Мозаика жизни заурядного человека. Часть вторая. Крутые повороты

– Ну, тогда главным инженером завода в Махачкалу. На вырост. Там директор на пенсию собирается. Будешь директором, членом обкома партии Дагестана.

– Не… а.

– Но почему?

– Да мне до лампочки все эти высокие должности. Я работу люблю. Понимаете, Сергей Ермолаевич? Я ее придумал, эту тематику, много лет тому назад, я ее в СКБ РИАП принес еще, будучи ведущим инженером, и я буду двигать ее до конца дней моих.

И вот я снова в главке, и со мной хотят разговаривать незнакомые мне люди. Один кадровик из Краснодара, другой кадровик из министерства, третий, судя по всему, «оттуда», поскольку все время молчит, слушает. Появился Сергей Ермолаевич, представил меня, и начался разговор.

– Павел Павлович, вы, как никто другой, понимаете значение самостоятельности научного учреждения в выборе путей и материального обеспечения при решении возложенных задач.

– Да, понимаю, прошел через это.

– То, что мы вам сейчас скажем, это пока предположение. Когда об этом заговорят руководители министерства, это будет уже деловое мероприятие. Дело в том, что предполагается отделение Краснодарского СКБ от завода и превращение его еще в один институт.

– Прекрасно. Сочувствую Арабянцу.

– Вы – один из претендентов на пост директора этого института. Что вы на это скажете?

«Вот это заявочки пошли!» – подумал я.

– А когда отвечать?

– Желательно сейчас, пока мы вместе.

Я вспомнил Краснодарскую жарищу, представил себя, разбирающимся в тематической сложнятине, которая мне не знакома. Одна фазометрия чего стоит. И я решил – нет.

– Нет, – сказал я, – спасибо за доверие.

– А почему? – спросил кадровик из Краснодара.

– Вы ведь хорошо знаете Недвецкого?

– Ну, конечно.

– Так вот, я не могу быть у него начальником. Он выше меня по интеллекту.

На том и разошлись. А вскоре на мое пятидесятилетие, кроме многочисленных папок с адресами, представитель Краснодарского Конструкторского Бюро Радиоизмерительной Аппаратуры вручил мне большущие наручные часы с гравировкой: «Шарову П. П. В день 50-летия. С уважением от коллектива ККБРА[15 - Краснодарское конструкторское бюро радиоизмерительной аппаратуры]». Я понял, кто инициировал этот подарок.

Перебор

Я, если честно признаться, никогда не считал большим удовольствием выпивку. Причина тому – печень. Во мне почти всю сознательную жизнь сидел жандарм – желчнокаменная болезь. И только когда в пенсионном возрасте мне вырезали желчный пузырь, я мог распоясаться. Но было уже поздно – времена бурной деятельности прошли.

Мои товарищи на следующий день после возлияний норовили похмелиться, а я, извините за выражение, изображал графа де Блюи, но компания есть компания и мне очень часто приходилось набираться.

Георгий Дмитриевич Лощаков был одним из ведущих специалистов НТО[16 - Научно-тематический отдел] шестого главка МПСС. Это был человек, четко представляющий конъюнктуру в вопросах не только развития техники в нашем и других министерствах, но и в вопросах меняющихся взаимоотношений между службами и министерствами. Он четко угадывал в наших годовых планах главное звено, на которое следовало обратить внимание. Он же определял объемы финансирования той или иной работы в зависимости от побочных потребностей предприятий, например, потребностей перспективного развития со скрытым финансированием. Я помню, как одну из работ отдел хотел поручить нашему СКБ за двести пятьдесят тысяч рублей. Затем передумали и поручили ее за пятьсот тысяч более крупному СКБ Дмитрия Ивановича Филатова. В конце концов, работа досталась одному из отделений Центрального института по радиоизмерительной технике ГНИПИ за два миллиона пятьсот тысяч рублей. Такой была экономика. Если бы мне давали эти деньги за эту работу, я бы не взял, так как при наличии лимитов на зарплату, численности и утвержденной средней зарплаты мне бы просто некуда было девать деньги. А создавать на предприятии условия безделья было бы не в интересах, в том числе, и директора предприятия. Оно, это предприятие, должно энергично работать. Что касается ГНИПИ, то у него было огромное количество вновь созревающих направлений, которые надо было подпитывать по внутреннему плану. Для этого и нужны были скрытые деньги в годовых и пятилетних планах.

