Милый яд

Я отперла дверь с коробкой в руках. В записке говорилось:

«Лия, могу я пригласить тебя куда-нибудь в эти выходные? Хочу показать тебе кое-что особенное. – Джона».

Сунув коробку под мышку, я направилась в спальню Лии и постучалась в ее дверь. Свет из щели под дверью подсказал, что она еще не спит. Я всегда осторожно к ней приближалась. Как будто могла неосторожным словом или жестом ее воспламенить.

– Лия, – я прочистила горло, презирая себя за то, как неестественно чувствовала себя рядом с родной сестрой. – Открой дверь.

Дверь открылась в ту же секунду: Лия стояла передо мной, завернувшись в атласный белый домашний халат, а ее волосы были замотаны полотенцем.

– Что случилось?

– Смотри, – я замерла у ее комнаты и передала коробку и записку. Она не взяла, переводя взгляд с меня на коробку. – Это от Джоны.

– Да, – фыркнула она, изображая черствость. – Я заметила, когда возвращалась домой.

– Заметила? – непонимающе переспросила я. – Почему тогда не принесла ее сама?

Выражение ее лица не изменилось. Оно оставалось пустым, непоколебимым и апатичным, как у человека, который смирился со своим существованием, но не планировал как-то им распоряжаться.

Она не забрала коробку, потому что иначе пришлось бы принимать решение.

Я знала свою сестру.

Отчасти Лия хотела пойти с ним на свидание, но больше беспокоилась, что Джона пригласил ее из жалости.

Или потому, что задумал какую-то изощренную шутку.

Или, может быть, самый жестокий удар из всех – то, что он пригласил ее как друга.

– Лия…

Она покачала головой.

– Хватит, Шарлотта. Хорошо?

Она закрыла дверь, и в тот же момент на мой телефон пришло сообщение.

Джона: Я видел, как ты взяла подарок. Все хорошо?

Мой ответ: :/

Я разорвала коробку ногтями. Он подарил Лии красивый чайник с набором двух одинаковых цветочных чашек.

В верхнем углу коробки красовалась красная этикетка: «Треснуто».

И еще одна этикетка, но зеленого цвета: Полная цена.

У меня защемило в груди, когда я расшифровала не такое уж тонкое послание, которое он пытался ей передать. Глубоко вздохнула, схватила телефон и снова написала Джоне.

Я: Эй, Джона?

Джона: А?

Я: Пожалуйста, не сдавайся. Ее стоит подождать.

Глава двадцать третья

= Тейт=

– Мне нужна ссуда.

В десять часов вечера Терри прислонился к моему дверному косяку, почти такой же желанный, как пылающий пакет собачьего дерьма. Он пах не намного лучше, чем упомянутый пакет. Мочой, дешевым алкоголем и своей неминуемой кончиной, придававшие ему исключительный аромат борделя девятнадцатого века.

В прошлом году его нос приобрел постоянный красный оттенок как у Санта-Клауса, и я задумался, сколько раз ему приходилось опускаться на дно, чтобы, наконец, понять намек. По моим подсчетам, за последнее десятилетие это случалось минимум шесть раз. Очевидно, камень не был достаточно твердым материалом, чтобы остановить его от падения в пропасть саморазрушения. Он был настолько пропащим, что я удивился, как мы еще находимся в одной и той же атмосфере.

Я привалился плечом к стене и, лопнув щеки, постучал пальцем по виску. Бум.

– Очень смешно, – он отшатнулся. – Мне нужна помощь.

– Просвети меня, пожалуйста, почему ты считаешь, что меня это волнует?

– Ты мой сын.

– Верно. Твой сын, который уже платил за тебя аренду последние пару лет. Найди работу, Терри. Я не социальная служба. Хватит просить у меня денег и бросать детей у моего порога, когда становится совсем туго.

Я захлопнул дверь у него перед носом. И услышал еще один стук в сопровождении громкой отрыжки.

Черт возьми, черт возьми.

Откровение: я не самый беззаботный парень.

Сегодня у меня было особенно кислое настроение. Одна из пациенток родила на шестом месяце мертвого ребенка. Она с таким трудом пыталась забеременеть, и это стало ее последней отчаянной попыткой. Этот ребенок должен был стать ее «радужным младенцем»,[16 - Ребенок, появившийся на свет после потери предыдущего.] рожденным с помощью ЭКО.

В прошлом месяце ей исполнилось сорок пять. После того как она родила ребенка, голубого, маленького и без пульса, свернувшегося калачиком, мы оба понимали, что это значит. Для этого пациента все было кончено. Мечта всей ее жизни не осуществилась.

Когда я вышел из операционной, швырнув медицинскую маску в мусорное ведро, меня ожидал ее муж. Он смотрел в окно высокого здания, и я знал, о чем он думал. Знал, потому что те же мысли крутились в моей голове на протяжении нескольких месяцев после того, как Келлан покончил с собой.

Дверь уже стали пинать.

Нахмурившись, я снова ее открыл.

– Что?

– Ты знаешь… – он протиснулся мимо меня, толкнув в грудь, и, пошатываясь, вошел. Я мог бы надрать ему задницу одним пальцем, но все равно его впустил. Ни к чему, чтобы завтра утром об этом сплетничали соседи. – Можно подумать, ты, по крайней мере, будешь немного больше раскаиваться в убийстве единственного сына, который для меня что-то значил.

Снова завел старую пластинку. Я чувствовал себя ответственным на все сто за случившееся с Келланом. И носил этот груз каждый день. Но если Терри думал, что его ахинея из психологии для первого класса на мне сработает, то, он, похоже, забыл, что эмодзи, которое тошнит зеленой слизью, я ставлю выше его суждения.

– Видишь ту дыру, через которую ты прошел? Это называется дверью. Вот через нее же и выйдешь, – я развернул его в другую сторону, выталкивая наружу.