Только теперь Кира разглядела за будкой очертание какого-то тёмного округлого предмета, который она по ошибке приняла за мусорный мешок. Пожалуй, такой большой, литров на двести с лишним, годился для строительного хлама. Но что мусорному мешку делать в коридоре аэропорта, где строго следят за каждой урной? И какому психу приспичило убираться в момент, когда должен произойти всемирный коллапс?
Кира сощурилась, шагнула вперёд. Пухлый бок мусорного мешка приобрёл облик мужской спины. Блеснул холмик бритого затылка. Взгляд скользнул ниже, различил высокий ботинок. Неестественно скрученные ноги толстяка выглядели так, словно он погиб выполняя хитрую асану из йоги.
– Хорошо она его припечатала, – Логарифм подошёл к мертвецу, внимательно осмотрел стену, на которой остался тёмный след. – Такого борова от себя руками не оттолкнёшь. Нужны способности. Сверхчеловеческие. Жаль, мы так и не узнаем, как именно она это сделала.
Он цыкнул и поспешно убрал ногу, вляпавшись носком в какую-то жижу. На полу, возле тела, там, где оканчивалась тень от кофейного автомата, что-то пестрело.
«Лужа, – подумала Кира. – Лиловая или фиолетовая краска. Нет, не краска. Кровь».
Отец Ануфрий побледнел, зажал рот рукой, поспешно отвернулся.
– Что с вами? – спросила Кира.
– Ничего такого, – пробормотал монах. – С детства не могу переносить вида крови. Становится плохо.
– Так не смотрите, – посоветовал Логарифм, вытирая носок ботинка об пол. – Сколько было нападавших?
– Нападавших? – повторила Кира и тут же заметила на полу следы засохшей грязи, которые с любопытством опытного охотника рассматривал Тымнэвакат.
– Двое. И ещё животное, – ответил житель Крайнего Севера.
– Животное? – снова повторила девушка. В носу свербело, голову заполнял туман. Но она сумела разглядеть на полу отпечаток лапы с пятью пальцами. – Собака?
– Собака-собака, – кивнул Тым. – Большой пёс. Сторожевой пёс.
– Отлично, – мрачно выдохнул Логарифм. – Только бешеной животины нам не хватало. Говорят, именно так себя станут вести домашние животные, когда люди исчезнут с лица земли. Надеюсь, он уже сбежал отсюда и прибился к стае таких же диких дворняг.
– Пойдёмте отсюда, – попросил Вешников. Его бледное лицо отдавало нездоровой зеленью.
Логарифм кивнул, Тым, хрустнув коленями, поднялся на ноги, Ануфрий убрал в карман чётки.
– Стойте.
Кира задержала дыхание, быстро приблизилась к трупу стюардессы, наклонилась и двумя пальцами вытянула краешек бумажки из внутреннего кармана.
– Что это? – поднял бровь эколог.
– Послание, надо думать, – девушка развернула бумажку.
– Бред какой-то, – буркнул Логарифм. – С чего бы это ей оставлять послание?
Вместо ответа Кира носком кеда сдвинула в сторону правую кисть мёртвой стюардессы. На указательном пальце белой перчатки виднелось бурое пятнышко запёкшейся крови.
– Послание кровью? – пробасил Беркутов над самым ухом бывшей студентки. – Как в старом добром детективе.
– Не иначе, – ответила Кира. – А вы видите другие причины, заставившие умирающего человека писать что-то на клочке бумаги?
– Но зачем было прятать письмо в карман?
– Возможно, она не хотела, чтобы его нашли убийцы.
На тонком листочке, однако, не было ничего написано. Только схема длинных коридоров с ответвлениями, какие-то цифры и бурая метка.
– Это номера терминалов, – сказал Ануфрий, заглядывая через плечо. Его голос задрожал.
«Даже удивительно, – подумала Кира. – Он спокойно глядит на высохшие трупы, но от вида крови теряет голову».
Они уставились на кровавый крестик напротив одного из выходов.
– Терминал номер пять. Почему она отметила именно его? – Логарифм закрутил скрипучий ус.
– Давайте выясним это в другой раз, – взмолился Вешников. – И в другом месте.
Дальше было только хуже. На пути к терминалам их ждал сюрприз. Если нижние этажи, на которых они жили, пустовали, то верхние напоминали тихий склеп.
Редкие тела пассажиров сидели за столиками, лежали в креслах для ожидающих и в общем, если не присматриваться, выглядели как живые, разве что не двигались.
Мумия в тоненьких очках и деловом костюме бережно обнимала кожаный портфель. Другая прикрылась зимней курткой и, казалось, сладко спала, подложив под голову ладошку. За столиком в кафе, карикатурно и нелепо, мертвец опустил лицо прямо в тарелку с супом. Опершись спинами на стойку бара, одинаково закинув головы назад, будто в последней попытке увидеть небо, сидели двое: мужчина, в шарфе и пальто, с обтянутым серо-зелёной кожей лицом, и девочка, с жуткими мутными глазами, в шапочке с помпонами.
Кира отвернулась и больше не смотрела по сторонам. Мужчины угрюмо молчали.
Спят мертвецы без савана, без гроба,
В красивых платьях, шляпах и пальто,
Но вы, неспящие, смотрите в оба,
Уже грядёт безликое Ничто.
Они оглянулись на декламирующего стихи.
Роман Вешников стоял посреди верхнего зала с лицом, по цвету напоминавшем медузу.
– Ева написала эти стихи, – оправдался сомнолог, оглядываясь в ту сторону, где оставил тело супруги. – Думаю, мне нужно проверить, всё ли с ней в порядке.
– Сначала найдём самолёту, – поднял палец Тым. – Лучше держаться вместе.
– Безликое Ничто? – скривился Логарифм. – Бессмыслица какая-то. Невозможно заметить то, чего нет.
– Вообще-то, она никогда особо не увлекалась поэзией, но последний месяц перед катастрофой… – Вешников тяжело вздохнул и не договорил.
Тым втянул носом воздух, окинул недобрым взглядом зал ожидания.
– Эти спали ещё живыми. Не сами умерли. Плохой нелюдь приходил к ним во сне. Брал из них силу. Забирал одного за другим. Трупы нехорошие. Трупы как рыбка, которую сушили на ветру. Трупы не гниют.
Он сплюнул на пол. Задумался.
Кира почувствовала, как немеет язык и холодеют кончики пальцев, как желудок тяжелеет, словно её заставили съесть целое ведро колотого льда. Она глядела в пол – упрямо, не сводя глаз с перекрещенных линий между плитками. Линии дрожали, расплывались перед глазами. Она не должна была поднимать голову, не хотела снова смотреть туда, где лежали, обнявшись, отец и дочь. Но её взгляд против воли скользнул к барной стойке. Она снова увидела мутные глаза девочки, глиняную маску застывшего ужаса, вздёрнутую губу и под ней редкие молочные зубы.