Итак, Георгий Дмитриевич был ценный кадр, и мы его уважали. Ходить по ресторанам он не любил, поэтому я и решил однажды зайти к нему домой с соответствующей выпивкой и закуской.

Я поставил на стол бутылку сухого вина для его жены, бутылку коньяка для нас и сказал:

– Шнапс.

После третьей рюмки Георгий Дмитриевич вытащил из бара керамическую бутылку.

– Это разве шнапс? Вот это шнапс, так шнапс.

Попробовали. Оказалось – спирт. Меня очень быстро понесло на подъем настроения. А в этом случае я становлюсь очень веселым и непосредственным. После очередной рюмки я вскочил, открыл бар и вытащил оттуда коньяк выдержанный «КВ».

– Вот это, – говорю, – у тебя шнапс! Ну-ка давай попробуем.

И мы стали пробовать. Выпробовали всю бутылку. Я почувствовал легкое головокружение. «Значит, хватит», – подумал я. Но было уже поздно – уже «хватило».

Мы долго прощались с Георгием Дмитриевичем, он меня благодарил за то, что я самый непосредственный мужик. Я его – за то, что он самый умный и гостеприимный мужик. В конце концов, я уехал. Вот он, Курский вокзал. Вот он, билет на поезд у меня в кармане. Но поздно – поезд ушел. Следующий – утром. Стал звонить в справочное аэрофлота. Самолет летит через сорок минут. Поздно. Следующий – утром. Все! Остается только ждать. А ждать невозможно – выпил лишнего. Пока метро работало, доехал до метро «Комсомольская». Стучу в гостиницу «Ленинградская». Не пущают. Показываю свою красную книжку – пропуск в министерство – все равно не пущают. Туда пускают только по блату или по направлениям высоких инстанций. Вернулся. Сел в зале ожидания в надежде заснуть. Не получается – трещит голова. Выхожу на свежий воздух, сажусь на скамейку. Полегчало, вот-вот засну, но надо быть начеку: а вон и замаячил синий маячок. Милиция! Опасно! Убираюсь снова в зал. Итак, замкнутый круг: в зале можно заснуть, но трещит голова, на улице легче, но «моя милиция меня стережет». Вот мученье! Но должен же быть выход. Так вот он!!! В углу зала ожидания стоит огромный самовар размером с небольшую цистерну. Из нее днем чаем торгуют. Не может быть, чтобы все выпили. Открыл кран. Точно – льется, горячая. Пошел искать какой-нибудь сосуд. Причем тут какой-нибудь? Вот он – самый обычный, граненый стакан. Лежит себе брошенный после выпивки и ждет меня… тоже после выпивки. Вымыл я в горячей воде этот стакан и стал пить горячую воду. Сразу стало легче. Сколько я выпил стаканов, я не помню, только у самовара, по-моему, не убавилось.

«Вся жизнь – борьба», – вспомнил я поговорку и добавил: «А самая тяжелая борьба – с зеленым змием».

