Сообразим на троих, или Требуется пожарный

Поднялся Пантюх с пола и таким взглядом на меня посмотрел, что я сразу понял – врага себе нажил. Но при капитане он ничего не сказал, даже улыбку выдавил и руку мне пожал, но злобу затаил.

А тут в части случилось ЧП. По осени начались учения с танковой бригадой. Военных врачей тогда остро не хватало, и меня санинструктора со средним образованием поставили в медобеспечение. Стою, смотрю, как танкисты отрабатывают переправу по дну мелкой реки. А делают это так. Танкисты надевают специальные водолазные маски, на сам танк крепятся высокие воздухозаборники, танк ревёт двигателем и на пару минут скрывается под стылой осенней водой. Над поверхностью, словно трубы парохода, видны только воздухозаборники. Потом из воды появляется башня и вот уже ревущая громадина на другом берегу. Чихает вонючим чёрным дымом выхлопа. По броне ручьи бегут. Впечатляющее зрелище.

В этот раз всё шло, словно по учебнику. Прошёл первый танк, второй, третий. А четвёртый внезапно пошёл в сторону, качнулся на неровностях дна и застыл. Заглох. У танкистов на такой случай всё отработано, но ребята молодые, по полгода в армии. Запаниковали. Рванули вверх, а один из водителей ещё и кричать начал от испуга. Наглотался вспененной грязной воды. Товарищи его вытащили быстро, но он уже не подавал признаков жизни.

Танкисты бегают по берегу:

– Где доктор, мать его?! Зовите доктора!

А я уже бегу. С ходу начинаю парня откачивать. Вколол ему камфоры – единственное, что у меня в тот момент в аптечке было. Качаю. А он не качается. Лежит, холодный, мраморный, кожа медленно синеет. Но я не сдаюсь, качаю. Танкисты вокруг уже и шлемы поснимали. А я качаю, чувствуя, как под руками хрустят рёбра. Уже в раж вошёл. Думаю: «Ну, сукин сын, ты у меня не помрёшь! Только не сейчас!»

По телефону об инциденте уже докладывают командирам. Подходит ко мне кто-то из офицеров.

– Живой?

– Пока – нет.

– Понятно, – вздыхает офицер. И идёт докладывать. Мол, танк затонул, в наличии один труп. Никто уже не верил, что обойдётся.

Я уже и рук не чувствую, и у самого в глазах крошечные точки забегали. Жарко, задыхаюсь, а сам даже руки поднять не могу, чтобы ворот расстегнуть. Но не останавливаюсь. И как по волшебству, солдат захрипел. Хлынула у него из лёгких зелёная грязная вода, глаза открылись.

Слышу за спиной визг тормозов. Подлетает УАЗик командирский и выскакивает полковник, который отвечал за проведение учений. Этого полковника мы все знали и уважали. Было он из тех, кто молодым курсантом зацепил Великую Войну, награды на его груди были настоящие, заслуженные.

– Где труп? – кричит полковник.

А труп уже сидит, прислонившись спиной к кривой берёзке, смотрит по сторонам ошалелым взглядом.

Полковник в ситуацию вник быстро и полез меня обнимать.

– Сынок, спасибо тебе от всей части! Ты сейчас не только человека спас. Ты сейчас честь армии спас.

А я стою, от усталости соображаю плохо.

– Ты откуда, боец?

– Из Гродненской области.

– А это где?

– В Белоруссии.

– Так и мы сейчас в Белоруссии. Тебе выходит до дома недалеко. Даю тебе десять дней отпуска и младшего сержанта, чтобы дома перед родными похвастал!

– Служу Советскому Союзу!

Так всего через полгода после призыва я оказался дома в длинном почти двухнедельном отпуске. Да ещё и с лычками младшего сержанта, что тогда гарантировало мне внимание всех девушек на сельской дискотеке.

Не проходит и двух дней, как заявляется ко мне домой военком.

– Молодец! Орёл! Выступи перед школьниками, расскажи им, что в армии из них сделают настоящих мужчин!

