Год Кролика

И вот это произошло. Картофан плюхнулся за стол Тигров и взялся за вилку. Потом спохватился, вскочил и гаркнул на весь зал: «Торжественный ужин в честь выпуска факультета Тигров объявляю открытым!» После этого директор закашлялся и тяжело опустился на стул. Но на него уже никто не обращал внимания, потому что все – и выпускники, и самые младшие воспитанники, и учителя – смотрели на двери кухни, из которых выплывал толстый Повар Интерната со своими поварятами. Они несли огромные блюда с горячим жирным пловом – это главное блюдо на Выпускной. Главное, но не самое ожидаемое. Все, включая и кураторов, и учителей, мечтали весь год совсем о другом – о куске торта с кремовыми розочками…

Но нас ждал сюрприз. Сначала приятный, а потом не очень. Но обо всем по порядку. После того, как мы набили животы главным блюдом, не отвлекаясь на разговоры за столом и даже не смотря по сторонам, в праздничном ужине наступила пауза. Дежурные за столом стали менять тарелки на чистые, хотя ни у кого на них не осталось ни одной рисинки. Кое-кто из младших даже умудрился вылизать тарелку, пока учителя и кураторы не видели этого. Голод голодом, но за столом надо было вести себя прилично (порядок во всем – помните?). Если бы малыши были бы замечены за вылизыванием тарелок или обсасыванием пальцев, то их обязательно бы наказали.

И наконец перед нами поставили чистые тарелки и кружки для чая. Мы с нетерпением ждали главного – выноса торта. Но никто не мог представить, что этот торт мы будем вспоминать еще очень долго. Рядом со мной Макс и Савва спорили на щелбаны – шоколадный или клубничный будет торт. Наконец кухонная дверь открылась, и на тележке выкатили трехэтажную сладкую конструкцию – такого мы еще никогда не видели! Повар превзошел сам себя. Первый, нижний ярус торта был черный, второй – желтый, третий – полосатым, желто-черным. А на вершине торта красовалась фигурка тигра – в боевой стойке, с раскрытой пастью и вздыбленной шерстью.

По залу прокатился восторженный рокот. Повар был доволен произведенным впечатлением, он раскраснелся и довольно заметил: «Все съедобное! Даже тигр!» Все подскакивали с мест, чтобы разглядеть эту фигурку, все кричали, охали и ахали. Учителя и кураторы пытались угомонить нас, но бесполезно: они и сами вытягивали головы, пытаясь рассмотреть торт – одним словом, вели себя как дети. И тут раздался голос завуча, Варвары Борисовны. Она единственная, кто сохранил хладнокровие в этом хаосе. «Дети, сядьте на места! Учителя проследите за порядком за столами!» Кое-как учителям и кураторам удалось добиться тишины, все сели на свои места и стали таращиться на Повара, который должен был разрезать торт. Каждое движение его огромного ножа комментировалось: «Какой большой кусок!», «Так нам ничего не достанется!», «Кому же он даст тигра?!». Верхний торта был разделен между выпускниками: Повар разрезал его по желто-черным полоскам, которых, как оказалось, было ровно 65 штук. На один кусок торта он торжественно водрузил фигурку тигра и отправил тарелки за стол выпускников. Они сами должны были решить, кому достанется этот съедобный тигр. И выбор они сделали сразу. Тарелка с фигуркой, провожаемая сотнями глаз, оказалась перед Тимуром. Тот усмехнулся – он не сомневался, что именно лидеру и вожаку Тигров должен достаться этот рычащий хищник, – схватил тигра в руку, высоко поднял над головой и громко зарычал. Это был рык победителя. Клич сильного и смелого Тигра. И нельзя было не зарычать ему в ответ.

7

Наконец и мне достался кусок торта. Я никогда еще не видел и не пробовал такого блюда. С детства мне было всегда интересно, как вещь устроена изнутри. Я любил разбирать и вновь собирать различные механизмы, изучать строение человеческого тела по старым атласам, мне всегда было любопытно, из чего состоит еда, которую дают нам на обед или ужин – сколько ложек соли добавил в котел супа Повар, сколько положил крупы или картошки. Я не оправдываюсь, я всегда был таким, как говорят учителя, «заторможенным», когда дело касалось чего-то нового. Поэтому неудивительно, что я стал разглядывать свой ломтик торта, перед тем как попробовать его. Сколько было в нем загадки и красоты! Я разбирал его на составляющие: вот разноцветные слои невообразимо мягкого хлеба (наш декан Матильда Павловна сказала по-другому: «Ах, какой воздушный бисквит!»), вот сладкий крем, вот пара крупинок нерастворившегося сахара. Интересно, откуда Повар взял желтый и черный краситель для коржей и крема? И самое главное ? какого же вкуса этот торт?… И как только я занес ложку над своим куском, раздался крик…

Кричала Тигрица Вера – это был даже не крик, а визг испуганной девчонки, который перешел в рыдания. Обеденный зал опять погрузился в хаос: ученики вскакивали с мест, кураторы пытались навести порядок и угомонить всех, директор и деканы кинулись к столу Выпускников. Где лежал их поверженный вожак.

