– Раевский у телефона, – раздался ровный спокойный голос.
– Здравствуйте, – Григорий растерялся и не знал, что дальше говорить. – Вы… вы… как вы это делаете?
– Простите?
– Ну, предсказания эти.
– А… вы об этом. Я не смогу вам объяснить механизм. Я просто знаю, когда уйдёт из жизни тот или иной человек: мне достаточно посмотреть на него.
– Даже на фото?
– Даже на фото, – в голосе Раевского послышались нотки усталости, словно он объяснял это бесчисленное количество раз. – Во время касания могу в общих чертах определить причину смерти. Это всё.
– И ни разу не ошиблись?
– Вы получили неверное предсказание? – голос Раевского напрягся.
– Нет, всё точно… оба моих друга ушли из жизни точно по расписанию.
– Так что же вы хотите?
– А нельзя как-то… перенести, что ли.
– Перенести дату смерти? – Раевский рассмеялся. – Это не ко мне. Звоните тем, кто выше.
– Ничего смешного! – Григорий обиделся.
– Всего доброго. И помните: предупреждён – значит вооружён.
В трубке послышались короткие гудки.
***
После встречи на поминках Павла, Григорий с Иваном общались редко, словно избегали друг друга. Страшное знание давило постоянно: Григорий помнил смертельные даты наизусть и ничего не мог с этим поделать.
Утром 3 апреля 2025 года заслуженный пенсионер Григорий Афанасьевич Воронцов, сжимая в руке пожелтевший от времени мятый кусок картона, не выдержал и позвонил.
– Привет, Ваня.
– Здравствуй, Гриша. Чего вдруг?
– Просто. Хотел узнать, как твоё здоровье.
– Ах ты… – в трубке заклокотало, и Иван вдруг заорал: – ну и сука же, ты, Гриша! Я же просил тебя! – и швырнул трубку.
Григорий почувствовал себя скверно. «Хотел же, как лучше, – мысленно оправдывался он, – чего орать-то».
Вечером этого дня, напившись до почечных колик, Иван скончался, так и не простив друга за несдержанное слово.
***
Сверившись с карточкой ещё раз, Григорий нажал кнопку звонка. Долго не открывали, и Гриша собрался было уходить, как вдруг дверь широко распахнулась. На пороге стоял Раевский. Холёный, раздобревший, с надменным взглядом из-под полуоткрытых глаз.
– Внимательно, – сказал он, не глядя на собеседника, счищая невидимую пушинку с воротника дорого домашнего пиджака.
– Все мои друзья умерли, – Григорий потоптался на месте. В колене что-то хрустнуло, и он скривился от боли. – Это вы во всём виноваты! – выкрикнул Гриша надтреснутым голосом.
– Проходите, – вздохнул Раевский, пропуская Григория вперёд. – Чаю хотите?
– Хочу! – с вызовом ответил Григорий и пригладил седые усы.
Они расположились в шикарно обставленной зале, увешанной картинами и уставленной старинными вазами какой-нибудь китайской династии Мин. Григорий яростно размешивал ложечкой сахар в чашке, втайне надеясь провертеть там дырку: это чашка была такая же холёная, как и её владелец. Раевский внимательно следил за манипуляциями Григория, а потом выпрямился в кресле.
– А я узнал вас. Георгий, кажется?
– Григорий я.
– Точно! Простите, Григорий. – Раевский говорил без тени улыбки. – Вы один из тех редких человек, которые… впрочем, не важно.
– Нет уж, договаривайте!
– Вы умрёте 3 марта 2033 года от сердечного приступа, не так ли?
– Откуда вы… – вспыхнул Григорий и осёкся. – Ах, да, что это я, – он пожевал губами. – Ну и зачем вы напоминаете мне об этом?
– Это день и моей смерти, – негромко ответил Раевский.
– Правда? Я думал, вы бессмертны, – пробормотал Григорий, отводя глаза.
Раевский улыбнулся.
– Вы напрасно на меня злитесь, Григорий. Я не виноват в вашей смерти: я лишь знаю, когда она наступит. И это даёт вам большие преимущества.
– Какие же? Каждую минуту думать об этом страшном дне?
– Наоборот! Перестать о нём думать вообще. Вы знаете, что смерть неизбежна, не так ли? Смерть – это логичное продолжение жизни. Вы знаете, когда наступит день икс. Так живите полной жизнью, ни в чём себе не отказывая! Как я, – и Раевский театральным жестом обвёл комнату.
– Я не могу так. – Григорий поднялся. – Я не могу не думать о смерти. И надеюсь, что этот день можно изменить.
– Знаете, чего вам не хватает? – Раевский тоже встал. – Веры.
– Я атеист, – на всякий случай уточнил Григорий.
– Ах, оставьте! При чём тут высшие силы? Я говорю сейчас не о них.
– А о чём же тогда?
– Вам не хватает веры в людей. В меня, например.