Вихрь переправ: 4. Если жить хочешь в новом мире

– Он для вида важничает, а на самом деле – всего лишь старый ворон. Все старики себя так ведут: ворчат, тиранят немножко, нос задирают, а за всем этим маскарадом жажда внимания и заботы.

– Старики, говоришь…, – задумчиво произнесла Юна.

– Да, а что? – напряглась вмиг Лука.

– Да вспомнился мне тут один старик. Зловредный такой. Но много знающий.

– Только не говори, что ты что-то уже задумала.

– Есть у меня мыслишка. И, думаю, что Счетовод именно тот, кто мне поможет.

Вот только этого не доставало. Но Юна Дивия уже листала книгу, будто внезапная мысль скакнула прочь. Что бы ни задумала эта девчонка, мелькнуло в голове у её рыжеволосой подруги, а она не отступится, пока не осуществит. Надеюсь, что это не приведёт к новому и опасному скитанию. Лука вздохнула и принялась изучать ледяной узор на окне.

Под конец третьего дня нового года Матфей Катунь во время ужина объявил о своих ближайших планах: утром он отбывает в Буэро на поиски родителей.

– То есть как, завтра? С чего вдруг? – опешил Виктор Сухманов. Вилка с намотанными спагетти застыла у рта. – Мы даже не обсуждали.

Над столом парили соблазнительные запахи макарон, сливочного масла, сыра и фрикаделек.

– Тут и нечего говорить. Я иду за родителями. Хватит мне тут отсиживаться, пока они где-то там, – решительно высказался Матфей, отложив в сторону свой столовый прибор, которым вяло копошил золотистую горку макаронных изделий. – Я давно всё обдумал и решил.

Тяжело выносить взгляды товарищей, полные недоумения, возмущения и тревожности. Но куда невыносимее каждый день оставаться наедине со своими мыслями, со своею совестью. И ещё этот голос, который терзал Матфея каждую ночь в самой сердцевине снов. Каждый раз юноша просыпался, судорожно хватая воздух ртом, будто вырывался из водных глубин. Да и сны, в которые погружало его утомлённое за день сознание, сплошь вязкие, мутные и водянистые. И ещё холодные, как воды мёртвого озера. «Когда придёт время – поймёшь» – четыре слова безликим голосом, даже скорее шепотком. Эта фраза неизбежно повторялась каждую ночь с той поры, как они вернулись из леса Наот-Ра. Что значили те слова? Порой Матфей не мог их вспомнить, они, как крохотные серые мотыльки, порхали совсем близко, вот-вот сядут на язык и сорвутся, но в самый последний момент исчезали. Однажды ему надоело и он, загодя приготовив лист бумаги и карандаш, посреди ночи в ледяном поту и глубокой одышке нацарапал те слова, чтобы уже никогда их не забыть. Он даже пытался спросить у таинственного голоса, что то значило, но как оказалось, права говорить во снах ему не предоставили – он мог лишь беспомощно задыхаться, а потому попытки прекратились.

И каждый день Матфей думал о Виде и Юстине Катунях. Он не видел их, казалось, целую вечность, а гадать, что с ними и как, выходило невыносимо болезненно. Пока он с ребятами бегал, как перепуганная мышь, по землям Терриуса, мысли эти скукоживались и не так кололи. Но стоило на несколько недель осесть в отдалённом посёлке, как стало ясно, что от этих иголок не сбежать и не спрятаться – они его изводили чувством неотступной вины. Всё из-за него. Вся эта история из-за него. И он должен сделать что-то, настала пора действовать, а не бегать.

Гамаюн не особо одобрял такую стратегию. Честно говоря, ворон был против того, чтобы являться к праведникам напрямую, когда на его союзника велась охота. Да, Матфей соглашался с разумными доводами ворчливого прислужника, но вслух высказывал противоположную точку зрения. Настало время идти вопреки своим страхам, так он размышлял. Гамаюн с трудом, но согласился – как ни как, а меж ними заключён договор, обратной дороги нет.

«Да и я уже не молод, в третий раз мне не быть союзником какому-то неразумному демону» – заключил ворон, обречённо взъерошив на голове и груди иссиня-чёрные перья.

– Мы с тобой, Фей! – тут же живо откликнулась Юна Дивия, наскоро заглотив завиток спагетти и едва не поперхнувшись при этом.

