Аниматор мира. Часть 2

12.00 – нотная грамота и гитара.

13.00 – написание музыки в музыкальном редакторе.

14.00 – написание книги.

17.00 – редактирование уже написанных.

18.00 – сочинение стихотворения.

19.00 – перенос всех знаний в творческую комнату.

20.00 – работа с новым миром в творческой комнате.

03.00 – просмотр художественного фильма на просторах интернета (редко, но метко).

До 08.00 от оставшегося времени после фильма – сон, либо отдых в положении лежа.

Питание не включил, так как не помню, как вообще ел. Тогда, по-моему, я питался два через два. Два дня ел, по ночам, при просмотре фильма. И два дня не ел. Скорее всего так. Исключая, конечно же, те дни или месяцы (в иных мирах и время другое), которые я проводил в симуляциях.

И пища несла для меня лишь характер удовольствия. Никакой другой причины не было. Полезность и надобность отпали также, как и сама еда в настоящее время.

Разум сильная штука, как его не назови – компьютер, бог, тело, вдохновение, жизнь, смерть. И по мере его развития, он все больше и больше отказывается от телесного, и реального. Под реальным я подразумеваю то, что вы есть сейчас!

В общем, творчество, каким бы оно не было – это труд чистой воды.

С графиком я намудрил. Он конечно же менялся, исходя из текущих задач. Да и следовать я ему не всегда торопился. Знаете ли, жизнь вне системного периода, даже, если система все-таки присутствует, похожа на сегодня хочу так, а завтра по-другому.

Этим и интересна подобная жизнь. Она подходит, как заблудшим, так и потерявшим смысл жизни. Как говорится: «Жить из-под палки можно и долго, но бессмысленно!»

Вы поняли, о чем я? Я про жизнь, когда родился трамваем, уже стоящим на рельсах, определенного маршрута.

– Интересное зрелище! – Подумал я, когда свернул на незнакомую мне улицу. Она больше походила на технологичное поле, вроде современного стадиона. Или лесного поля с механическими штуками. Вот так непонятно, но логично, если объяснять русским языком, или на каком вы там говорите.

Визуально, я бы мог сказать, что попал с одного уровня на другой. Причем, были видны явные границы между раундами. Город, а за ним технологичное поле.

Я не стал робеть, ведь там могли храниться очередные ужасные секреты, и прошел прямо до середины поля.

Вокруг блистала гальваника. Трава сочетала в себе искусство, механизмы и органику. Словно на одном поле сочеталась трава из разных миров. Одни травинки красовались сочной зеленью, другие блеском металла, некоторые показывали высохшую и умершую желтизну, а были и такие, что скрипели своей рыжей ржавчиной.

– Чудеса! – Восхищался я.

Поле не было футбольным, поэтому тут росли редкие деревья. Они также делились на техногенность и растительность. Высокие, объемные. Местами, покрытые листьями из свежей материи, а участками, вырабатывающие мазут вместо смолы, и острые ножи вместо листочков.

– Боюсь посмотреть под траву. – Обеспокоился я.

Но любопытство взяло верх, и моя голова, словно порванная резинка от трусов, покачиваясь, спустилась ниже колен.

– Мать честная! – Восхитился я, оставляя место для небольшого страха в уме.

Естественно, там присутствовал мир насекомых. И он был настолько перепутан, что делился не только на органику и нет, но и дробился на неизвестную космическую разновидность. Иными словами, там были насекомые земли, и других существующих планет, внутри, и за пределами понимания. Ко всему прочему, каждый органический вид делился на механический, виртуальный, и бог знает, какой еще.

– Когда я все это придумал? – Затаился во мне вопрос, который никак не хотел себя озвучивать вслух, дабы не иметь последствий.

Я догадывался, что сбои в моей памяти были связаны с творческой комнатой, и ее неоднозначной позицией, относительно реальности. Я мог просто-напросто помнить лишь то, что относилось к конкретному миру. За исключением памяти привычной земли. Она, то исчезала, то вновь появлялась, сама по себе. И для этого мне не нужен был и спаситель. А вот иные миры, они, увы, иные…

Я даже начал себе представлять, как мог это все создать. По бокам были референсы с живой природой и различными механизмами. В центре полигоны, которые ваяли что-то новое и невообразимое, из сочетания электрики и химии. В голове идея созидания несочетаемого и противоестественного. А в творческой комнате макет нового мира. Того мира, о котором я никак не мог вспомнить.

