Дух кроманьонца. Рассказ
Ордуни
Федор Малюта в бюрократической системе занимал место если и не на самом верху, то где-то в окрестностях чиновничьего Парнаса. Нет сомнений в том, что он так и пребывал бы в полной уверенности, что все судьбоносные вопросы лежат исключительно в компетенции его ведомства, которое, по причине особой значимости, можно было смело назвать Департаментом судеб. Однако в настоящем департаменте судеб, о существовании которого Федор, разумеется, не догадывался, придерживались совершенно иного мнения…
Дух кроманьонца
Рассказ
Ордуни
© Ордуни, 2019
ISBN 978-5-4485-7639-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Любовь легче умертвить, чем умерить.
Сенека
«Стройся!» Грозно прозвучала строевая команда, и зеки замерли в ожидании переклички. Высоченный офицер в серой каракулевой папахе возвышался перед строем, словно телеграфный столб. Задрав голову и заложив руки за спину, он надменно зыркал на заключенных, неспешно, одну за другой, называл фамилии и каждый раз так презрительно, словно хотел втоптать в грязь их владельцев. До рассвета еще было часа три, мороз нещадно щипал лицо и в особенности нос и уши, а пальцы ног уже успели онеметь. Федор Малюта стоял в первом ряду и безразлично глядел на каланчу, чей голос громовыми раскатами раздавался по зоне, внушая невольное уважение, а если быть точнее, – страх. «Малюта! Федор Малюта! – очередь дошла и до него. – Малюта! – в ответ тишина. – Малюта! Оглох что ли? – Федор тяжело вздохнул и безразлично произнес: – Федор Малюта, статья сто пятая…»
Да, да, та самая пресловутая сто пятая или, в простонародье, мокруха, а в переводе на литературный язык – убийство. Как так вышло, что рядовой служащий, обыкновенный чиновник, пусть порядком амбициозный, пусть преисполненный гордыни и тщеславия – пусть! но в целом законопослушный гражданин, докатился до убийства, одного из тягчайших преступлений против личности! Между прочим, той самой личности, на службу которой он был поставлен государством.
Федор Антонович Малюта был чиновником средней руки, и в бюрократической системе занимал место если и не на самом верху, то где-то в окрестностях чиновничьего Парнаса. Житейские проблемы Федора Антоновича волновали мало, а социальные штормы и ураганы, о существовании которых он успел порядком позабыть, затихали задолго до дверей его кабинета – уж слишком высоко он забрался. Для обычных граждан, ну тех, которые без связей и блата, Федор Антонович Малюта был практически недосягаем, а от его подписи зависело, где человек будет жить – в грязной коммуналке с пьяницами соседями или в уютных покоях в спальном районе. Жил Федор Антонович на широкую ногу, уверено продвигался по карьерной лестнице, обзаводился нужными связями и важными знакомствами, зарабатывал деньги, строил загородный дом с мансардой, раз в год летал с семьей на лазурное побережье, словом, жил, как и полагается всем нормальным людям, знающим себе цену… Нет сомнений в том, что Федор Антонович так и пребывал бы в полной уверенности, что все судьбоносные вопросы лежат исключительно в компетенции его ведомства, которое, по причине особой значимости, можно было смело назвать Департаментом судеб. Однако в настоящем департаменте судеб, о существовании которого Федор Антонович, видимо, не догадывался, придерживались совершенно иного мнения…
В тот злополучный день Федор Антонович Малюта собрался домой пораньше: у его супруги были именины. И хотя свою жену он не очень то и любил, по обыкновению приготовил ей дорогой подарок. Спроси его, кому собственно этот подарок был нужнее – ему или ей, Федор Антонович ответить правдиво затруднился бы. Уж очень силен был эгоизм в нем. Силен настолько, что Федор даже не знал о его существовании, и только безропотно потакал каждой его прихоти. И так было до тех пор, пока коса не нашла на камень…
Федор Малюта вышел из своего кабинета в предвкушении восторга супруги. В такие минуты он чувствовал себя на вершине мироздания. Он, Федор Малюта, может всё, он зарабатывает денег больше, чем в состоянии потратить его жена! Разве сознание своей значимости не стоит денег, пусть даже больших?! Он самонадеянно полагал, что на целом свете нет такой женщины, желания которой он не смог бы удовлетворить… И вообще, если быть откровенным, надо признаться, что к слабому полу Федор Антонович относился высокомерно, поглядывая на них из окон своего роскошного кабинета сверху вниз, почти так же, как сейчас на него глядел высоченный офицер в серой каракулевой папахе… Да и ситуация, собственно говоря, располагала к такому отношению. На работе Федора чуть ли не боготворили, многие даже побаивались, да чего уж греха таить – откровенно боялись. Дома он тоже был непререкаемым авторитетом. Боялась ли его жена, сказать сложно, только не выказывать мужу уважение не решалась. Любила ли она его, об этом Федор даже не задумывался. Любил ли он сам? Вопрос куда более сложный. Тяжело совмещать любовь к себе с любовью к другим, особенно если любовь к себе всепоглощающая. Увы, единственно известная Федору любовь была любовь к самому себе. Ну и что! Ведь дом – полная чаша, на службе блестящие перспективы, чего еще может желать женщина? Повторюсь: на женщин Федор смотрел свысока. Где им до него! «Баба – дура не потому что дура, а потому что баба». В чем-чем, а в этом Федор Малюта был абсолютно уверен. И главное, это его заблуждение до сих пор не сильно осложняло ему жизнь. А жизнь его, в чем он был абсолютно убежден, удалась. Единственное, чего ему не хватало, так это кресла в префектуре… Федор был уверен, что получи его, он станет самым счастливым человеком на свете. Хотя, говоря по-правде, задумываться о счастье Федор не желал. То ли он боялся признаться себе, что ничего о счастье, собственно, и не знает, то ли понимал, что жизнь его идет не в том направлении, в каком надо бы, то ли бог знает что еще. Куда легче было мечтать о кресле в префектуре, а там будет видно. Но Федору было невдомек, что и «там» ничего видно не будет, точнее, будет видно, да только совсем не то, на что он так рассчитывал…