– Нет! Я иду один, с Гамаюном, – твёрдо возразил Матфей, стараясь не смотреть друзьям в глаза, иначе не выстоять перед их укорами. – Довольно с вас. Вы и так из-за меня натерпелись. Я не должен был вас втягивать.

– Ещё чего! Даже не думай, Инженер, – рявкнул Эрик Горденов. Тот факт, что он назвал приятеля прозвищем, которым Матфея звали крайне редко и которое он получил, благодаря своей университетской специальности, говорил, что Эрик крайне раздражён и взволнован. – Или мы все вместе, или никто. Один ты никуда не пойдёшь – это самоубийство в чистом виде.

С высоты буфетного шкафчика коротко каркнул ворон, и в том Эрик усмотрел лишь подтверждение своих слов. Пусть речь Гамаюна ему была непонятна, но пернатый прислужник только что выступил не в пользу союзника, потому что Матфей посмотрел на птицу с упрёком.

– Нет, я не могу. Я не вынесу, если с кем-нибудь что-то случится, – снова возразил Матфей Катунь, но голос его звучал уже не так твёрдо. Будто силы уверенности таяли в нём.

А тут ещё и Рарог решил произнести речь, завертелся под ногами, замельтешил и писклявым голоском возносил:

– Господин, ворон дело говорит: теперь сила в единстве. Твой друг прав, нельзя разлучаться с теми, в ком сила и поддержка. И я ни за что не оставлю тебя, даже, если с тобой ворон. Да не в обиду ворону сказано. Ложки-поварёшки, остались от козы рога да ножки!

– Соглашусь с ящером, наверное, впервые. Да не в обиду сказано, – хмуро каркнул ворон.

Оборона Матфея трещала по швам и покрылась сотнями трещинок. И друзья, почуяв слабину друга, принялись на свой лад, горячо и громогласно разрывать упрямство Матфея, пока он не склонил голову и не сдался. Чего кривить душой, он испытал и облегчение от того, что не один, и сожаление, что не выдержал собственного испытания воли.

– Завтра утром мы двинем вместе, – подытожила Юна, её вишнёвые глаза сияли довольством. – У нас есть пара переправщиков, а этого вполне достаточно для нашей боевой команды. Верно?

– Есть ещё один аспект, – вдруг решила высказаться Лукерья Баранка, она хоть и участвовала в уговорах, но мало, уважая чужое мнение. – Вы хоть что-то знаете о Буэро? Эта страна отличается от всех прочих. И отличие там с большой буквы «О».

Никому, конечно, ничего о стране, в которой должны были находиться родители Матфея и Совет Держав праведников, не было известно.

– Так я и думала, – произнесла Лука, обведя всех взглядом. Её глаза остановились на окошке, морозный узор под натиском домашнего жара растёкся и струйками сочился на подоконник. За стеклом стояла кобальтовая ночь. – Думаю, лучше всего рассказать об этой удивительной стране за чашкой чая.

Лукерья оказалась права, чай подошел как нельзя кстати.

Под глоток чёрного со смородиновым листом чая, вприкуску с миниатюрными кексами, девушка с волосами цвета вишнёвой меди завела речь.

– Была я однажды в столице Буэро, Левирро, правда, неделю там пробыла. Не буду вдаваться в детали того дела, из-за которого я там, собственно, и оказалась, не очень-то они приятные. Скажу вот что: это государство, в котором отказались от средств передвижения на газе и бензине, а ещё там нет электричества. Общество современного типа, но живёт в традициях XIX века. Камины и печи топятся дровами, углём и торфом. Освещение свечное. Транспорт: дилижансы (как личные, так и общественные), могут сцепляться по нескольку сразу, управляет возница, одетый в современную одежду; есть велосипеды и рикши – это уже вариант бедняка.

Над столом зависло молчание, все ожидали сюрпризов, как на отдельно взятых островах, – ядовитые туманы и искажённый ход времени уже не казались чем-то из ряда вон. Но целая страна, живущая по старинке, застрявшая как минимум в позапрошлом веке, – это что-то с чем-то. Такое нужно переварить… вместе с кексом.

– Нам придётся ходить в длинных платьях с корсетом? – озадачено поинтересовалась Юна Дивия. Мальчишки ехидно усмехнулись.

