Семья для нефтяного магната

– Есть, спрашиваю, хочешь? – повторяю свой вопрос.

– Нет… – испуганно мотает головой. – Ваша женщина… она мне и так не рада. Я не могу.

– При чем тут она вообще? – не догоняю. – Дом мой, продукты мои…

– Нельзя заставлять свою женщину готовить чужой. Неуважение… – тихо говорит Назима.

– Это ты про Вику что ли? – уточняю и хмыкаю, – да разбежалась она, как же. Минут на тридцать теперь в душе зависла. Я вообще не уверен, что она умеет готовить… – добавляю и решительно подхожу к холодильнику. – В общем, давай, – киваю на барную стойку, – присаживайся. – Одним чаем сыта не будешь. А я рассчитывал в ресторане поесть.

Нет, ну нужно ж как-то этот нервяк повисший снимать, ей Богу. У самого уже руки трясутся. «Это, Тихомиров, надо меньше пить» – поправляет меня ехидный внутренний голос. «Да даже если и так,» – затыкаю его. Ехать ей сейчас никуда нельзя.

Заглядываю на полки холодильника. Мдаа негусто… Половина огурца, обглоданная ветка черри, сосиски, яйца, сыр, остатки пиццы, жульена и тостовый хлеб.

– Омлет? – предлагаю и ставлю на плиту сковородку.

– Вы будете готовить? – ещё сильнее распахивает Назима глаза и тихой поступью подходит к стойке.

– Ну а что такого? – пожимаю плечами. – Не бойся, не отравлю.

– А мне что делать? – удивляет меня следующим вопросом.

– Сидеть, – не могу сдержать улыбку. – Отдыхать. Ты, кстати, как чувствуешь себя?

– Хорошо… – полыхает она щеками.

Сбитый с толку нашим диалогом, лишенным всякого конструктива, достаю продукты и отворачиваюсь к плите. Разбиваю яйца в миску, режу туда же сосиски, мешаю вилкой и выливаю на сковородку. Дожидаюсь готовности и раскладываю омлет по тарелкам.

– Ну как-то так, – ставлю их на барную стойку. Добавляю вилки и опускаюсь на стул. – Приятного аппетита.

Глава 6. Не вовремя.

Назима

Ах, зачем он это делает? Будто специально смущает меня ещё сильнее. Вгоняет в какой-то необъятный моральный долг. Но не со зла, нет. Я не ощущаю от этого мужчины угрозы или агрессии в свой адрес, скорее власть, которой невозможно не подчиняться. Тихомиров привык решать. И я совершенно не понимаю, как у его женщины хватает духу с ним так пренебрежительно говорить? Повышать голос. Я бы не смогла… Но ему нравится, раз терпит. Украдкой поднимаю на Константина глаза от тарелки и снова сбиваюсь с дыхания от стыда и состояния немого трепета, в которое впадаю рядом с ним. Мне почему-то становится очень жаль, что я – не его Вика. Что я никогда не смогу надеть красный костюм, который не скрывает, а скорее демонстрирует фигуру, что весь свой бунтарский жизненный максимум я, кажется, израсходовала сегодняшним вечером, когда поставила подписи в документах о разводе, а потом не покаялась и не пошла за бывшим мужем.

Такую, как Вика, даже Аяз бы не тронул. Побоялся. Красивая женщина. Яркая. Константину очень подходит. Жалко только, что холодная. От таких горячей бывает только постель, а дом стынет. Даже для еды огонь не вспыхивает… Перевожу взгляд на встроенную духовку за спиной Тихомирова и понимаю, что с неё даже не снята заводская пленка. Мужчины… они в этом похожи. Вспыхивают и плотно сидят на похоти, будто ничего другого в жизни не существует. Устают, ищут новое, не находят. Жалко их…

Поэтому мама говорила, что если мужчина вдруг позаботился, старался, сделал для тебя что-то значимое, то обижать нельзя. Нужно благодарить, а в моем случае есть. Даже если невкусно, даже если от волнения, а может от разыгравшегося токсикоза совсем не хочется. Как мне сейчас… но я беру в руки вилку.

– Спасибо большое, – говорю Константину.