– Почему ужас? – Спрашивал я сам себя. – Неужели я настолько стал пресным, что меня и средние чувства не впечатляют? Хотя… а почему нет? В жизни, которая, тем более, сочетает в себе множество миров, попробовать нужно, абсолютно все!

В тот момент, я подумал, что таким образом докачусь до самых страшных земных грехов.

– Какая ерунда! – Противостоял я сам себе. – Жизнь, это и есть – смерть. Все в одном, разбегаясь по разные стороны. Неужто, я буду жевать сопли, при создании нового и доселе неповторимого? И если подумать, я уже являюсь самым ужасным убийцей-извращенцем. С таким аппетитом поедать, когда-то живое и думающее мясо…

В эту фразу я вложил, когда-то любимое мясоедное занятие. Да и растениям доставалось, они уж точно ничем не хуже. И находясь в этом мире, пусть даже в его симуляции, я осознавал, насколько мы все идентичны. Хоть зеленые, хоть кровеносные, да и с шестеренками.

Поле наглядно показывало, как все крутится внутри себя, извергая жизнь наружу, и снова, по кругу… Механизмы, живые существа, воображение, матери, сознание.

– И целая вечность не прошла! – Обрадовался я, заприметив своего друга.

Тот радостно помахал мне своей кривой ручонкой, нежно при этом улыбаясь.

Я подбежал к нему, как собачка за косточкой, и мы крепко обнялись. Сказалось ужасное одиночество, которое в том страшном мире чувствовалось более отчетливо.

– Я так рад тебя видеть! – Прокричал я, не опасаясь, что меня услышит какая-нибудь нечисть.

– И я рад. – Поддержал меня комок шерсти, положив свою мохнатенькую и кривенькую ручонку мне на плечо.

– Что это за фокусы? – Не стал я продолжать нежности.

– Вот такие… – полушепотом ответил друг.

– Нет, все понятно, что ты сейчас включишь заумного философа, но мне вовсе не до этих рассуждений. – Пробубнил я. – Но, повторюсь, я безумно рад тебе. Ты первый человек… спаситель… ну, друг. В общем, ты меня понял. Ты первый за целый день, хотя я нахожусь здесь уже целую вечность. Короче, ты первый, кто не вызывает во мне ужас.

Я нес какую-то несусветную ересь. Мои предложения состояли из несвязанных слов. Акценты я ставил в тех местах, где и смысла-то не было. Я просто-напросто вел себя, как бабка сплетница, которая вроде хочет узнать полезную информацию, но отвлекается на желтые речи.

– Расскажи мне, пожалуйста. – Наконец, собравшись с мыслями, сказал я. – Кто этот монстр, что превратился из моего друга Жени? Что это за место? И почему ты принимал участие в этой бессмысленной, но ужасной погоне. Да, то, что это симуляция, я уже догадываюсь. И мне понятен сбой в параллельности миров, или в творческой комнате.

Комок шерсти внимательно меня слушал. Он не спешил отвечать, зная, что постепенно я сам все открою для себя. Ведь именно в самом вопросе всегда скрыт ответ.

– Ты наверно понял уже, – наконец, сказал он, – что я, это ты в отражении. А зеркало в данном случае является тот или иной мир. Да, ты прав, это очередная твоя симуляция. Но я до сих пор не пойму, почему ты называешь реальные миры симуляциями. Так или иначе – это сырые фундаменты новых миров. Веселого, грустного, спокойного, и ужасного. Немного погодя, каждая, так называемая симуляция, становится реальностью. По мере исправления ошибок, конечно же.

Он задумался.

– Их я тоже назвал бы по-другому. – Продолжил спаситель. – Это не ошибки, а твой личный опыт. Кстати, тебе еще предстоит его узнать у самой жизни в каждом отдельном мире. Так ты сможешь более подробно исправить недочеты – улучшить этот самый опыт. А под жизнью, я имею в виду – беседы с существами миров, с явлениями, мыслями. В общем, со всем, что находится внутри мира.

После этих слов повисла страшная пауза, которая меня, не знаю почему, но напугала.

Вокруг стали сгущаться тучи. Небо почернело, земля обрела окрас грязной крови. Костры, что горели по краям поля начали давиться собственным дымом. На горизонте появились местные уродливые калеки.