Самый лучший комсомолец. Том 5

– Разумеется можешь! – разрешила она.

– Могу ли я попросить у вас эскиз барельефов профилей Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева для торцов вот этих четырех зданий на улице «Имени пятидесятилетия СССР»? – указал на девятиэтажки одной из центральных улиц.

– Пятьдесят лет СССР будет только через два года, – заметила Фурцева.

– Звучит намного лучше «сорокавосьмилетия», – ответил я. – Будем считать – на вырост. Советской власти же за два года ничего не сделается?

– Ей и за тысячу лет ничего не сделается! – излишне уверенно фыркнула Фурцева.

Видели, знаем. Но ничего, починка идет.

– Я никогда раньше не пробовала рисовать Сталина и Никиту Сергеевича, – решила поскромничать Надежда Петровна. – Но могу попробовать. Барельефы – это очень вдохновляюще! Я пришлю тебе эскизы как только смогу.

– Спасибо вам огромное, – поблагодарил я мадам Леже, и бабушки покинули палату, не забыв пожелать нам спокойной ночи.

* * *

На следующий день Вилка эксплуатировалась полным ходом, потому что нам принесли здоровенную коробку методичек «для служебного пользования» работниками КГБ, МВД и ГУРа, которые мы перерабатывали, добавляли мое послезнание и ее жизненный и служебный опыт, на выходе получая монографию с рабочим названием «Язык тела». Этот микс физиогномики, психологии и НЛП издать никто не даст, но «для служебного пользования» материал получится сногсшибательный. А главное – Виталина помогает совсем не понарошку и очень этому рада – пользу приносит товарищ капитан!

Идиллия была прервана деликатным стуком в дверь.

– Да?

Вошла старая добрая Виктория Викторовна – благополучно избежала осложнений после первого пришествия и набралась смелости на второе.

Поздоровались, и я прожестикулировал Виталине:

«Завод отдавать»?

«Отдавай», – показала она в ответ. – «Тебе все равно нужно что-то получше».

Обидно! Но справедливо – от меня стандартного соцреализма никто не ждет.

– Как ваша инфекция? – спросила учительница, водрузив на тумбочку плитку шоколада.

Не буду ничего про диету говорить – шоколад в нее не входит, но обидится же.

– Хоть в космос отправляй, – бодро отрапортовал я, убирая гостинец в тумбочку. – Спасибо большое, мы по шоколаду очень соскучились. Потом съедим, чтобы доктор не увидел.

– Кушайте на здоровье, – обрадовалась Виктория Викторовна реакции. – Голос-то какой стал – совсем мужик уже! Скажи еще что-нибудь?

Даже как-то неловко стало от этого «мужика»!

– Например?

– Например, обещанную идею для романа! – подсекла учительница. – От всей души поздравляю с победой на «Хьюге», кстати. Может мне тоже чего-нибудь научно-фантастического написать?

– Вот тут вот синопсис набросал, – достал из тумбочки взамен шоколада пяток печатных листов. – Персонажей и особенности текстового мира, – протянул ей. – СССР отправил на конкурс фантастики целого товарища Леонова не просто так, а подав сигнал – фантастика у нас теперь жанр уважаемый, а значит скоро…

– В него ломанутся все, – закончила за меня Виктория Викторовна. – Космический завод, значит?

– Проблемы те же что и на земном – раздолбайство, лень, саботаж и не желающий перевыполняться сам собой план, – кивнул я. – Потом можно про сельскохозяйственную планету написать – типа огромный космический колхоз.

– Колхоз себе заберешь? – спросила она.

– Не, я, извините, в Нобелевскую премию целюсь, поэтому буду немного другие книжки писать.

– А сам говоришь «фантастика серьезный жанр», – заметила она.

– Так и есть, – кивнул я. – Я же не знаю, за какую из книг нормальную, литературную, а не как у Пастернака – политическую – премию дадут, поэтому работаю по площадям. Высокоуровневый постмодернистский детектив вот на днях издадут, дальше еще пару-тройку мощных книг разных жанров напишу. В следующем году снова. И снова – до победного. Таких сюжетов я вам не дам – не потому что жадный, а потому что сюжет в таких книгах глубоко вторичен.

– Завода мне хватит, – умиленно улыбнулась Виктория Викторовна. – Ты не переживай – ты и так для меня больше всех вместе взятых сделал. Я об этом помню, Сережа. Прости меня, ладно?

– Вы чего? – протянул намокающей глазами учительнице платочек.

Гормональные бури начались, видимо.

– Ты мне и публикацию, и Союз, а я тебя чуть с родственниками и Фурцевой не поссорила, – высморкалась она. – Уезжаешь теперь. Мама твоя приходила, рассказала, – ответила на мой вопросительный взгляд.

Давайте вешать всех собак на мать-одиночку!

– Я может и маленький еще, – улыбнулся я Виктории Викторовне. – Но импульсивных решений стараюсь не принимать. Мой отъезд вызван объективными причинами – в Москве и под ней мне делать нечего, а там – конь не валялся. Что-то вроде моего личного БАМа.

– Будь я моложе, я бы тоже на БАМ махнула, – мечтательно зажмурилась учительница.

– Видите, а меня ничего не держит, – неосторожно поддакнул я, получив в ответ обиженный взгляд.

Не такая ты старая, чтобы требовалось заверять тебя в обратном!

– Ладно, пойду я, – засобиралась она.

– Приходите еще, – последнюю фразу почти не пришлось выдавливать.

– На жалость давит, – заметила Виталина.

– Может и так, – пожал плечами я. – Пиши неожиданное поручение «Фонду».

Девушка заменила лист в машинке.

– Сим наместник Потемкинский и генерал-губернатор Дальневосточный Его Высочество Цесаревич Андропов Второй…

– Директору «Фонда Ткачева» Волкову Тимофею Васильевичу от С. Ткачева… – «перевела» Виталина.

– Повелевает…

– Заявление…

– Установить ежемесячную выплату в размере ста рублей тысяче случайно выбранных матерей-одиночек с двумя и более детьми, – продиктовал я. – Без права получения повторной выплаты данного типа. Исключить занимающих высокие административные, производственные и кооперативные посты дам.