Пока я глупо любовался своим куском торта, произошло вот что. Тимур не стал медлить и сразу откусил от фигурки тигра голову. Не успел он ее прожевать, как его лицо посинело, он стал хрипеть, а на губах выступила кровавая пена. Сначала Тигры думали, что их вожак так шутит – шутки у Тимура всегда были так себе – они сидели и хихикали, желая угодить Тимуру. Но когда он повалился набок и упал лицом в тарелку с тортом – стало понятно, что это не шутка. Вот тогда сидевшая рядом Вера и закричала, и началось то, что началось.

Вокруг Тимура столпились учителя. Декан факультета Змей, хрупкая старушка Ираида Павловна, которую сразу пропустили к Тимуру из-за ее медицинского образования, стала делать ему искусственное дыхание и бить своими маленькими костлявыми кулаками его могучую грудь. Кто-то кричал: «Воды! Принесите воды!» Потом набежало так много народу, что за их спинами нам ничего не было видно.

И вдруг все разошлись. Было поздно. Могучий Тимур не дышал.

Сначала в зале стояла гробовая тишина. Потом послышались всхлипывания и перешептывания. Тигры испуганно жались друг другу и старались не смотреть в сторону Тимура. От их героического вида не осталось и следа, и без своего вожака они выглядели кучкой дрожащих котят. Шум в столовой нарастал, грозя накрыть нас всех лавиной страха и боли. И тут вперед вышла завуч и стальным голосом произнесла: «Ужин закончен! Кураторы, проводите учеников по своим корпусам. Деканов и учителей я прошу остаться». Нас подняли криком: «Выходим из-за стола! Строиться на выход!» Я встал в строй и оглянулся: мой кусочек торта остался лежать на тарелке, я так и не успел его попробовать. Тогда я подумал, что это был худший вечер в моей жизни. Как же я ошибался.

8

Конечно, мы сталкивались со смертью и раньше. Умирали от слабого здоровья и новых болезней, от которых не было лекарств. Умирали от неосторожности и необдуманных поступков. Умирали, нарушая правила Интерната, которые из-за этого постоянно дополнялись. Умирали слабые, глупые, слишком дерзкие. Но мы никогда не видели, чтобы умирали самые сильные.

Оказавшись в спальне, Кролики не могли успокоиться и стали возбужденно обсуждать случившееся. Причем особенно гудела половина девчонок. То, что девчонки живут отдельно от мальчиков, – это нововведение нашего Факультета. Однажды в нашей спальне появилась белая бумажная ширма. Сначала мы отселяли за нее заболевших однокурсников, потом за ширмой стали уединяться девчонки, чтобы похихикать и поболтать. Со временем эти болтушки и свои кровати перетащили за ширму. Мальчики не возражали, а наш куратор на эти передвижения смотрел сквозь пальцы (в правилах Интерната не написано, что передвигать кровати запрещается). И теперь, хотя мы живем в одном большом помещении, оно разделено ширмой на две половины – мужскую и женскую. На половине мальчиков стоят 33 железные кровати, на половине девочек – 30. Около кроватей только тумбочки, где лежат наши личные вещи. Хотя личными вещами это назвать сложно. Но в Правилах Интерната говорится о том, что тумбочки предназначены только для личных вещей учащихся, поэтому все, что в них попадает, автоматически становится «личными вещами». За свою двенадцатилетнюю жизнь у меня накопилось не так много личных вещей: три железные детали (я нашел их, копая очередную грядку для наших ботанических экспериментов, и не смог выбросить), пара самодельных открыток (их мне дарили на праздники), две упаковки обезболивающего (я заработал их, дежуря в лазарете) и гордость моей тумбочки – пять красивых камней необычной формы и цвета, которые я подобрал во дворе. Когда я нервничал или расстраивался, я доставал эти камни и рассматривал их. Они успокаивали меня и, казалось, забирали всю грусть и боль, что я испытывал.

Вот и тогда, вернувшись с ужина, я сел на кровати и достал камни. Вокруг меня шумели: болтовня девчонок подзадорила и мальчиков, они тоже стали размахивать руками, громко разговаривать и без конца повторять друг другу кто что видел.

– Он схватил тигра и откусил ему голову. А потом начал хрипеть!

– И ноги у него дрыгались!

– А вы видели, как посинело его лицо? Ой, как я боюсь мертвецов!

– Да он просто поперхнулся! Так хотел сожрать фигурку, что не в то горло кусок попал! Надо было его потрясти хорошенько!

Из-за ширмы выглянула Юлиана. Ее крупные кроличьи зубы мешали ей четко и понятно произносить некоторые звуки, поэтому иногда ее было невозможно понять. Но то, что она сказала тогда, расслышали и поняли все:

– Отравили его! Отравили!

Все замерли и перестали шуметь. Отравление? Убийство? В стенах Интерната? Там, где все делается для того, чтобы вырастить здоровое поколение? Тут тепличные условия по сравнению с остальным миром, всегда есть еда, крыша над головой, нам дают знания. Мы нужны Новому Государству. А особенно нужны ему такие, как Тимур – сильные и смелые. Слабо верилось в то, что кто-то посмел отравить лучшего ученика курса! Поэтому оправившись после первого шока от слов Юлианы, Кролики зло накинулись на нее:

– Ты чего болтаешь? Зачем его кому-то травить? С ума сошла!

