Сообразим на троих, или Требуется пожарный

– Хамлю? Я ещё даже не начинал.

– Вася, чего ты молчишь? Меня тут оскорбляют!

– Э-э, ты как с моей женой разговариваешь?!

Ну и дальше в таком же духе. Где-то на краю началась рукопашная. Вызвали милицию. Явились три сонных ППС-ника, злобно ворча, что каждый год одно и то же. Толпа немного притихла. ППС-ники присели в стороне, на турниках, захрустели огурцами и зашелестели фольгой от курицы. Увидели костёр, и пошли грозить шашлычникам. Получили по куску холодного мяса и успокоились.

В полдевятого к зданию подъехала машина. Сигналя, она попыталась пробиться к парковке, возле дверей автошколы. Плотная мрачная толпа её не пускала. Водитель внутри разозлился, взревел мотором, пугая. За что его тут же выволокли наружу и слегка помяли. ППС-ники, подкупленные огурцами и курицей, в это время вежливо смотрели в другую сторону.

Оказалось, это приехал директор автошколы. Узнав об этом, его тут же поставили на ноги, стряхнули пыль и на руках перенесли к дверям.

– Уволюсь, уволюсь к чертям, – шептал он, нервно глотая какие-то таблетки. – Каждый год себе клянусь, что уволюсь!

Открылась дверь. И… Нет, не так. И-И-И!!!

Взятие Зимнего дворца побледнело от зависти. Народ качнулся. Затрещали двери. Здание ПТУ содрогнулось до самого фундамента. С крыши снялась стая ворон и с криками закружилась в осеннем небе. Откуда-то выскользнула давешняя дамочка со списком и начала выкрикивать фамилии. Половина народа вздохнула с облегчением, вторая половина разочарованно замычала. Лежащие на травке стадиона тела, не выдержавшие борьбы с напряжённым ожиданием, замычали из сочувствия. К телам потянулись ППС-ники. Вытрезвителю тоже надо было выполнять план.

Прозвучала и моя фамилия. На трясущихся ногах, уже не веря в то, что всё пройдёт благополучно, я устроился на жёстком табурете в сыром полуподвальном классе, с древними плакатами перекрёстков на стенах и разобранным движком в углу.

Нас пересчитали по головам.

– Товарищи, кто-то лишний. По списку – тридцать человек, а по факту – тридцать один.

Класс безмолвствует. Все опускают головы. Никому не хочется быть лишним, и все втайне подозревают, что ошибка коснётся непременно его.

– Граждане, ну взрослые же люди, чего молчим?

Тишина. Слышно, как снаружи матерятся те, кто не попал в списки.

Начали перечислять фамилии. Надо было как в школе встать и сказать «Я!». С первого раза ничего не получилось. Но со второго вычислили тихую тётку лет тридцати пяти, которая спряталась в углу.

– Женщина, как вам не стыдно?! – возмутилась организаторша со списком. – Вас же несколько раз просили.

– А я всю ночь перед вашей автошколой отсидела! – огрызнулась лишняя. – Да вы вообще над людьми издеваетесь. Вот, народ не даст соврать, – и она широким жестом показала на нас.

Народ не поддержал. Каждому было дорого его место в списке. И лишняя, проклиная нас, удалилась.

– Вот теперь, кажется, всё сошлось, – жалко улыбнулась организаторша.

И все тридцать человек с облегчением выдохнули.

Медкомиссия

После записи в автошколу мне предстояло пройти медкомиссию. Вообще, нормальные люди делают это ДО записи. Но я же ненормальный. Я и про очередь узнал в день записи. Спасибо разговорчивому маршрутчику, что просветил. Вот и в рассказе ему напишу: «Спасибо».

А куда идти на медкомиссию? Я ж офицер, значит в военный госпиталь. То что я военный эпидемиолог, и курирую этот госпиталь в плане сан. – эпид. режима я как-то не подумал. Молодой был. Наивный.

Прихожу со всеми бумажками-направлениями. Смотрю – по кабинетам бегают десятка три великовозрастных мужичков с похожими листочками. О, мне сюда. С ходу заскакиваю к окулисту.

– Здрасьте!

Окулист смотрит на меня хмуро. Протягиваю листочек.

– Я на водительскую комиссию.

Доктор осторожно берет бумажку. Смотрит на меня, на листок, снова на меня.

– Садитесь.

Закрываю правый глаз, левый, бодро диктую буквы. На зрение никогда не жаловался, поэтому без проблем получаю первый заветный штампик.

В кабинет к хирургу очередь. Ну ладно, посижу. Спрашиваю, кто крайний, устраиваюсь на скамейке, открываю книгу. Минут через пять замечаю нездоровую суету вокруг. Мимо пробегает медсестра.

– Здрасьте!

– Здравствуйте, – улыбаюсь я.

Кабинет хирурга открывается, высовывается врач.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – киваю я.

Хирург прячется. Снова открывает дверь. Смотрит на меня. Молчит, выжидающе. И я молчу. Я в очереди. И передо мной ещё человек десять. Хирург качает головой, прячется в кабинете.

Ещё через минуту в громе и молниях появляется главная медсестра госпиталя. Становится передо мной с сердитым лицом.

– Павел Владимирович, вам не стыдно?

«Ну вот, только пришёл, ещё ничего не сделал. За что мне стыдно?» – в панике думаю я.

– Тут уже полгоспиталя на ушах. В кабинетах срочные генеральные уборки. А он на медкомиссию пришёл! – отчитывает меня главная медсестра. – Хорошо хоть окулист вас сдал.

Вырывает у меня из рук листочек.

– Пошли со мной!

Заходит к хирургу. Штамп! К урологу. Штамп! К терапевту. Штамп! Пять минут – и заветный листочек заполнен. Очереди на комиссию смотрят на меня враждебно. Перешёптываются «Блатной!». А я чего? Я тут при чём?

– Спасибо, – робко улыбаюсь я.

– Не за что, – кивает главная медсестра. – Не пугайте нас больше. И запомните – служебным положением иногда надо пользоваться!

– Да я как-то не подумал.

– Не подумал он. А мне в панике звонят – в поликлиническом отделении проверяющий сидит! Я к графику – до следующей проверки два месяца. Что случилось? Что-то экстренное! А мы не готовы. Благо окулист позвонил и хохму рассказал, что к нему только что эпидемиолог за печатью приходил. А то бы все рекорды по генеральной уборке побили. Вам машину с водителем дать, чтобы до части доехать?

– Спасибо, – покраснел я. – Лучше как-нибудь сам.