Дыхание разума
Павел Борисович Гнесюк
Немецкий ученый Артур фон Кланке придумал дыхательную смесь для пробуждения спящих талантов. В 1944 г. разведгруппа натыкается на концлагерь для испытаний смеси на детях, лейтенант Иван Сорокин захватывает фон Кланке в плен. После войны НКВД создает лабораторию под Тарском с научным руководителем фон Кланке и под контролем Ивана Сорокина. Для проведения испытаний дыхательных смесей на поверхности возводится летний лагерь для детей. Две девочки прокрались в лабораторию, утром водолазы находят их одежду в озере. Третья девочка из-за гибели подруг оказывается у психиатра, блокирующего ее воспоминания.Егор, сотрудник ФСБ, внук Сорокина, в одном из ТРЦ предотвращает теракт, получает ранение. После восстановления назначен куратором лаборатории. В лаборатории создали вещество, подавляющее волю человека. В лаборатории Егор обнаруживает убитых, а баллоны с веществом похищены для испытаний на людях во время празднования дня города. Егор решает остановить теракт собственными силами.
Павел Гнесюк
Дыхание разума
«От разума – печаль и наслаждение,
От разума величье и паденье.»
Абулькасим Фирдоуси
«Главная цель настоящего художника, которую он сам может и не осознавать, – пробудить в людях добро и чувство красоты.»
Валентин Борисов
Глава 1
«Разведка не имеет права хвастаться. Даже намекать на успехи – значит подвергать кого-то риску.»
Шебаршин Л.В.
1944 г. Польша возле города Осик
Разведгруппа капитана Тараника добралась до предместьев небольшого польского городка Осик, соблюдая все предосторожности. Излишняя щепетильность в тишине и осмотрительности в этот раз оказалась излишней так как немцы покинули поселение.
– Командир, – подал голос ефрейтор Веретенников, прижимаясь боком к двухэтажному каменному зданию и посматривая из-за угла, – куда местные подевались.
– Не нравится мне эта тишина, – сквозь зубы процедил Тараник. – Притаились гады, ждут, когда мы выйдем на открытый участок, чтобы перебить нас всех.
– Может я метнусь до соседнего дома, товарищ капитан? – Прошептал лейтенант Сорокин.
– Я тебе метнусь, – Тараник повернул голову к Сорокину и помахал кулаком у него перед носом. – Давайте братцы выждем несколько минут, может кто и объявится.
Пятеро русских солдат привалились к пыльной стене дома, посматривая по сторонам в ожидании нападения, каждый из них в напряжении коротал минуты отдыха до приказа. Капитан, сидевший возле угла дома, заметил, как от соседнего строения вышла женщина в темном облачении, катившая перед собой небольшую тележку с каким-то скарбом.
– Иван, давай метнись до бабки, – распорядился Тараник, – спроси у нее про гансов.
– Есть, товарищ капитан, – тихонько обронил Сорокин и через минуту уже оказался возле старухи.
Поздоровавшись по-польски, Иван задал вопрос, интересовавший всю разведгруппу. Пожилая женщина отпустила свою торбу, о чем-то тихонько запричитала, на вопрос русского солдата ответила громко, что до ушей разведгруппы долетело "Nie!". Она несколько минут то ли рассказывала, то ли умоляла Сорокина что-то непременно выполнить, а после всех его расспросов несколько раз указала в даль рукой. Когда солдат простился со старой польской женщиной, она немного постояла, посмотрела ему в след, осветила его в спину крестным знамением и покатила свою тележку дальше. Когда Иван вернулся, вся группа была на ногах, каждый стряхнул с себя пыль, капитан не дал Сорокину произнести ни слова.
– Понятно, – вздохнул облегчённо Тараник, – фашистов в городе нет.
– Так точно, товарищ капитан, – доложил лейтенант, – фрицы еще вчера утром в спешке покинули город.
– А где же местные, – влез в разговор Веретенников.
– Одних немцы убили, другие ушли из города, – начал говорить Иван, дождавшись одобрительного кивка командира, – оставшиеся в живых бояться и прячутся по домам.
– Странная на вид старуха, – задумался капитан, – тебе так не показалось.
– А что в ней странного, товарищ капитан, – Иван потер лоб. – Бабка последняя из оставшихся в живых из местных монахинь, направилась в какой-то монастырь, полагая, что он уцелел.
– Ладно, хватит тут штаны просиживать, – приказал Тараник, – возвращаемся.
– Товарищ капитан, мне монахиня еще кое-что интересное сообщила, – обратился Сорокин.
– Что фрицы побежали в таком-то направлении, – усмехнулся капитан, – вернемся в расположение обо всем по порядку и доложишь.
– Старуха рукой указывала на контрационный лагерь, – рассердился лейтенант. Мы должны пойти в этом направлении и увидеть все своими глазами.
– Сорокин, ту очумел? Какой еще лагерь? – По данным авиационной разведки в этих местах нет лагерей.
– Там фашисты над детьми издеваются! – Указал направление рукой лейтенант. – А мы пойдём себе в расположение части и будем дальше жить спокойно.
– Нарываешься? За неисполнение приказа командира ты знаешь, что полагается.
– Тимофей, когда вернемся в расположение делай со мной что хочешь, хоть распни, – доброжелательно произнес Сорокин и комично присел в полупоклоне, – проверить сообщение монахини мы обязаны.
– Ну, Иван, – Тараник растерянно покусал нижнюю губу, – раз приказываешь проверить, то веди нас. – Кто-то из бойцов рассмеялся дерзости лейтенанта и через мгновение смешок прокатился по всей разведгруппе. – Сорокин пошёл первым, Веретенников слева, Камаев правый фланг, мы с Нефедовым замыкающие.
Группа без каких-нибудь признаков попасть в ловушку преодолела последние здания городка и оказалась на пустыре, а впереди на расстоянии более ста метров располагалась большая территория, огороженная двухметровым плотным забором без единой щели, а не колючей проволокой. Ефрейтор первым заметил отверстие в доске от выпавшего сучка.
– Что там видно? – Спросил Тараник у Веретенникова припавшего лицом к доскам.
– Вижу несколько небольших бараков, грузовик со спущенными шинами, здание из красного кирпича и наполовину распахнутые ворота с противоположной стороны правее нас.
– Людей видишь? – Поморщился Тараник.
– Живых никого не видно. – Ефрейтор повернулся к командиру. – Что делать будем?
– Давайте перемахнем, – предложил Сорокин, – здесь всего-то пара метров.
– Согласен, обронил капитан, – не через парадный вход к фрицам заходить.
Один за другим солдаты, помогая друг другу перелезли через забор, осмотревшись двинулись к кирпичному строению. Пройдя метров тридцать по земле поросшей травой, идущий первым ефрейтор подал знак «внимание» и присел на корточки.
– Что тебя остановило? – Подоспел Тараник.
– Товарищ капитан, – прошептал Веретенников, – что-то екнуло у меня сердце, когда я увидел в ложбинке справа от кирпичного здания большую кучу тряпья.
– Вышка пуста, – заметил Сорокин, – нас бы с верху уже перестреляли, как куропаток. Давайте побыстрее до строения доберемся.
Он прибавил шагу и с каждым метром все яснее представлялась страшная картина. Куча тряпья к общему ужасу оказалось сотней или больше убитых детей разного возраста от семи до двенадцати лет. Расстрельная команда после смертоубийства детей, перекидала трупы в ложбинку, ставшей открытой могилой.
– Твою мать! – Слезливо воскликнул Нефедов. – Ненавижу этих фашистских ублюдков.