Итак, закончив свои текущие дела, Федор Антонович запер свой кабинет, дал ценные указания смазливой секретарше Аллочке и собирался было уже уйти, как возле приемной краем глаза заметил одиноко сидящую посетительницу. Федор машинально остановился и недовольно посмотрел в ее сторону. По выражению лица можно было легко догадаться и о его мыслях: «И чего вам всем тут надо. Приема давно нет! Всё ходят и ходят, словно к себе домой! Медом что ли здесь намазано!» Тут женщина подняла голову, взглянула Федору в глаза и… погубила его. Увы, так бывает. Живет себе человек и в ус не дует, жизни радуется, планы строит, и вдруг – раз, и нет ни человека, ни… Словом, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.
Федор какое-то время стоял неподвижно, тщетно пытаясь что-то сказать. Только вот его язык, который всегда был хорошо подвешен, на это раз повиноваться ему категорически отказался. Напускная гримаса с его лица куда-то исчезла, уступив место естественным эмоциям… Тем самым эмоциям, которые заставляют глупеть умных и сильных мужчин перед глупыми и слабыми женщинами… Сделав несколько неудачных попыток связать пару слов, Федор развел руками и, понимая всю комичность своего положения, поспешно выбежал на улицу. Свежий воздух сделал свое дело, и как только способность здраво мыслить к нему вернулась, Федор сразу же позвонил Аллочке и строго-настрого наказал ей сию же минуту принять посетительницу и узнать о ней всё, что следует.
– Федор Антонович, миленький, – начала было оправдываться испуганная его тоном секретарша, – она уже давно тут сидит, я ведь вам говорила, да только вы велели никого не пускать…
День рождения супруги был сорван. Федор Малюта прикинулся слишком занятым и домой не пошел, хотя назвать его невнимательным или беспечным было бы большим преувеличением. Только теперь все его помыслы были о ней, а следовательно, никакими второстепенными делами заниматься Малюта уже не мог. Аллочка сообщила ему, что визитершу зовут Ирма Николаевна Вавилина и что она желает попасть к нему на прием по личному вопросу. Федор более не мог думать ни о семье, ни о работе, ни о чем другом, и только и делал, что грезил о таинственной гостье. К великому удовольствию и одновременно несчастью Малюты, цель визита Ирмы Николаевны была, говоря чиновничьим языком, в рамках его компетенции.
На следующий день Федор распорядился, чтобы Вавилиной назначили прием уже в ближайший понедельник, то есть через день. Окажись на ее месте кто-нибудь другой (без связей), раньше чем через год до них бы и очередь не дошла! А сколько времени заняло бы решение самого вопроса, об этом лучше благоразумно промолчать… Тем более, что вопрос, с которым пришла Ирма Николаевна, не только требовал много времени и сил, но, и это главное, относился к разряду тех дел, которые, как правило, сразу же откладываются в долгий ящик, где преспокойно предаются забвению… ну, хорошо, скажем иначе: дожидаются нужного случая, а точнее говоря, нужного клиента. Но это, как правило. В данном же случае дело касалось самого Федора Малюты, его кровного интереса, перед которым всё остальное меркло, а «клиента нужнее» просто и быть не могло… Он задействовал все свои знакомства, вовлек в это дело таких больших людей, подобраться к которым простым смертным просто невозможно. Но Ирма лишила его разума, и при одном ее виде, будущее для Малюты прекращало свое существование, и он растворялся целиком и полностью в настоящем, и это настоящее заключалось только в ней. Словом, вопрос, разрешения которого рядовые граждане ждут годами, а то и десятилетиями! для Ирмы Вавилиной был решен за пару минут. Вавилина ни много ни мало получила ордер на новую трехкомнатную квартиру в престижном районе. Только вот незадача, она совершенно не отреагировала на этот широченный жест Федора, точнее говоря, отреагировала, только совсем не так, как он ожидал. Он, видимо, наивно полагал, что Вавилина бросится к его ногам, станет его «душой и телом», мечтал, что теперь-то она наверняка станет по праву его наложницей. Слово содержанка, более точно отражающее желаемые им отношения, казалось Малюте аляповатым. А наложница — совсем другое дело. С такой женщиной под рукой ему и море будет по колено, и горы по плечо. Он уж, грешным делом, подумал: «А как же „Бабья дорога – от печи до порога!“? Нет, это сказано не про Ирму, она не такая…» Какая была Ирма Вавилина на самом деле, Федору лишь только предстояло узнать. Пока же он строил свои гаремные планы, воплотить которые рассчитывал с помощью заветного ордера… Только куда там!
