Аспект белее смерти

Когда вышли на улицу, перед кабаком уже стоял невесть кем вызванный сюда закрытый экипаж. Получается, ухарей не двое, а трое. И третьего нигде не видать. Внутри-то никого, на козлах – один извозчик.

Жилистый велел тому ехать в Голубиный квартал, и мы расселись на жёстких лавках, как и в кабаке – друг против друга. Сказать по правде, раньше доводилось кататься лишь на запятках, а потому всё было в новинку, так и прилип к боковому окошку. Впрочем, это лишь пошло на пользу делу – успел оглядеться, когда на нужную улочку вывернули, поэтому и не заявил с ходу, что ловить здесь нечего.

Интересовавший ухарей дом прятался в глухом тупичке, и хоть на углу было никак не встать, зато на глаза попался крохотный сквер по соседству. И всё же, прежде чем ответить согласием, я уточнил:

– А чёрный ход?

– Нет его там.

Я глянул на Луку и сказал, будто в ледяную воду прыгнул:

– Сделаем.

Ухари вновь переглянулись, и упитанный высунулся из экипажа, велел извозчику катить к Чёрному мосту, а жилистый достал кошель. Разомкнул его, вынул три целковых.

– На инструмент и мзду квартальному, – пояснил он, вручая Луке крупные монеты, пестревшие царапинами и вмятинами. – Как условитесь о месте, получишь у Жилыча задаток.

Лука побренчал в кулаке серебряными кругляшами и качнул головой.

– Этого мало! Только ботинки на два целковых потянут!

Жилистый немного поколебался, но всё же добавил два потёртых полтинника, а упитанный неожиданно ловким движением вдруг перехватил запястье Луки и пригрозил:

– Начнёшь крутить хвостом, мы их из тебя вместе с зубами и дерьмом выбьем!

И я ему как-то сразу поверил. Такой выбьет. Именно что с зубами и дерьмом. Можно даже не сомневаться.

– А что делать-то надо будет? – запоздало решил я прояснить детали. – Просто за домом смотреть?

– Будешь караулить одного человека. Но сначала о месте договорись, остальное потом. И юлить не вздумайте! Поздно уже, раз по рукам ударили!

Обратно на Заречную сторону нас с Лукой не повезли. Высадили у моста.

– Что скажешь? – спросил старший.

Я передёрнул плечами.

– Заплатят они нам? Слишком жирный кусок посулили.

Лука глянул свысока и усмехнулся.

– Кусок только по меркам босяков жирный. Для серьёзных людей это не деньги.

– Так мы бы и на червонец согласились, нет?

– Ты бы согласился. А я с пятёрки торг начал и до полусотни ставки поднял! Дельце попахивает, точно тебе говорю. Поэтому и подпрягаться не хотел.

– Да и плевать! – отмахнулся я. – Четвертной сразу, четвертной после дела. Но это только половина. Где остальное возьмём?

Лука досадливо поморщился.

– Придумаю что-нибудь! Говорю же: Яр наводку подкинуть обещал! – отмахнулся он. – Ты иди на рынок, к инструменту и шмоткам приценись, а я в церковь заскочу. Надо с подушного учёта Пыжика снять. Скоро этот драный прилив, всех на небесное омовение погонят. Недосчитаются людей – плетей всыплют.

Мы разошлись, и следующие несколько дней я и не присел даже толком, перекусывал и то на ходу. Сначала рыскал по рынку, подбирая инструмент подешевле, пусть даже и не новый. Не стал экономить только на картузе, ботинках и рубахе, но там уж деваться было некуда: как ни крути, встречают по одёжке. Если какой-нибудь оборванец пожалует, человек при должности с ним даже разговаривать не станет, велит гнать взашей.

В итоге на всё про всё у нас ушло два с полтиной, и ещё целковый пришлось сунуть квартальному надзирателю. Вроде бы неоправданно много, но это только на первый взгляд. Годовой патент на работу в Среднем городе стоил десять целковых, и поди ещё вперёд очереди пролезь и убеди чинуш, что ты не жулик и всерьёз честным трудом зарабатывать намерен. И даже так о конкретном месте договариваться надо всё с тем же квартальным, а он, как пить дать, и слушать ни о чём таком без должного подношения не стал бы.

Историю я состряпал что надо, приплетя и отца в долговой яме, и отданный им в заклад патент, заодно продемонстрировал мастерство, в пять минут доведя сапоги квартального надзирателя едва ли не до зеркального блеска. Тот так проникся, что на седмицу освободил меня от оброка. Весь заработок за эти дни я мог оставить себе, да только у подручных моего нового покровителя оказалось собственное мнение на сей счёт – велели делиться.

Ну и плевать! Зато на правильном месте сел!

Облюбовал я сквер, занимавший широкую прореху между домами от улицы и до улицы. Три дюжины шагов в одну сторону и четыре в другую, несколько чахлых деревьев, пожухлая трава на газонах, четыре скамьи. Вот рядом с одной из них я с милостивого разрешения квартального надзирателя и расположился. Нужный дом прятался в тупичке, самого его видно отсюда не было, зато никто из направлявшихся туда пройти другой дорогой попросту не мог.

А может так статься, интересующий ухарей человек и вовсе через этот самый сквер путь срежет. Окрестные жители и торговавшие в квартале лоточники, по крайней мере, делали так постоянно. Место оказалось не таким уж и пропащим: к тому времени, когда ранним утром меня явились проведать наниматели, я уже заработал две деньги.

– Карауль здесь с рассвета и до самых фонарей. Дальше – не твоя забота, – заявил упитанный, уселся на скамью и упёр ботинок в мой короб. – Никуда не отлучайся, харчи с собой носи.

– Ждать мне кого? – спросил я, начав работать скребком.

Жилистый огляделся по сторонам, пошарил за пазухой и протянул сложенный в четыре раза лист потёртой на сгибах бумаги.

– Вот этого хмыря.

Я отвлёкся от чистки обуви, поглядел на портрет типа с запавшими щеками и ввалившимися глазами, полоской узких губ, искривлённым после перелома носом и низким лбом. На правой скуле был подрисован приметный шрам, мочка уха оказалась откромсана. То ли тюремный художник запечатлел, то ли по словесному описанию намалевали. Такие вот художества квартальным надзирателям и охотникам на воров выдают и в людных местах на тумбы вывешивают. Обычно внизу награда указывается, здесь – оторвано.

Неужто ухари – охотники на воров, а тип с рисунка лиходей, за которого большой куш назначен? Если так, то большой насколько?

Задумавшись об этом, я сложил портрет и протянул его худощавому, но тот лишь щекой дёрнул.

– Оставляй! Только на людях не свети!

Я кивнул и занялся обувью упитанного.

– Когда появится, на поклажу его внимание обрати. И Царь небесный тебя упаси за ним проследить пытаться! Не глупи, понял?

Угроза в этих словах прозвучала явственней некуда.

– Понял, – сказал я, хотя вопросов только прибавилось. – Если появится, просто вам об этом рассказать?

– Не если, а когда! – буркнул упитанный, подставляя мне второй ботинок. – Проворонишь, собственными кишками удавлю!

– Эй! – возмутился я. – А он точно придёт? Может, уже был здесь? Вам откуда знать?

– Точно придёт, – подтвердил жилистый. – Хозяин дома в отлучке, послезавтра только вернётся.

– Но ты здесь каждый день от рассвета до заката кукуй! – вновь рыкнул упитанный. – Пусть люди к тебе привыкнут! Мы захаживать будем, проверять.

Он поднялся и оправил штанины. Я отложил щётку и сказал: