Летаргия 2. Уснувший мир

В эту секунду в зал вошёл Роман Вешников, держа чашечку дымящегося кофе одной рукой и блюдечко другой.

– Ещё один игрок! – воскликнул Логарифм и швырнул в него банкой с холодным чаем – последним, что оставалось в выключенном холодильнике.

Жестянка описала дугу, врезалась в круглый животик сомнолога, отпружинила и закатилась под сиденье. Ни капли кофе из чашки в его руках не пролилось.

– Развлекаетесь? – отозвался он, равнодушно глядя вслед исчезнувшей банке и делая глоток кофе.

– Проводим эксперимент, – ответил Ибрагим Беркутов. – Никто из вас четверых не поймал летящий предмет. Трое даже не попытались этого сделать. Ухудшение реакции – первый признак утомления. Это значит, чудодейственный фактор икс действует и на нас, одиночек, которые ещё бодрствуют.

– Я ничего такого не заметила, – проворчала Кира. – Когда в тебя швыряются бутылками, кто угодно опешит.

– Ты не в счёт, – подмигнул Логарифм. – Твой дар и есть – не уставать.

– Говорю же, – нахмурилась бывшая студентка. – Как себя раньше чувствовала, так и сейчас.

– Охотно верю, – кивнул Логарифм, – но «сейчас» стало другим. Оно не такое, как «раньше». И на фоне вымотанного человечества ты выглядишь как единственная цветная фотография среди чёрно-белых.

– Ибрагим Петрович, неужели я слышу комплимент?

– Ничего подобного. Я такой ерундой не занимаюсь.

Кира захлопала ресницами, театрально приложила ладонь к груди:

– Ох, а я уж думала, вы применили ко мне свою силу.

– Какую ещё силу? – рассеянно моргнул Вешников.

– Никакую, – насупился Логарифм.

– Значит, усатый-полосатый может командовать женщиной? – промурлыкал Тым. – Нравиться ей, когда захочет, и не нравиться, просить сварить нувкурак из мяса кита, приласкать там, где хочется…

– Вот-вот, – усмехнулась Кира.

– А что именно вы можете?

Беркутов закатил глаза. Даже вроде бы покраснел, если он вообще был на это способен.

– И почему мне достались животная? – пожал плечами Тымнэвакат. – Почему я понимать их язык и так плохо понимать человеки?

– Потому что, если бы тебе достались люди, ты бы их покалечил, – не отрывая глаз от журнала, вставил монах.

– Ай-ай, какой отец Ануфрий строгая!

– Я просто реально смотрю на вещи.

– И что же вы там насмотрели? – поинтересовалась Кира, кивком показывая на стопку газет.

– Прелесть нового мира в том, что одновременно со спячкой закончились войны. В этой статье описан случай, как командир правительственного отряда в Йемене, отправился уничтожать группу повстанцев. На замаскированной базе они не встретили никакого сопротивления. Командир решил первым пойти в разведку. Где-то на полпути он понял, что никто его не прикрывает, но возвращаться не стал. Да и прикрывать-то было не от кого. Повстанцы спали на вышках и у ограждений, в столовой, оружейной и прямо посреди базы, под палящим солнцем, кто-то безоружный, кто-то в обнимку с АК-47 или гранатомётом. Командир, к слову, оказался человеком чести и не тронул спящих. Связь с командованием подозрительным образом прекратилась. Когда он вернулся на исходную, его отряд почивал так же сладко, как и противники. По-видимому, он успел рассказать эту историю журналистам. Газета последняя, в ней уйма опечаток и текст напечатан криво, будто вся типография надралась.

– Военные волнуют меня больше всего, – задумчиво пробормотал Логарифм. – Чудо, что все мы ещё не взлетели на воздух. Ведь боеприпасы с недавнего времени доступны любому.

– «Любых» осталось не так уж много, – заметил Вешников, делая новый глоток из ажурной чашечки, расписанной под кружево.

– Где вы достали эту нелепицу? – вскинул бровь Беркутов.

– В сувенирной лавке, где же ещё? Ленинградский фарфор, между прочим.

– А кофе где откопали?

– Он желудёвый, – неловко кашлянул сомнолог.

Логарифм поморщился.

Кира подошла к говорившим, укуталась в вязаную кофту, взятую в том же чудесном бутике.

– Как ваша супруга?

– Всё так же, – вздохнул Вешников.

– Вы… оставили её одну?

– Хм, да. Одну. Её состояние стабильно, если можно так сказать. И мне даже ничего не нужно делать, чтобы его поддерживать, если вы понимаете.

Сомнолог поёжился, оглянулся, всмотрелся в сумрак коридора, который вёл в просторный холл с прозрачным куполом. Зал, в котором некогда сновали туристы и пассажиры, а их встречали и провожали толпы близких им людей, пустовал. Теперь каждый звук в этом зале отражался эхом, но главное – там было достаточно холодно, чтобы тело Евы жило, пусть и погружённое в мутное облако спячки, оно не умирало, пока температура воздуха не поднималась выше минус пяти.

– Поверить не могу, – промолвила Кира. – Что там, в городе ещё тысячи таких же несчастных. И мы ничего не можем сделать.

– Можем, – перебил её Логарифм и окинул угрюмым взглядом всю группу. – Можем, если выясним, что за чертовщина творится с миром. Но, если мы ещё час проторчим здесь, ожидая неизвестно какой помощи, этот час может стать решающим для всех.

– Вы сами оставили запись и попросили старика передать её выжившим, – возразила Кира.

– И ничего глупее я ещё не делал.

– Почему?

– Потому что старика уже может не быть в живых, а запись получили те… Те самые, кого лучше не вспоминать. Мы сами навели их на след. Вот что я недавно понял. А теперь я скажу, почему вы так пассивны. Почему вам не хочется что-либо предпринимать. Лень, бездеятельность – ранние признаки тяжёлой усталости. И поначалу человек их не замечает. Понимаете, мать вашу, насколько всё серьёзно?

С досады он пнул бутылку лимонада ногой. Она скользнула по полу, зацепилась горлышком за ножку сиденья и закрутилась, как в игре, которую так любят подростки. Когда бутылка остановилась, пробка смотрела ровно на проход к терминалам. Вся группа, не сговариваясь, уставилась на импровизированный ориентир.

– Смотрели когда-нибудь научно-популярные фильмы про планету без людей? – бушевал Логарифм. – Угольные электростанции перестают работать сразу же после того, как подача угля прекращается. То есть в первые сутки. Вслед за ними выходят из строя турбины на плотинах гидроэлектростанций. Знаете, что должно случиться всего через неделю? Полный швах! На атомных электростанциях закончится топливо и дизельные генераторы выйдут из строя. Вода для охлаждения перестанет поступать, температура начнёт повышаться и – бам!

Он хлопнул в ладоши так, что Кира подпрыгнула.

– Взрыв здания реактора, равный взрыву двухсот пятидесяти атомных бомб. Радиация! Смерть! Мир, принадлежащий крысам и тараканам. Хотя с тараканами это всё сказки, они выжили в тёплых квартирах людей и сдохнут вместе с нами.

Тым почесал бугристый затылок.

– Очень заумно сказал, но моя согласен. Сидеть здесь плохо. Опасно. Нужно идти. К тому же мы обещали слушаться коротыха.