Смежались безмятежность, нежность, снежность.
И распластался утренний покой
По-над рекой, у самого обрыва,
Где стелет Богородица покров
Колоколов – заутренний, призывный.
***
Я уеду, мой друг,
далеко, далеко,
Где в бреду обрету
неотпетый покой,
Где не пишут
ни племя, ни имя,
Где не ставят
крестов на могилах,
Где не видят, не знают, не помнят,
кто, когда и куда похоронен.
Я уеду, мой друг,
далеко, далеко
От родной стороны,
от стихов и грехов.
От неё. От Него.
От себя и от них.
Только мать и отца
как я брошу одних?..
Я уеду, мой друг,
далеко, далеко
На заре, налегке –
не с лихвой. Нелегко.
Я оставлю свой крест
под окладом иконы.
Я уеду, мой друг.
Спросишь ты: «Далеко ли?»
Мама
Простудно. Студно. И не до тепла
Чуть вздувшимся прожилкам на руках.
Как Дон и Меча юность протекла –
В пяти строфах иль двадцати строках.
И оскользнёшься материнским взглядом.
А я мальчишеским – сыновьим – промахну.
Заумный сын, да нет со мною слада –
Ты про себя, а я всё про Москву…
Летят, летят автобусные будни –
И ты не глушишь на ночь телефон.
Педант-будильник – восемь, девять – будит,
Не заглушая лебедянский сон.
Не лебедянский. Сон – а, может, стон?
Я далеко – и пятница не близко.
Налейте мне, пожалуйста, за сто
Компот и щи – в студенческую миску.
…Приеду, мама! Скоро. А пока