Ведьма с серебряной меткой. Книга 1

– Графа Лаверн ни на кого не потянуло, ваше высочество. Дани – бедная сирота, ее некому защитить.

– Так я с ней ничего плохого не делаю. – Ксеон продолжал пристально следить за выражением лица преданного соратника и не совсем понимал, что происходит. Эльвин влюбился в девку? Или периодически укладывает ее в койку? Или имеет еще какие-то виды? Но, вроде бы, в ней ни капли магии. На первый взгляд…

– Вы морочите ей голову, – обвиняюще сверкнув глазами, проронил Эльвин.

– Наоборот, я ей вправляю мозги на место, объясняя истинный порядок вещей под этими небесами и в пределах королевства Рехши. Ты же не сподобился рассказать ей, кто такие айхи, и почему вероятность рождения мага с полным даром практически равна нулю.

– Ей не нужно это знать, – хмуро ответил Эльвин. Он вертел в руках письмо, словно оно жгло пальцы, и было видно, что уже и не рад тому, что начал этот разговор.

– То есть прямое предназначение Дани – кухня, тряпка и койка? – Ксеон усмехнулся, – брось, дружище. Что я, съем ее? Ну, разве что ты сам имеешь виды на девчонку… Тогда не буду мешать.

– Вы ведь знаете, что именно я имел в виду под словами «морочить голову», – пробормотал Эльвин, – впрочем, вы принц. Вам виднее.

А потом внезапно добавил:

– Пока я сегодня рубил свиную тушу, из Мирата пришли новости, которые вам наверняка будут интересны. Вчера мастер Нирс собственноручно сжег герцогиню Циниат.

Вот это был подлый, предательский удар. Ксеон даже задохнулся на миг, дыхание скрипучим ершиком застряло в горле.

– Твою мать… – и растерянно обхватил себя руками за плечи. Отчего-то холод камеры стал ощущаться по-иному. Резко, остро, неумолимо.

Ксеон прошелся от стенки до стенки, пытаясь успокоиться.

Лия Циниат не была ни возлюбленной, ни любовницей.

Но она была миловидной тридцатилетней женщиной, при муже и детях.

И тогда, пять лет назад, отозвалась на просьбу Ксеона помочь в одном интересном дельце.

Лия Циниат была очень сильным конструктором, могла построить механоида любой сложности, но при этом еще и менталистом, разумеется, скрытым.

И, судя по тому, что произошло прошлой ночью, Аламар докопался, нашел магические отпечатки ее работы в событии пятилетней давности.

И наказал. Убил.

– Он что, совсем съехал с катушек? – Ксеон и сам поразился тому, как сипло и безжизненно прозвучал голос, – он убил не просто герцогиню Циниат. Он походя разделался с женщиной, принадлежащей весьма могущественному роду. И что сказал на это мой дражайший папашка?

Эльвин передернул плечами.

– Да не знаю я, ваше высочество… Это так, новости.

Ксеон вздернул подбородок.

– Мне надо отсюда выбираться, Эльвин.

– Я не полезу к вашему ошейнику, ваше высочество. Уж извините. Не хочется стать обугленной головешкой.

– Понимаю, – процедил Ксеон, – как считаешь, что лучше, здравомыслящий человек на троне или сбрендивший вконец инквизитор, внезапно возомнивший себя богом?

Эльвин скупо улыбнулся.

– Первое, конечно, лучше, чем второе. Но, повторюсь, я понятия не имею, как вам помочь. Попробуйте написать еще одно слезное письмо отцу. Возможно, он согласится смягчить условия вашего здесь пребывания. А, возможно, простит, вернет во дворец.

– Я подумаю, – Ксеон опустил голову, рассматривая грязный пол, – пожалуйста, позаботься о том, чтобы мое нынешнее письмо было отправлено. Я так понимаю, Эрве это сделают через артефакт-посыльного?

– Через почтовый портал. Здесь, на острове, нет ни одного механоида, ваше высочество.

– И очень жаль, что нет, – пробормотал Ксеон.

Потом заскрипели дверные петли, громыхнула дверь, проскрежетал замок – и он остался один.

Ударил кулаком в стену и слепо уставился на свезенные до крови костяшки.

Аламар, Аламар…

«Если ты попадешься мне в руки, инквизитор хренов, я тебе устрою такую жизнь, что ты каждую минуту будешь молить о смерти. А потом, когда я получу достаточно удовольствия от твоих конвульсий, сварю заживо».

Из-за гибели Циниат грызла досада и какая-то детская обида.

Циниат могла бы создать для него лично непревзойденных воинов, каких еще не знал свет. Талантливая была женщина, но… неосторожная, раз наследила так, что даже через пять лет ее нашли. Нда. Без нее будет сложнее, в разы.

Однако, Ксеон знал, что незаменимых людей не бывает.

Побродив еще немного по своей клетке, он улегся на тюфяк и задумался.

Из замка Энц надо было убираться, и как можно скорее. Пока остались еще в живых те, до кого не успел добраться мастер Аламар.

***

И каждый следующий день он упорно шел к своей цели.

Он лежал на своем тюремном ложе и страдал.

Он почти не прикасался к еде, что приносила белочка Дани, но при этом щедро угощал ее теми деликатесами, что прислали из дворца.

Наблюдая за детской радостью на лице девушки, Ксеон даже не мог понять, как кусок обычного шоколада или печеное яблоко с карамелью и орехами могут вызвать такой восторг. Возможно, в иной ситуации он даже проникся бы к Дани жалостью, но нынешнее положение вещей не позволяло развозить розовые сопли. К сожалению, кем-то всегда приходилось жертвовать.

В какой-то момент он даже взял ее за руку, и она не оттолкнула. В ее больших карих глазах билось, пульсировало нечто теплое, доброе, ласковое.

«Жалеет меня, – подумал Ксеон, – уже недурственно».

И продолжал изображать немыслимые страдания, пересыпая этот дивный коктейль рассказами о том, как его ненавидит и мучает проклятый инквизитор, как через ошейник причиняет ему едва переносимую боль.

Дани слушала и смотрела по-детски, широко распахнутыми глазами, в которых нет-нет, да блестели слезы.

А потом он ее поцеловал. Легонько, почти как сестру. В щеку. И спросил:

– Ты будешь меня вспоминать, когда я умру?