Рискуя показать себя алкоголиком, я, темнее менее, позволю себе рассказать еще об одном аналогичном случае. Произошел он со мной после того, как мы с начальником научно-тематического отдела главка Борисом Ефимовичем отметили очередное событие в деятельности СКБ РИАП. Я тогда был главным инженером СКБ, и мы договорились, что, поскольку мой поезд уходит в двадцать три пятьдесят, то можно пропустить по паре рюмок в каком-нибудь ресторанчике. Решили провести это мероприятие в ресторане железнодорожного вокзала. Взяли бутылку коньяку, выпили, закусили, и тут я решил, что правильней будет, если я провожу Бориса Ефимовича до дома. Заодно и поговорим по дороге. Тем более, что времени у меня оставалось до отхода поезда часов пять. Борис Ефимович жил около гостиницы «Советская», рядом с метро «Динамо». По дороге попалась рюмочная. Дают по сто грамм и бутерброд. Выпили, закусили. А мне вдруг страшно захотелось еще чего-нибудь съесть..

– Дайте, – говорю, – еще пару бутербродов.

– Не даем, – отвечают, – только в комплекте с водкой.

Пришлось брать с водкой. Съели бутерброды. Но водку-то не выливать. Опять выпили, но уже без закуски. Борис Ефимович начал покачиваться и рассказывать мне, что вот сейчас он придет домой, и ему надо будет изобразить из себя голодного волка, чтобы жена не заподозрила, что он где-то выпил и закусил. А сам вот-вот танец лумба—мумба затанцует.

Проводил я Бориса Ефимовича до подъезда и пошел к метро «Динамо». Времени до отхода поезда три с половиной часа. Иду и вижу, что пешеходная дорожка все круче и круче норовит повернуть то вправо, то влево. «Ого! – думаю. – В метро-то меня и прихватят, а в кармане красная книжка, где написано, что я главный инженер… был». Вспомнил, что, уходя от дома Бориса Ефимовича, я видел ряд металлических гаражей. «Вот там и надо пересидеть часа два-три, пока не приду в нормальное состояние». Нашел гаражи. Опустился рядом с деревом и… отключился. Проснулся с явным желанием встать. Но встать не удавалось. «Желание-то у меня есть», – вспомнил я известную фразу из итальянского кинофильма. Уцепился за дерево, поднялся, отцепился. Дерево пришло в движение и треснуло мне по лбу, потом отлетело в сторону. Вселенная кружилась, но мысль работала четко. Я взял горсть снега и стал тереть им лоб, виски, шею. Постепенно вращение Вселенной прекратилось. Я увидел дерево, склонившее надо мной свои сухие ветки, как бы извиняясь за нечаянный удар по моему распухшему лбу. Я привел себя в порядок, еще раз умылся снегом, утерся шарфом, и посмотрел на часы. Оставалось пятьдесят минут до отхода поезда.

– Пардон, мадам, – сказал я бродячей собаке, с любопытством рассматривавшей меня, и походкой культурного интеллигента двинулся в сторону метро, не замечая мокрого пятна на полах моего пальто, оставленного, по-видимому, лохматым ухажером этой самой собаки в порядке показательного выпендривания перед ней и пренебрежения к валяющимся на их территории гомо сапиенсам.

Мозготер

Это было лет за десять до того времени, когда раскрепощенная совесть стала гарантией успеха в беспрецедентном ограблении рядовых тружеников бывшими фарцовщиками, мошенниками и откровенными бандитами. Значит ли это, что в те доперестроечные времена таковых представителей будущего не было? Нет, не значит.

Были. Только закон и общественное мнение ограничивали их бурную деятельность.

К нам в СКБ поступил на работу очень шустрый парень, к тому же еще и коммунист. По трудовой книжке – замечательный радиоинженер нашего профиля. Когда выяснилось, что от этого старшего инженера в сфере разработки радиоаппаратуры как от козла молока, его непосредственный руководитель обратился ко мне с просьбой:

– Переведите его куда-нибудь подальше.

– Почему он вам так быстро не понравился?

– Так он не инженер. Он энергичный мозготер.

– Энергичный, говорите?

– Слишком энергичный. Голова от него кружится.

Было решено, учитывая шустрость, перевести его в отдел снабжения. Там он, назовем его Сергеем, быстро включился в общую трудовую деятельность.