– Для ритуала?
– Да, но дед говорил, что и этого недостаточно, и там строгий отбор. Не каждая коза годится для ритуала…
– Как не каждая? – Ширинка в недоумении уставился на Чрево. – Почему не каждая? Все они на одно лицо…
– Это у тебя все на одно лицо, дуралей, а если поглядеть выше, так все разные… Застегнись! – важно осек Ширинку Карман.
– Да, не каждая… не каждая коза годится для ритуала… – поучало Чрево. – Дед говорил, что для ритуала очищения требуется самая молоденькая, белоснежная, как первый снег, козочка с черным пятном на лбу.
– Ух ты! Я люблю белоснежных и молоденьких… – Ширинка засиял от удовольствия.
– Не обращайте внимания, ваша сытость… он не в себе… – виновато брякнул Карман.
– Но и это не всё!..
– Не всё? Что еще, ваша сытость?
– Подоить эту козу должна самая красивая девушка во всей округе… и она непременно должна быть девственницей…
– Ого! Губа не дура, – подпрыгнул Ширинка от радости, – этот товар даже в моем царстве дефицит! Была, правда, одна да не уберег: сгубил! По недоразумению… как так вышло даже ума не приложу.
– Всё у тебя по недоразумению…
– И только после этого… – продолжало, осторожно оглядываясь, Чрево, – только после того, как этим молоком трижды прополощешь рот – непременно тщательно! – только тогда и можно произносить имя божества и желать ему здравия и всяческих благ.
– Так кто же это, ваша сытость, как его зовут? – Карман трясло то от страха, то от любопытства.
– Увы, не могу сказать…
– Почему же?
– Молока-то нет, дурень! – икнуло Чрево.
– Мда-а-а, Карман, ни коз, ни девственниц, и на рынке таких, поверь, не найти, – хихикнул Ширинка и, забывшись, приподнял голову.
– Уймешься ты или нет? – не на шутку возмутился оскорбленный до глубины нутра Карман. – Да за деньги можно… – однако договорить он не успел.
Их возня не осталась незамеченной, тень дрогнула, шевельнула своими крыльями и стала медленно опускаться сквозь сумрак, словно одно из созданий преисподней. Она медленно опускалась, темнела и в итоге превратилась во что-то похожее на огромную черную мантию, которая окутала собою всё, что было поблизости.
– Молчать, несчастные! Уничтожу!! Всех уничтожу!!! – гаркнул властный и спесивый голос вверху.
– Чрево, спаси нас! Нам конец… – взмолился Ширинка.
– Никто вам не поможет! Вы все в моей власти! Вам конец! – продолжал мычать призрак.
– Мамочка, оно читает мои мысли… – не мог совладать с собой Ширинка.
– Мысли?! Заткнись, червяк! Ты себе льстишь, – призрак самодовольно усмехнулся и, не глядя в сторону трясущегося Ширинки, обратился к Чреву:
– Ты, глупое брюхо, как ты, пустоголов, мог позволить себе такие дерзкие речи? Как посмел? Ты знаешь, кто я? Отвечай!
– О мой господин… в общем… ну, словом… то есть, я хотел сказать… – мысли у Чрева путались, а его язык, – ближайший друг и соратник, – теперь отказывался ему подчиняться. Тихий ужас объял его. Чрево почувствовало, что судороги голода начали сводить его внутренности, несмотря на обильную недавнюю трапезу.
– Что ты несешь, бурдюк? Отвечай! Знаешь мое имя?
– Да… то есть, нет… Простите… но я не могу говорить… не имею права…
– Какого такого права? – удивился призрак, – только я даю и лишаю прав.
– Ваше превосходи…
– Короче! – взревел голос.
– Молоко… без молока… дедушка…
– Какое еще молоко, прорва! Отвечай, когда я тебя спрашиваю.
– Ваша светлость, я только хотел сказать… дедушка… коза…
– Ты хотел сказать! Только мне позволено хотеть! Только я! Я! Я! Только я хочу!!! Только я могу!!! Я! Я! Я! Вы все никто! Никто! Только я!! Я сейчас тебе устрою и дедушку и козу… Я вам всем устрою!! Я сказал!!!
Призрак над ними начал раздуваться, увеличиваясь в размерах. Карман, Ширинка и Чрево в ужасе прижались к земле. Раздувшись от спеси и чванства, призрак снова загорлопанил:
– Стоит мне только захотеть – и человек зашьет тебя, Ширинка!
«Меня! Зашьет? За что?» – ужаснулся Ширинка при одной такой мысли, однако совладал с собой и промолчал, чуть было не лишившись при этом чувств.
– Стоит мне захотеть – и человек опустошит тебя, Карман!
«Меня! Опустошит!» – тут Карману стало так плохо, так плохо, что он не сдержался и воскликнул:
– Господин, уж лучше смерть…
– Совсем сдурел! – набросилось на него Чрево, вовремя затыкая ему рот. Это их и спасло.
– Если я захочу, то тебя, брюхо, человек заморит голодом… Тебе ясно, прожора?
– О нет, только не это, – охнуло Чрево, еще больше распластавшись по земле. – Умоляю!
– Ты имело наглость заявить, что главное в жизни – буфет… Так? Я не ослышался?
Чрево в оправдание едва слышно что-то проурчало.
– Видать, не ослышался… Твои мокрые штаны красноречиво говорят за тебя.
– Господин, прошу простить меня, когда я нервничаю, то испытываю страшный голод… и начинаю истекать соком.
– Хорошо, когда только соком… Радуйся, что пока только соком! Смотри у меня, кишки-то мигом выпущу! В молоке искупаешься… козьем.