Бродяги. Путь Скорпиона

– Луукас не знает, что делает.

– Там мои друзья. – Альбинос упрямо сжал губы и плавно высвободил руку. – Я их не брошу.

– Ты забыл, кто твой наставник? – голос Моргреда из скучного сделался острым, хрустким, как весенний ледок на реке. – Я лучше тебя знаю, когда следует биться, а когда ждать.

– Вот и ждите, – Анемед тронул коня пятками и послал его рысью.

– Мальчик! – голос колдуна дрогнул.

Ученик не оглянулся. Моргред видел белеющий, коротко стриженный затылок Анемеда, пока юношу не поглотила красная глотка циркового шатра.

2

Въезжая под купол, командир Гончих ожидал увидеть перепуганную чернь, жмущуюся друг к другу, растерянных артистов, которым оборвали представление. Но в тишине, наполняющей своды цирка, чувствовалась предгрозовая свинцовая тяжесть.

– Хлеба и мёда тебе, Циклоп! – крикнул паяц, жонглируя тремя небольшими тыквами.

Луукас Краснолицый криво ухмыльнулся. Ориоль-проказник, Ориоль-чревовещатель, сказочник и трепач, бродяга и проходимец – без дома, без рода, но с именем, известным от Кембрийских гор до Горького моря. Вот уж кто здесь лишний – пожилой кудрявый шут в тёплой жилетке из овчины, развлекающий народ своими байками и кривлянием.

Одна тыковка выскользнула из рук клоуна и раскололась об пол. Рыжая мякоть с семенами разлетелась в стороны.

– Зрелая! – удивился Ориоль, не прекращая подбрасывать в воздух оставшиеся плоды.

Командир молча проехал вперёд, давая дорогу своим людям. Всадники разделились на две линии, образуя внутри арены полукруг. Клоун бровью не повёл.

– Ты с приятелями? Или собрал всех своих сыновей от разных жён? Ай Луукас, ай блудливый кот!

В зале раздались короткие смешки. Командир побагровел, только теперь ощущая, что он оказался в центре внимания и за каждым его движением наблюдают. Рука под плащом незаметно сжала рукоять гром-оружия.

– Лови! – выкрикнул Ориоль и бросил тыковку одному из всадников, стоявших рядом, случайно или намеренно, – лучшему фехтовальщику в отряде Гончих.

Фабиус Мечехвост выхватил палаш и небрежно разрубил тыковку. Сочные ошмётки упали к ногам лошади. Физиономия Фабиуса осталась такой же плоской и каменной.

Клоун отбросил мешавший плод и громко забил в ладоши:

– Ай да ребята в отряде у Циклопа! Ай да молодцы!

Публика угрюмо молчала.

– Пусть Циклоп скажет! – послышался мужской голос с задних рядов. – Дай ему выговориться, Ориоль!

– Пусть говорит! – деланно возмутился клоун. – Разве я закрываю ему рот?

– У меня многие оставались без языка только за то, что произносили эту кличку, – выпрямился в седле командир, рыская глазами по толпе.

– Луукас, дружище, но тебя ведь так называют от большой народной любви!

Зал взорвался дружным хохотом, но почти сразу стих. Краем глаза командир Гончих видел, как его люди нервно переглядываются. Он нащупал стальной крючок на оружии древних и, как учил торговец, взвёл его.

– Луукас, брат, ну не сердись! – доверительно бросил клоун, протягивая руки. – Ну, разве ты не знаешь, что я шут гороховый? Моя работа – всех веселить! Скажи, чего ты хочешь?

Хватка Циклопа чуть ослабла. В конце концов, ему не следует навлекать на себя народный гнев, убивать на глазах публики известного артиста. Да и тратить силу грома на этого шута – себе дороже.

Командир Гончих набрал воздуха в грудь:

– Мы ищем предателя и душегуба, коего именуют…

– Кря-я-я-а! – Ориоль держал во рту свистульку и смотрел на него придурковатым взглядом. – Луукас, это привычка. Дурная привычка! Прости! – Клоун шлёпнул себя по руке, по губам, убрал свистульку за спину. – Прости, друг, продолжай и не обращай на меня внимания!

Циклоп быстро вытер нос цвета кирпича. Рука снова обхватила рукоять гром-трубки.

– Мы ищем предателя и душегуба, известного как… – Он выждал паузу. Клоун игрался со свистулькой, вертел её в руках, не поднимая головы. – Известного как Скорпион Таурусский!

Публика зашумела, задвигалась в темноте. Их бурная реакция вызвала у командира усмешку. Значит, скрывают. Значит, след взят верно.

Накрашенные углем глаза клоуна хитро сощурились.

– Кто-нибудь видел Скорпиона? – гневно бросил Ориоль в толпу. – Эй вы, голодранцы, почему молчите?

– Кто такой? Таких не знаем! – ответил тот же наглый голос с задних рядов.

– Послушай, Луукас… – Голос клоуна внезапно лишился игривых ноток, стал простым и даже усталым. – Послушай, я скажу только раз. Того, кого вы ищете, с нами нет. Тот, кого вы называете Скорпионом, вернулся в Чёрную Язву и сгинул там, клянусь тебе моей мамой. Не преследуйте больше нас. Этим вы ничего не добьётесь. Мы честные люди, работаем, трудимся. Зарабатываем себе на хлеб, а гладышей гоним прочь.

– Дай я вгоню этому балаболу стрелу в глотку, командир, – нежно попросил доселе молчавший Фабиус Мечехвост, пристраивая на колене самострел. – Больно сладко он поёт. И к матушке его никакого доверия. Она от такого ублюдка, небось, отказалась.

– Отставить! – услышал Луукас Краснолицый собственный голос, хотя губы его были плотно сомкнуты. – Слушай мою команду: всадникам спешиться!

У Фабиуса Мечехвоста отпала челюсть, самострел чуть не выскользнул из рук. Луукас Краснолицый вытаращился, не понимая, откуда звучит его голос! А отряд конников, привыкший к жёсткой дисциплине, вдруг начал исполнять приказ. Не все, конечно, но те, кто стоял за спиной Луукаса, и другие, сбитые с толку внезапной командой.

– Ко мне! – проревел голос, с точностью копируя все интонации командира.

Циклоп посмотрел на едва шевелящиеся губы шута-чревовещателя и вздрогнул. Жгучий пот брызнул из всех пор на теле командира. Обманщик! Подонок!

– Назад! – заорал Луукас. – К лошадям, идиоты! Он дурит вас!

– Поменяться лошадьми! – вторил ему поддельный голос клоуна.

Бойцы метнулись к лошадям. Но роковая ошибка уже была допущена. Всадники потеряли всего несколько секунд, чтобы прийти в себя, и этой заминки хватило для манёвра.

Зрители на трибунах зашевелились. Отсюда Луукасу сложно было понять, что они делали, но выглядело это так, будто у всех них разом зачесались уши. Клоун тоже заткнул уши пальцами, набрал в могучую грудь воздуха, – в губах он уже держал другую пищалку, необычной формы, сделанную из меди.

– К бою! – заорал командир, но его крик заглушил пронзительный высокий писк, ударил по барабанным перепонкам, заставил всадников сжать зубы от боли.

– И-и-и-и!

Рука Луукаса сама выхватила гром-оружие из-под плаща. Блеснул древний воронёный ствол. Палец лёг на тугой крючок, но нажать не успел.

Что-то розовое промелькнуло в воздухе на такой бешеной скорости, что командир едва успел разглядеть тонкую фигуру гимнастки, тут же исчезнувшую в вышине. В её руке блеснуло острое лезвие, напоминавшее косу.