– Да зачем мне это надо? – удивляюсь я. – Отродясь нигде не выступал. Даже на комсомольском собрании. А тут нашли Кобзона, перед публикой выступать.

– Ты выступи. Я тебе к отпуску ещё три дня прибавлю.

– А вы можете?

– Я всё могу, – кивает военком.

Ну я и согласился. Привели меня в родную школу, вышел я на сцену перед сотней пацанов разного возраста и рассказал им про армию. Ну как рассказал – приукрасил сильно. Про то, как мы с «дедушками» в разные игры играли – ни слова. И про то, как в учебке хочется спать и есть – тоже. Только хорошее.

Пацаны на меня смотрят во все глаза. И в этих глазах патриотизм огоньками горит. Ещё бы. Перед ними не какой-то старик-ветеран с замшелыми воспоминаниями о далёкой войне. А почти их ровесник, младший сержант, который вот ещё недавно в этой самой школе учился. Ему и веры больше.

Некоторые из этих ребят погибли потом в Афганистане. Но мне хочется верить, что моей вины в этом нет.

Вернулся я в часть только через две недели. Отдохнул, отъелся на родительских харчах. Ещё и с собой привёз, приятелей угостить. Так сил набрался, что на первой же тренировке с капитаном, пару раз неплохо его приложил.

– Растёшь, боец, – обрадовался капитан, длинными ударами загоняя меня в угол. – Ещё бы немного и свалил бы. Надо теперь с тобой ухо востро держать.

Служил дальше. Со временем получил ещё одну лычку на погоны, стал сержантом. Подходил к концу первый год моей службы. И именно это время Пантюх выбрал, чтобы отыграться за тот проигранный бой.

До этого он как-то особо не проявлял себя. В подразделении, кроме него было ещё четверо старослужащих «дедушек», но он у них верховодил и подбивал на всякие пакости. Доставал пару «духов», но как-то терпимо. Все понимали, что без дедовщины в армии никак и принимали это всё как должное. Меня они вовсе не трогали. Во-первых, я был единственный сержант из молодых, во-вторых, санинструктор, в-третьих, опасались, что я расскажу всё капитану-боксёру.

А тут – такой подарок. Однажды вечером, когда большая часть бойцов писали домой письма или подшивали подворотнички, Пантюх подошёл ко мне.

– Слушай, дело есть, – заговорщицким прохрипел он мне на ухо.

– Какое дело?

– Идём в «мойку», расскажу. Нельзя при всех.

У меня и мысли не мелькнуло, что он что-то задумал. Молодой я тогда был, не верилось мне в подлость людей. Только зашли, как на меня навалились сразу четверо, бросили на пол. Один сел на ноги, двое прижали руки, четвертый взгромоздился на спину и заткнул грязными лапами рот.

Пантюх с гаденькой улыбочкой склонился надо мной.

– Что, доктор, не дышишь? Не сцы! Мы тебя сейчас в «черпаки» переводить будем. Святая армейская традиция.

Чувствую, стягивают с меня штаны. Напрягся, дергаюсь изо всех сил. Но куда там. Их четверо, все тяжелее меня. А дверь закрыта плотно, другие солдаты в казарме и не слышат ничего. А даже если и слышат – никто не поможет. Все боятся «дедушек».

Пантюх достал солдатский ремень и принялся меня лупить. По традиции он должен был нанести мне всего двенадцать ударов, переводя из «слонов» в «черпаки», но ненависть его ко мне была так сильна, что он увлекся и бил уже без разбору. Даже его товарищи заволновались:

– Серый, Серый, ты чего? – подал голос тот, кто сидел на моей правой руке. – Хватит уже.

– Погоди. Я тут за один должок рассчитаюсь, – тяжело дыша, ответил Пантюх. И бил дальше.

Наконец он то ли устал, то ли отвёл душу. Меня отпустили. Я встал, застёгивая штаны, весь белый от боли и унижения.

– Ну что, понял? – с прежней гадкой ухмылочкой спросил Пантюх.