– Нет, это не обязательно. Можно одеваться в ту одежду, к которой вы привыкли, – успокоила приятельницу Лукерья милой полуулыбкой. – Правда, в местной одежде ребята выглядели бы… как бы лучше подобрать выражение… презентабельнее и по-джентельменски что ли.

– Мы туда не на показ мод собираемся, а по делу, – сухо проговорил Матфей Катунь, без аппетита доедая свою порцию выпечки. Магазинным кексам никогда не сравниться с домашней, маминой. – Если можно обойтись без переодеваний, будет лучше.

– А я вот не против хорошего костюма, – широко улыбнувшись, оговорился Эрик Горденов. В Философе вновь заговорил щеголь, которого все прекрасно помнили и не забывали. – Добротная одежда всегда выгодно подчёркивает отменный вкус.

– Вот кому-кому, а нашему Философу в старомодной стране будет чувствоваться превосходно. Не так ли, Эр? Как рыба в воде, – подметил Виктор, прожёвывая ванильную сдобу и весело подмигивая собеседнику напротив себя.

– Кому-то не мешало бы поработать над своим стилем, – парировал Эрик, бесстрастным голосом. Такого рода подколки его давно не трогали и не задевали.

– Да, эта страна даст нам новые испытания. Достаточно того, что там транспорт на конной тяге, – перебила ребят Юна. Её уже будоражило скорое знакомство с причудливой столицей Буэро.

После чаепития ребята на скорую руку прибрались в домике Эдуарда Барсгарда: всё-таки отчаливать, оставив жилище неприбранным, кое-как, выглядело как минимум свинством.

Позже Эрик намеревался вернуться и восполнить съестные запасы в домике, как было до их прихода. Но на всякий случай написал записку от своего имени и имени друзей, где вкратце объяснялся с родительским знакомцем и просил извинить за несогласованное вторжение. Впрочем, Эрик был уверен, что дядя Эдуард сердиться не станет, не такой он человек.

Рано утром, поднявшись задолго до рассвета и позавтракав, как следует, – хотя Эрик Горденов высказывал сомнения по поводу переправы на полный желудок – компания друзей затушила печь, заперла дверь гостеприимного дома и проследовала по центральной дороге через весь посёлок. Ребята двигались по тому же пути обратным курсом. Когда они вышли на исходную точку, Белручей смотрелся размытым пятном, припорошенным искрящимся снегом. Кое-где уже горели огни – кто-то тоже уже проснулся и ожидал новый день.

– Пора, – подбодрил приунывших друзей Матфей Катунь.

Он и сам загрустил, бросив прощальный взгляд на уютные струйки дыма, вьющиеся из печных труб. Там, за спиной, остался дом, согревавший и оберегавший их много дней. Да и январский мороз подтачивал весь задор, который они подрастеряли по пути из посёлка. Воздух дрожал и искрился, наполняя лёгкие колкой свежестью и густой нотой хвои – Белручей, точно безымянный перст, окружало смарагдовое кольцо соснового леса.

Ничего, в Буэро картина прояснится. С неизвестностью всегда так, размыто и тревожно.

Вскоре на пригорке, где стояла группка людей, завертелся со звериным рёвом, вмиг выросший из земли вихрь, а спустя минуту никого уже не было. Только бледнеющее небо, несколько дрожащих звёзд и дышащий печным дымом посёлок.

3. Все куда-то спешат

Она вышла на улицу, до того невмоготу находиться с навязчивостью этой дурочки, Салины, дотошливой в своей угодливости. Пусть они обе и землячки, но земля Мириса не достаточное основание, чтобы Зиновия сносила узколобость соотечественницы.

Так не доставало привычной снежной зимы. В Фиренце продолжала господствовать глубокая осень, которая через пару месяцев должна была незаметно смениться весной. Но невзрачный январь, его серое начало, тяготил душу белокурой девушки, тревожа память и ненароком погружая в меланхолию.

Кутаясь в пальто голубовато-белого цвета, Руссу замерла в паре шагов от крыльца домика Аликуды, а затем решительно устремилась прочь. Необходимо пройтись, прочистить мозги, подышать сырым, но живым воздухом и отстраниться от назойливой союзницы, пусть и преданной Зиновии всем сердцем, душой и телом.