Кант и эпигоны

«понятие причины к чему-то или чему-то, «что якобы существует помимо нашего опыта и совершенно «независимо от него», является злоупотреблением. «Таким образом, даже если критическая философия не «прямо отрицает, что существуют вещи сами по себе как причины «субстанции эмпирического знания», она должна фактически, в силу своих собственных принципов, отрицать «всю реальность и истинность предположения о такой трансцендентальной причине «субстанции нашего эмпирического знания», «и, согласно его собственным принципам, «следовательно, не только происхождение субстанции «эмпирического знания, но и «ее [трансцендентальная] реальность, или «ее реальное отношение к чему-то «вне наших представлений, совершенно неизвестно и для нас ^ х».» Последние слова всего этого отрывка (который мы вполне принимаем по содержанию, но не можем одобрить по тенденции) следовало бы сформулировать более резко, написав вместо «неизвестно и для нас = х» «немыслимо и нерифмуемо». —

Тем самым достигается то, ради чего и затевался этот эпизод (если его можно так назвать). Мы подхватываем нить нашего предыдущего рассмотрения. —

Если из сказанного стало ясно, что Кант, предполагая «вещь-в-себе» вне пределов, т.е. необходимых и общих форм нашего рассудка (пространства, времени и категорий), противоречит подлинному духу своего учения. когда мы увидели, каким историческим условиям, каким предшественникам в ряду развития философских систем обязана своим нелегитимным существованием эта «вещь в себе», когда мы окончательно убедились в том, что «вещь в себе» вне пределов, т.е. необходимых и общих форм нашего рассудка (пространства, времени и категорий), противоречит подлинному духу своего учения; когда мы, наконец, пришли к убеждению, что это не-понятие прежде всего дало обоснованный повод для нападок на философию Канта и что последняя, если ее устранить, неопровержима и неопровержима в своих основных положениях, – тогда перед нами остается последний вопрос, ответ на который должен нас существенно интересовать и вместе с тем, в связи со всей этой проблемой, откроет нам глубокое проникновение в нашу духовную природу. Вопрос этот таков:

Каковы те субъективные, психологические условия, при которых Кант смог принять свою «вещь-в-себе»?

Ответ на него будет содержать то априорное выведение «вещи-в-себе», которое было обещано выше (стр. 31 и 39). —

Исходя из принципов критической философии, разработанных в начале этой главы, мы пришли к следующему общему результату:[35 - Siehe oben pag. 23 und 24.] Субъект и объект познания находятся в непрерывной связи друг с другом, являются неразрывными факторами, необходимыми коррелятами познания.

Таким образом, не существует ни чего-то независимо субъективного (Я в себе), ни независимого Объекта (вещь в себе). Субъект и объект связаны друг с другом через общие и необходимые формы созерцания и познания, пространства, времени и категорий; в области этих форм движется интеллект, развивается мир, Вселенная; другая область нам не только неизвестна, но и совершенно немыслима. Как, спрашивается, может этот интеллект, созданный таким образом, стремиться выйти за пределы своих необходимых форм, ведь он не может представить себе никаких других? Вот в чем вопрос, вернее, загадка. И здесь мы начнем с самых общих, самых простых и самых известных фактов, как это делали Кант и Сократ.[36 - Xenophont. memor. IV. 6.]

Когда вы берете ребенка на прогулку за город, он будет задавать вам те или иные вопросы о всевозможных предметах, которые он замечает. Ведь широкий и разнообразный мир еще не стал для него, как и для вас, старым знакомым, характеристики которого вы научились равнодушно замечать, даже если не знаете их всех. Ребенок видит, например, большой блестящий красный диск полной луны, стоящей близко над горизонтом. Поскольку он никогда раньше не замечал этого явления, он спросит: «Что это такое? Вы ответите: «Это луна», и он с детским изумлением воспримет это указание. – Или кто-то быстро проезжает мимо вас по каменистой дорожке, так что от удара копыт лошади из камней вылетают искры. Ребенок спросит: «Откуда это?», а вы ответите: «От удара железа о камень, от которого разлетаются раскаленные кусочки». – В ответ на эти ответы в душе ребенка произошло следующее: Низкий диск Луны, который кажется больше обычного и имеет красноватый оттенок, был индентифицирован, назван вместе с высоким, меньшим, серебристым диском. Таким образом, «луна» приобрела для ребенка дополнительный смысл, стала для него общим носителем ранее известного и теперь воспринимаемого состояния, существования, которое способно или способно к различным, меняющимся ингеренциям;