– Да в чем там дело?!
– Проситель не сказал. Он говорит, это не для чужих ушей.
Зодчий вздохнул:
– Ну и кто этот проситель?
– Яхмеси Пен-Нехбет, господин.
Сененмут вздрогнул.
– Кто-кто? – переспросил он.
– Яхмеси Пен-Нехбет.
Зодчий обернулся и изумленно уставился на Хатшепсут. Возбуждение как рукой сняло.
– Там Яхмеси пришел, – прошептал он вмиг пересохшими губами.
– Что? – царица перестала поглаживать грудь.
– Это Пен-Нехбет явился.
Хатшепсут резко села:
– Он здесь?
Сененмут молча кивнул.
– Ты сказал, что он должен быть на лодке вместе с ним! – медленно проговорила она, пронзая взглядом.
– На ладье, – непроизвольно поправил ее он, все еще пребывая в растерянности.
Глаза Хатшепсут угрожающе сузились до мелких щелей. В них заплясал опасный огонь.
– Ты еще поправлять меня удумал?!
– А… я… – Сененмут ощутил внезапную слабость в коленях. Будто пронес мешок пшеницы через весь город. – Прости меня, моя госпожа, я…
– За-мол-чи. Иначе швырну в тебя кубком.
Грудь Хатшепсут вздымалась в порыве сдерживаемого гнева, и теперь она уже не выглядела столь манящей и желанной.
– Передай, что я буду ждать его в тронном зале.
Однако Сененмут ее не расслышал. Целый ворох мыслей, подобно стае мошкары, взвился в голове. Зодчий стоял у входа в покои и отстраненно пялился в пол.
«Что же произошло? Почему Яхмеси Пен-Нехбет здесь? Он и вправду же должен быть сейчас с ним на прогулке по Хапи! Для чего ему встречаться с госпожой? Неужели что-то и вправду случилось? Но, во имя Амона, что?».
– Сененмут!
– А?
Он так глубоко погрузился в себя, что не услышал, как она обращается к нему. Зодчий перевел взгляд в сторону Хатшепсут. В этот миг на нее страшно было смотреть. Лицо раскраснелось. Глаза метали молнии. Изящные пальцы вцепились в кровать и теперь напоминали лапы хищной птицы.
– Передай, что я буду ждать его в тронном зале! – зашипела она.
– Я…
– Ты слышал, что я сказала?!
– Да, моя госпожа, – прошептал он.
Царица наклонила голову влево:
– У тебя язык отсох?
– Н-нет, лотос мой.
– Тогда, во имя Амона, воспользуйся им!
Зодчий, наконец, пришел в себя и передал стражнику через дверь:
– Божественная супруга снизойдет до своего слуги. Она встретится с ним в тронном зале.
– Слушаюсь! Я передам радостную весть господину Яхмеси Пен-Нехбету!
По ту сторону послышались шаги, спешно удаляющиеся от покоев царицы.
Хатшепсут встала и, обнаженная, подошла к сундуку с драгоценностями, взяла алебастровый кубок и швырнула его Сененмуту. Тот с трудом умудрился поймать его на лету.
– Налей мне пива, сейчас же!
– Осталось только сладкое, – промямлил зодчий, на негнущихся ногах направляясь к прикроватной тумбе.
– Знаю. Моя голова ясна, и память не отшбило. Или ты на это намекаешь?!
– Нет-нет, моя богиня! – трясущимися руками он поднял с пола кувшин. – Прошу госпожу простить своего верного слугу. Он что-то плохо соображает.
– Ха! – царица потянулась за платьем. – Тогда слуге стоит проветрить голову. Спрыгнуть с крыши, например.
Сененмут не выдержал и пролил часть напитка на черное дерево.
– Дерьмо, – вырвалось у него.
– Ар!
– Прости-прости, опять язык распускаю…