– Спасибо, Федор Антонович, вы очень любезны. Я вам что-то должна за срочность? – Ирма Николаевна сказала это таким тоном, словно он уступил ей место в трамвае.
«Господи! За срочность! И это она называет срочностью! Да я для нее совершил чудо! А она говорит: „За срочность!“»
Разгневанный, а еще больше обескураженный таким поведением Ирмы Федор хотел было высказать ей всё, что он о ней думает, однако, взглянув на свою избранницу, только пролепетал:
– Нет, что вы, Ирма Николаевна! Для меня это сущие пустяки…
На этом они и расстались: она ушла, а он сидел и кусал себе локти.
Сказать, что Ирма понравилась Федору Малюте, – не сказать ровным счетом ничего. Он лишился аппетита и покоя, за какие-то две недели похудел, осунулся, стал нервным и рассеянным. Окружающие стали замечать перемену в его поведении, он погрузился в себя и ничего и никого вокруг не замечал. Федор потерял сон, а те редкие часы, когда ему удавалось ненадолго вздремнуть, в сновидениях к нему являлась она… Дело дошло до того, что Федор стал грезить даже наяву. Через неделю бессонных ночей под предлогом оформления каких-то документов Федор Малюта снова вызвал Ирму.
– Федор Антонович, я думала, что мы всё закончили… Вы меня огорчаете… – недовольно начала Ирма Николаевна. – Сколько еще вы намерены меня теребить?
Малюта онемел.
– Что вы! Что вы! – замахал он руками, то краснея, то белея, то и дело вытирая платком лоб. – Только пара подписей, и всё! Приходите, когда вам будет удобно… это всего лишь технические детали.
– Ну, тогда другое дело… – уже ласковее ответила Ирма, словно не ей, а она сделала одолжение. – Завтра утром вас устроит?
– Конечно, устроит, Ирма Николаевна, конечно! завтра с утра буду вас ждать, – затараторил Малюта, судорожно сжимая в руке трубку. – Очень ждать…
Он так разволновался, что совершенно забыл о том, кто он, что ей сделал, и самое главное, что завтра с утра он собирался зайти к мэру, чтобы просить у градоначальника поддержки при решении вопроса о его назначении на новую должность. Он хотел перезвонить Ирме, чтобы перенести их встречу на другой день, только сделать этого не решился. Куда легче оказалось позвонить мэру и соврать, что, мол, прийти завтра он не сможет по причине плохого самочувствия.
Ирма на следующий день пришла с большим опозданием, бесцеремонно подошла к ожидавшему ее Федору, уперлась руками о край его стола, да так, что своим декольте ослепила и без того потерявшего от любви голову чиновника.
– Вы знаете, Федор Антонович, – начала Ирма Николаевна, не меняя позы и не здороваясь, – я ведь всё рассказала своему… – она остановилась.
– Что рассказали? Кому? – Федор испугано вытер выступивший на лбу пот.
Ирма лукаво улыбнулась.
– Угадайте с трех раз, кому я могла рассказать про ваш подарок?
– Не знаю… мужу, наверное…
– Да, наверное, мужу…
– Рассказали что, Ирма Николаевна? Я вас не понимаю…
– Рассказала о том, что у меня появился благодетель… Эта такая редкость в наше время и в ваших кругах… Мой, конечно, очень удивился, всё спрашивал, с чего бы это такие подарки? Ну, вы понимаете… Может ревность, может зависть… Такой подарок! Ему, бедолаге, и невдомек, что можно просто так помочь ближнему…
– Помилуйте, Ирма Николаевна, это вовсе не подарок, вам просто положено…
– Положено? – усмехнулась Ирма.
– Ну, да… законом положено… – начал выкручиваться Федор, не понимая, к чему все эти фортеля.
– Знаете, мой бывший любил говорить: «что положено, на то наложено». Хотя, чего это я о нем вспомнила?.. Где мне надо расписаться?
– Ах, да, расписаться, – спохватился Малюта, не в силах ничего понять из ее сказанного, и, пользуясь удобным моментом, со словами: «минуточку, я сейчас», вскочил со своего кресла и чуть ли не пулей вылетел из кабинета.
Секретарша Аллочка, видя, что ее босс, красный, как рак, носится по приемной, словно угорелый, испуганно спросила:
– Федор Антонович, что с вами? Что вы ищете? Может надо помочь?
– Заткнись, дура! – буркнул Малюта, опрокинул в себя стакан воды и, схватив со стола первый попавшийся документ, поспешно вернулся к себе.
Аллочка лишь испуганно пожала плечами.