и Минск – все помнят нас!

И пусть пока ещё остались места,

Где не бывали мы, но будем и не раз!

«Чёрный обелиск»

Моё настроение было превосходным. Потому что, откровенно говоря, я летел хорошенько кайфонуть. Хотя не совсем так, конечно. В первую очередь я летел фотографировать. Но собирался это делать с кайфом. Разумеется, у меня было всё спланировано. Забронировал однокомнатную квартиру на Уралмаше, договорился с Ириной о днях, когда будем «творить вещи». Причём, приготовления мы начали загодя – Ира кинула клич среди знакомых, которые хотят попробовать себя в обнажённом позировании, я написал на работе заявление: дайте мне мои донорские дни, вот справки. Как раз шесть дней получилось, это я с зимы копил. Жаль, кровь сдавать можно только раз в два месяца, а то бы чаще пользовался этой привилегией. Отдыхал бы от работы, менял бы картинку перед глазами и в фокусе внимания. Разгружал бы совесть. На самом деле, я думаю, все мало-мальски умные люди, устраиваясь на работу в государственные или муниципальные СМИ, заключают определённую сделку с совестью. Да и в остальные СМИ тоже. Потому совесть время от времени требует разгрузки. Ведь чтобы твоя позиция полностью совпадала с повесткой, надо быть либо полным кретином, либо… ну, либо врать, что это так. Чтобы иметь возможность кайфовать.

Вообще, я считаю, что люди живут для кайфа. Нет. Это не какая-нибудь растаманская позиция. Просто, если подумать, люди живут, или переживая удовольствие, или в его ожидании. Все эти высокие слова про любовь, чувство долга, самоотверженность – да что угодно. Творчество туда же. Искусство всякое, его потребление. Секс, дети, бизнес, водка и всевозможные наркотики, даже работа по исследованию атомного ядра. Такова природа человека, что он, зараза, просто так палец о палец не ударит. Эволюция дала ему систему удовольствий, чтобы не вымер и размножался. Вернее, мы потомки тех, у кого эта система закрепилась. Остальные вымерли. Чтобы не сдохли с голоду – кайф пожрать. Чтобы размножались – кайф потрахаться. Чтобы не перегорели предохранители в межушном ганглии – кайф поспать. Ну, и так далее. В современном мире много способов кайфонуть. Я исключил из своей жизни все разновидности удовольствий, меняющие сознание. Оказалось, что осталось ещё много способов побалдеть.

Когда я фотографирую, я получаю кайф трижды. Первый – это сам процесс. Здоровое женское тело в форме – это красиво. Причём, я сейчас о художественной точке зрения. Потому я и пищу от радости, когда удаётся выявить рельеф мускулатуры с помощью света и всё это зафиксировать. Да и, по правде говоря, когда перед тобой раздевается девушка – не для секса – учитывая особенности нашей с вами, простите, культуры, где женская грудь это что-то стыдное и вообще недопустимое, то балдеешь от самого факта, что тебе доверяют. Впрочем, полагаю, мне доверяют из-за моей репутации: я никогда не прикасаюсь к моделям без разрешения. И никогда не публикую снимки без их согласия. Хотя сейчас не об этом.

Второй кайф – это когда я обрабатываю фотографии. Тщательно делаю световую и цветокоррекцию, проявляю детали, ретуширую кожу. Могу даже откинуться на стуле перед компьютером и полюбоваться – ай да сукин сын, ты посмотри, как здорово.

Ну, и третий – это находить подтверждение, что действительно сукин сын. Публикую и жду лайков. Особенно приятно, когда на сайте для фотографов похвалы в личку пишут дядьки старше меня лет на двадцать. Мол, ничего себе, могёшь. А, ну и, если всячески поносят фотографии такого же возраста фотографини. «Уберите порно с сайта». Глянешь их профиль – а там церкви, слюнявые младенцы да сделанные в пэйнте открытки к пасхе. Ещё лебеди какие-нибудь могут быть. У меня есть друг, у которого тоже лебеди. И тупоносы всякие, удоды, дятлы и даже воробьи. И коты. Но там нет церквей и младенцев. Впрочем, яростные комментарии от фимозных бабок – уже удовольствие другой природы. Тут нечто хулиганское. Но всё равно кайф.

Мои соседи уселись. Мы познакомились. Мама – Асия, я ей навскидку дал тридцать лет. Татарка. Дочка – Гульнара. Об этом рассказала Асия. Она села у прохода, пристегнула дочь, затем пристегнулась сама.