Вот грибок. Кусай и сгонишь
ты свою любовь-тоску».
– Нет, бабуленька, не надо.
Я уж весел! Вновь лечу!
Я, бабуленька, за это
Персик твой благодарю.
– Персик?!
– Да. Чиста? моя
кровь от страстного зелья?!
Излечил уж от беды
взгляд сей силы изумрудной,
сердце выровняв к любви.
Ай да, Персик…
– Персик… мой?!
– Твой.
– Моя Алёнка?!
Ах вы, острые сучки,
ах вы, шишки, ах, дрючки,
колдовать то научила,
а расчёту не дала.
Смысла жизни не открыла…
Ах я, глупая Яга.
Девке б мо?лодца завлечь,
чары девичьи привлечь,
да влюбить его в себя –
и устроена судьба,
и живи потом в Кремле,
шли подарки в лес Яге…
Эх, святая простота?…
подлечить то подлечила,
а влюбить то не смогла…
Эх, попал-б ты на меня.
Дверь в избушке приоткрылась, солнца Луч пустив во мрак:
– Ваня, бабушку не слушай,
опыт хоть умней в сто крат
нас с тобой, но по расчёту,
лишь ему подходит брак.
«Это как же так, не слушай? –
поперхнулась мхом Яга. -
Главное, что будет кушать,
как пройдёт медов пора.
Глянь, в лучах нарисовалась,
пух торчит ещё торчком,
чтобы бабушку не слушать.
Тыщу лет!.. А тут – роддом».
А Алёнушка смеётся,
в точь апрельский ручеёк,
за рукав схватила Ваню,
тянет к солнцу, за порог:
«Молодцу?, уж в путь обратный