Мозаика жизни заурядного человека. Часть вторая. Крутые повороты

И я пошел к кардиологам. Повертели меня, покрутили, кардиограмму сняли.

– Годен, – говорят, – к строевой службе.

– А как же, – спрашиваю, – сердце?

– А его у вас нет.

– Как это?

– А так. Сердце бывает только у больного человека. А здоровый его не ощущает.

– Простите, но я-то его так ощущаю, что плакать хочется.

– А как?

– Что как?

– Ощущаете как?

– Ну, режет, колет, давит, жмет, даже щекотит иногда. Сейчас вот через каждые две секунды будто стреляет кто в него. Аж подпрыгиваю.

– Хорошо. Вот тебе бумажка в гастроэнтерологическое отделение. Попробуй там пострелять.

Гастроэнтеролог взглянул в бумажку, посмотрел на меня.

– И что с вами?

– В сердце стреляет, – пожаловался я и подпрыгнул на стуле от боли.

– Интересно, – сказал врач, – разденьтесь.

Разделся. Врач пощупал живот.

– Вроде все в порядке. Завтракали сегодня?

– Нет, – говорю, – мне не до завтраков.

– Идите на первый этаж. Кабинет номер восемь.

– А что там делать?

– Там скажут.

Пришел, показал направление врача. Круглолицая бабуля в замасленном халате посмотрела на меня строго, как бывший ефрейтор медицинской службы на рядового необученного, и приказала:

– За мной.

Завела меня в процедурную, заставила снять штаны и вкатила литра полтора живительной влаги из-под крана в то самое место, на котором члены профсоюза на собраниях штаны просиживают.

– Уи-и-и… – издал я доходчивую фразу на языке наших предков, лазающих по деревьям, и ринулся в кабинет «ОО».

Когда вышел, ефрейтор встретила меня строгим взглядом. В руках у нее была следующая порция тонизирующего. Экзекуция повторилась.

– А теперь вставай в очередь и жди, когда тебя вызовут.

Я встал в очередь. Передо мной – два ушибленных болезнью гражданина. Я хотел сесть в ожидании своей очереди, и тут только заметил, что я стою… разогнувшись.

«Ничего себе, – подумал я, – а где же сердце?»

А его нет. Нету, и все тут. Только что было, разогнуться не давало, а теперь нет. Я бывший спортсмен. «Дай, – думаю, – влечу на четвертый этаж больницы по лестнице». Взлетел. А сердца все равно нет. Спустился, снова взлетел. «О! Дыхалка заработала, а сердце – нет». Захожу в кабинет врача.

– Извините, – говорю, – меня медсестра клизмотроном вылечила. Так что уж простите.

– Сейчас посмотрим. Снимите рубашку, возьмите стакан с барием и выпейте.

Я выпил барий (это такой белый порошок, в стакане с водой перемешанный).

– А теперь вставайте вот сюда, под рентгеновский аппарат. Смотреть будем.

Покрутила, повертела меня и говорит:

– У вас дискинезия желчных путей, холецистит в страшно запущенной форме. Вам срочно нужно стационарное лечение.

И я стал в больнице лечить дискинезию желчных путей. Прошло много лет, а я ее лечу и лечу. Периодически. К своему удивлению, даже средство простейшее нашел: выпил стакан горячей воды – и все как рукой снимает. И сердца после этой простейшей процедуры как не было, так и нет. Так что человек – машина сложная, и не каждый врач в ней с ходу разберется, одно ясно: пить надо меньше.

Приглашение

Если Земля, по мнению древних, стоит на трех слонах, то это, в конце концов, оказалось фантазией древних. Но вот совсем не фантазией было то, что завод РИАП в свое время держался на двух столпах, на директоре Василии Павловиче Морозове, высоком, грузном, малоподвижном человечище чувашской национальности, и менее высоком, но тоже толстом главном инженере Копылове Викторе Селиверстовиче. Основным достоинством обоих было умение управлять людьми. Оба они стоили друг друга. Иногда Виктор Селиверстович заходил в кабинет директора, предупреждал секретаршу, чтобы никого близко не допускала к двери в этот кабинет, и начинался бой титанов. Секретарша выгоняла всех из приемной, потому что из кабинета директора раздавался такой грохот, ругань и брань, что слышать это посторонним было нельзя. Виктор Селиверстович отстаивал право на самостоятельные решения. Затем шум утихал, слышалось бульканье, покрякивание, почавкивание и из кабинета выходил довольный, улыбающийся Виктор Селиверстович. Он не был пристрастен к выпивке. Зато у Василия Павловича была привычка, чтобы на любом застолье рядом с ним на столе стояли во фрунт две бутылки водки или коньяку. Пил гранеными стаканами.

Наше СКБ было в те далекие времена в составе завода РИАП, и наша самостоятельность держалась на честном слове, данном директором завода РИАП директору СКБ Матвеичеву Борису Григорьевичу, бывшему до того секретарем райкома партии. Когда я, молодой главный инженер СКБ, в порядке учений по гражданской обороне с группой сотрудников был направлен выездным директором в Княгининский район, где должен был подкорректировать размещение по деревням подразделений завода в случае особого периода (это значит, когда атомная бомба жахнет), я, во-первых, зафиксировал опустевшие деревни с брошенными домами, а во-вторых, позвонил на завод, попросил Брылина Володю зайти к директору, пригласить его на контрольную проверку выполненной работы, а заодно и выпросить рублей пятьдесят материальной помощи для подготовки к этой контрольной проверке.

Когда Василий Павлович приехал, мы очень быстро закончили формальности по работе и приступили к главному мероприятию. Рядом с Василием Павловичем выстроились две бутылки водки, и мы начали «употреблять» за особый период, то есть, простите, за то, чтобы его как можно дольше не было. За трапезой я стал поскуливать по поводу основного вопроса, который мучил меня последнее время.

– Василий Павлович, не секрет, что работа инженерного состава на заводе более напряженная и требующая быстрых решений, чем, например, у разработчиков.

Василий Павлович понимающе кивнул. А я продолжал:

– Если создать разработчикам такую же нервозную обстановку, то они своими быстрыми решениями создадут черт-те что, но только не то, что надо. Разработчик должен иметь время подумать.

– Ну, и что ты хочешь этим сказать? Пусть думают.

– Я хочу сказать вам спасибо за то, что мы являемся единственным СКБ, если не считать группу в пятьдесят человек в Брянске, которое не пропало в круговерти срочных заводских задач.

– А что? Есть пропащие?

– Конечно. Я был на заводе в Махачкале. Разговаривал с начальником СКБ. Так они уже забыли, когда занимались разработками. Они уже давно – подразделение сопровождения новой техники в отделе главного конструктора завода. Да и далеко ходить не надо. У нас в ГЗАС[14 - Горьковский завод аппаратуры связи]е тоже когда-то было сильное СКБ, и тоже пропало в задачах завода.

– И как ты думаешь, почему?