Он лишь следствие, не причина…
Из-под этой отвратной личины
Говорит со мной явь многомерная,
Стародавняя, мудрая, верная…
Но от этой ущербности маски
Красоты не вложу и я в краски…
И ни света, и ни добра…
Много раз так, и мир – конура…
Может быть, подберу я оттенки…
Рухнут самообмана застенки…
И затянется в сердце дыра».
(Убирает записку в вазу, далее молчит несколько мгновений, обводит взглядом купе или смотрит перед собой, натыкается взглядом на вязание и берёт его.)
…И начну я её закрывать,
Увязав разноцветные нити…
Людям крылья мне не обрывать —
Ведь не стану я следовать в свите
Тех, кто мелочной злобы божкам
Подношения низкие сделает…
Петь о высшем согласье стяжкам —
Бирюзовому, жёлтому, белому…
(Делает небольшую паузу или вяжет, не глядя, и смотрит на небо за окном,
заговаривая задумчиво.)
Разливается молоком
Свет весны по небесному блюдцу…
Мотылёк теперь под потолком…
Ещё день, а уж ноги не гнутся…
(Резкий стук в дверь, дёрганье за ручку; Таня безразлично смотрит в окно.)
Даже на белизне потолка
Нужно статься темнеющей точке…
А весне… много лить молока,
Пока вынесет рыхлы бока
Сонный кот неба зимнего в тучках…
(Тревожный женский голос Кати, проводницы соседнего вагона, доносится из-за двери.)
Таня! Прятаться и болтать
Будешь в пункте приема брака!
Долго ручку твою мне ломать?!
Помоги мне, в вагоне драка!
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Таня и проводница соседнего вагона, Катя, вбегают в соседний вагон. На нижней полке лежит без сознания один курсант с окровавленной головой, остальные, притихшие и настороженные, сидят вокруг.
Катя:
Вот он! Этот его ударил,
Тот подставил подножку, и вот,
Головой ручку, стол протаранил
И упал. Вот какой поворот!
Таня:
Вижу. Вижу. Давай поспокойней.
Рваной простыни мне принеси.
И холодной воды замеси
С банкой перекиси.
Воинам – вольно!