Темные искусства

– Вы знаете, где меня найти, – заключил он.

С этими словами он обратился ко мне не как к подчиненному. Уходя, Тревелян кивнул мне, как своей ровне.

Я решил, что он мне нравится.

Сперва я осмотрел вещи, которые пытался стащить мистер Холт.

В мешке обнаружились несколько дорогих кожаных аксессуаров, пара карманных часов, два толстых пальто и кое-какое охотничье снаряжение, присутствием которого объяснялись размеры и тяжесть мешка. Эти вещи, пусть и не безделушки, не показались мне особенно ценными. Я думал, что увижу деньги, облигации или украшения миссис Гренвиль. Найденное же скорее выглядело набором памятных вещиц.

Я чуть было не отпихнул мешок в сторону, но тут кое-что привлекло мое внимание. Крошечный черный сверток, почти затерявшийся в складках мешковины. В нем была тонкая цепочка, на которой висел довольно необычный кулон: золотой самородок размером примерно с ноготь. Шероховатый и тусклый, он выглядел так, будто его только что добыли из прииска.

Я рассмотрел его и спрятал в свой стол. С этим можно разобраться позже.

Затем я занялся документами семейства. Их досье оказались более чем содержательными, чем я ожидал, и нарисовать семейное древо было проще простого. Проведя семейные связи, я подчеркнул имена всех скончавшихся и обвел имена тех шестерых, что погибли в пятницу. Картина начала проясняться.

Бабушка Элис действительно была замужем дважды и родила пятерых детей – троих в первом браке и двоих во втором. Лишь одна из них – мать миссис Гренвиль – до сих пор была жива. Судя по датам, ей было пятьдесят шесть лет, и я сделал вывод, что именно ей досталась опека над тремя осиротевшими детьми полковника.

Столь же удивительно было и то, что в живых остались только двое внуков Элис, и между ними наблюдалась странная симметрия: одного звали Уолтер Фокс – он был единственным сыном старшей дочери Элис (которая умерла несколько лет назад). Второй, Харви Шоу, приходился сыном младшему ребенку Элис, Ричарду, также покойному. Уолтеру и Харви было тридцать восемь и тридцать два года соответственно. Я подозревал, что мы, скорее всего, увидим их на предварительном слушании.

Когда я решил в последний раз взглянуть на проделанную работу, в кабинет ворвался Девятипалый. Вымокший до нитки, он притащил с собой огромную рыбину, завернутую в промасленную газету. К моему изумлению, следом за ним вошли два пса. Маккензи и Такер, свесив языки, прыгали у него под ногами, а Макгрей забрасывал им в пасти ломтики рыбы.

– Ты что, пешком сюда из Морнингсайда шел?

– Ох, нет, конечно, ты умом тронулся? Только из «Энсина». Там же льет как из ведра.

Макгрей плюхнулся за свой стол, задрал ноги и забросил пригоршню жареной картошки к себе в рот.

– Я забыл с утра поесть. Проголодался как черт!

Мне пришлось заткнуть нос.

– Ты нашел что-нибудь?

Он взглянул на меня с тем своим загадочным видом, за которым обычно следовали его глупые комментарии.

– Что-то недоброе было в том доме, Фрей.

– Ты повстречался с призраком бабушки Элис?

Макгрей не нашел в этом ничего смешного.

– Ты же тоже это почувствовал. Я видел твое лицо.

Я шумно выдохнул.

– Не буду отрицать, мне было… слегка не по себе. Но вовсе не из-за снующих там призраков.

Макгрей прожевал кусок и проявил невиданную доселе учтивость, заговорив лишь после того, как проглотил еду. Его сочувственный взгляд снова меня разозлил.

– Фрей, я не прошу тебя изливать душу, но я понимаю, что ты все еще горюешь по своему дяде. Тебе показалось, что ты заново переживаешь тот кошмар?

Я отвернулся в другую сторону, но Макгрея это не остановило.

– Некоторые призраки это умеют. Оживляют в тебе худшие…

– Да плевать мне на них! – сорвался я. Подскочили даже собаки, развалившиеся было на полу. – Все это полная чушь! Единственное, что меня интересует, это нашел ли ты в том доме что-нибудь существенное. Если нет, то будь добр, заткни свой рот этой отвратительной…

– Ладно, ладно! Не кипятись! Да, я кое-что нашел. И тебе это понравится.

Он порылся в нагрудном кармане и швырнул что-то на мой стол. Это был небольшой узкий предмет, завернутый в грязную тряпку.

Я брезгливо ее развернул – она была вся в жире и налипшем тесте – и чуть не задохнулся от увиденного. Нож с коротким лезвием.

– Это тот нож, который они использовали для подношения?

– Видимо.

Его лезвие, несмотря на малый размер, было острым как скальпель, а рукоятка вырезана из слоновой кости. Светлый оттенок ее сильно контрастировал с багряным цветом свернувшейся крови, засохшей вдоль острия.

– Дорогая вещица, – пробормотал я, осторожно приподняв нож. Макгрей подошел ко мне и схватил лист с семейным древом.

– Где ты нашел этот нож? – спросил я. – Мне он не попадался.

– Прямо под аппаратом. Тот, видимо, упал прямо на него.

Я откинулся на стуле и переплел пальцы.

– По словам Катерины, полковник снова пустил себе кровь во время сеанса. Должно быть, он выронил нож прямо перед тем, как Леонора рухнула и опрокинула аппарат. Вероятно, полковник уже умирал, пока она… Девятипалый, будь любезен, не пачкай своим мерзким ужином мою работу!

Я выдернул у него уже изрядно заляпанное семейное древо.

– Ох, да что это, черт возьми, меняет? – И он снова выхватил лист, чтобы подробно его изучить.

Я стал заворачивать нож обратно в тряпку.

– Надо поместить его к остальным уликам. Не знаю, что мы… – И тут я замолк, изогнув шею и поднеся нож поближе к глазам.

– Что там? – спросил Макгрей. Он заметил, что я разглядываю острие ножа. Я держал его всего в дюйме от глаз.

– Они все использовали этот нож?

– Не знаю, но это могло бы объяснить, почему умерли только те шестеро засранцев. Что могло послужить причиной? Мышьяк?

Я кивнул.

– Это один из вариантов. Нужно, чтобы Рид поскорее провел те пробы. Если он слишком занят, я могу попробовать сам.

– Нет уж, – заявил Макгрей, выхватив у меня маленький сверток. – Слишком многое на кону. Я не хочу, чтобы чертов зануда-прокурор отклонил результаты, если ты где-то перемудришь. Я сейчас же поговорю с Ридом. Втолкую ему, как это срочно.