Осторожно отделяю омлет от сосисок, накалываю его на вилку и отправляю в рот. Тщательно пережёвываю, чтобы не сработал рвотный рефлекс, и глотаю. На удивление, еда проходит в горло легко, а желудок приветливо начинает урчать, начав работать.

– Вегетарианка? – вдруг раздаётся устало-удивленное над моей головой.

– Что? – я вздрагиваю и замираю. Но, сообразив, что это Константин спрашивает про меня, отрицательно качаю головой. – Нет…

– Сосиски отодвигаешь, – поясняет он. – Не вкусные?

– А…простите. Свинина. Нам нельзя… Но омлет очень вкусный, – тороплюсь его заверить.

– Ясно-понятно, – задумчиво кивает Константин и зависает на мне тяжёлым, глубоким взглядом. – А что ты вообще ешь? Что любишь?

– Зачем вы спрашиваете? – начинаю нервничать.

– Ну… – он ставит локти на столешницу и потирает подбородок указательным пальцем, – чтобы покормить тебя завтра, наверное.

– Мужчина не должен готовить, – качаю головой. – Особенно если в доме есть женщины.

– Да почему? – вдруг дёргаются уголки его губ. – А как же шашлык, шурпа, пельмени, рыба соленая, в конце концов! У вас разве не готовят мужчины? Пару лет назад в Турции отдыхал. В нормальном таком отеле. Так там одни мужики на кухне работали.

– Готовят, – соглашаюсь. – Но только на работе. Дома – женщина. Папа иногда лепёшки готовил, потому что мама не умела.

В груди теплеет. Не могу удержаться и отвечаю Константину улыбкой. Только добрый мужчина может готовить. Папа был добрый. И чем-то Константин на него похож. Возможно, моим зарождающимся ощущением защищенности рядом с ним.

– А где мой ужин?

Вздрагиваю, стискиваю в пальцах вилку от ехидного голоса за спиной. Константин тихо чертыхается и тоже меняется в лице, видя входящую на кухню Вику. Она одета в почти полностью прозрачный пеньюар. Мне становится за неё холодно и стыдно, но лишь на мгновение. Пока не вспоминаю, что сама сижу в чужих вещах, наедине с чужим мужчиной в его доме. Занимаю место этой женщины, веду вечерние разговоры… и вообще ношу под сердцем ребёнка.

– Ты же не ешь после восьми, – хмурится Константин.

– Да у тебя обычно нечего, – весело фыркает Вика, обходит стойку и, присваивая, обнимает Тихомирова за шею, скользя пальцами по груди.

– Так ты бы приготовила, – вдруг перехватывает он ее руки и встаёт со стула.

– Ты чего? – совершенно искренне удивляется женщина. – Она что ли тебе приготовила, и ты припух? Да кто она такая?

Боже… понимая, что скандал снова происходит из-за меня, вжимаю голову в плечи и стараюсь не дышать.

Константин делает глубокий вдох и прикрывает глаза.

– Саратова… – шипит Вике, стиснув зубы. – Ну чего тебе в койке не лежалось? Я же попросил…

Не смотри, не смотри на них, Назима. Вот, кактус на окне очень красивый. Даже два.

– Подождать, пока ты пожрешь, а потом ее на этом столе… – уходит Виктория на новый виток скабрёзностей, но вдруг резко замолкает.

Ударил?! Я не слышала удара! В ужасе возвращаю на них взгляд и чувствую, как в груди что-то обрывается. Болезненно ухает, толкая в глаза неуместные слёзы.

Константин ее целует. Коротко, жестко прихватив за шею, всего несколько секунд и тут же отрывается, отталкивая от себя. Злой. Взорваный. Это потому что он хочет продолжения, а я им мешаю?!

– Ладно, принимается, – плотоядно лыбится Виктория. – Но я все равно жду объяснений, Тихомиров.

Кидает на меня победный взгляд и величественно удаляется с кухни.

Мы молчим. Я кусаю щеки изнутри. Отодвигаю от себя тарелку. Стыдно. Боже, как же стыдно.

– Константин, – прошу врывающимся голосом. – Я бы хотела позвонить брату.