– Ага, попробуй отравить такого! Он же здоровый был ого-го!

Я тоже скептически отнесся к ее словам. Отравление в Интернате – это невозможно! Сейчас я уже не употребляю это слово – «невозможно», довольно скоро я отучился от него.

До самого отбоя Кролики обсуждали Выпускной Тигров: вспоминали, какие они были счастливые на линейке и как жалко выглядели Тигры потом, рядом со своим поверженным вожаком. Девчонки оплакивали Тимура – все они были тайно влюблены в него, на их половине то и дело раздавались всхлипывания. Мальчишки же начали злорадствовать. Они выплескивали всю свою накопившуюся злобу, весь свой накопленный страх, все тумаки и подзатыльники, все обиды и горести. Наконец я не выдержал:

– Да замолчите вы! Вы не Кролики, а гиены! Сбежались на падаль!

В спальне стало тихо. В этой тишине особенно громко прозвучал горн – сигнал к отбою.

9

Через 10 минут после горна выключался свет. За эти 10 минут надо было раздеться, аккуратно сложить одежду и поместить ее на личную полку в общем шкафу. А потом выстроиться в коридоре для проверки. Проверку проводил куратор или дежурный по этажу. Он пересчитывал всех и осматривал каждого в отдельности: нет ли сыпи, температуры, синяков или ссадин. О любых повреждениях или болезнях он обязан был сразу сообщать администрации Интерната. Заболевшего изолировали от коллектива и помещали в лазарет, в зону карантина. Если симптомы были не опасными для окружающих, то вскоре больной возвращался к однокурсникам. Сам я был в карантине раз пять, но причины были незначительные и меня быстро оттуда выписывали. Как видите, за нашим здоровьем очень тщательно следили. Государству нужны были новые, здоровые люди, и Интернат выполнял свою функцию «парника».

Кролики выстроились в шеренгу, как делали каждый вечер. Но никто не приходил. Мы начали шептаться и переглядываться, кто-то предложил сходить за куратором, однако никто не решился выйти из строя. Так и стояли мы, переминавшись с ноги на ногу – раздетые, дрожащие и всеми забытые. И тут раздался громкий звук – такой, что даже стекла задрожали. Тых-тых-тых! Тут даже трусливым Кроликам сложно было удержаться на местах, и мы все ринулись к окнам.

На внутренний двор Интерната приземлялся вертолет. Вертолеты мы видели и раньше, но только издали, обычно они садились на поле за стеной и все прилетевшие люди пешком добирались до Восточных ворот Интерната. Там проводилась проверка документов и необходимая обработка прибывших. Но чтобы вертолет приземлился прямо к нам во двор, в нескольких шагах от 12 корпусов с учениками, в паре сотен метров от Дома малюток – это было немыслимо! Однако мы видели это своими глазами.

Вертолет был стального цвета с синей полосой по бокам – Министерство общественной безопасности! К нам прилетели из самого Города. С разрывающим барабанные перепонки звуком вертолет медленно снижался и наконец мягко приземлился на песчаный плац. Лопасти перестали крутиться, во дворе стало тихо. Вертолет переливался в лучах заката красными всполохами и казался необыкновенной птицей, которая спустилась с самих небес. Но что хотела эта птица – помочь или наказать нас за какие-то провинности?

Из вертолета выпрыгнул человек: длинный плащ с высоким воротником, черные перчатки, черные сапоги – он был как будто помещен в черный футляр. Только на его левой груди блестела золотая бляха Министерства. Его волосы тоже были черными и гладко уложенными, по городской моде. Его бледная кожа особенно выделялась на черном фоне и, казалось, светилась лунным светом. По тому как он спрыгнул из вертолета, не дождавшись пока выдвинется лесенка, как быстро зашагал в сторону директорского корпуса, было ясно, что это был срочный вызов и этот человек не будет разводить долгих разговоров.

Навстречу ему уже бежал директор, кашляя и утираясь платком, а за ним ? «докторша» Ираида Павловна, она часто семенила ногами и то и дело взмахивала руками. Вот они встретились: черный человек резким движением пожал обоим руки и прошел мимо них в сторону директорского корпуса. Вытянув шеи, мы следили со своего окна за каждым его движением и так были заинтересованы его внезапным появлением, что не услышали шаги в коридоре.

10

– Это что такое? Почему не на местах?!

Кролики вздрогнули от резкого выкрика и бросились в рассыпную. Пометавшись из стороны в сторону и не найдя укрытия, мы сбились в одну кучу в центре коридора.

– Строиться!

Мы толкались, менялись местами и долго не могли построиться в шеренгу, хотя проделывали это каждый вечер. Все жутко перепугались, хотя и не совершили преступления, а нарушили всего одно правило! Но чтобы начать дрожать, Кроликам многого не надо. Наконец мы построились.

Краем глаза я заметил, что тут был куратор нашего факультета Гарик, тощий бывший наркоман, которого спрятали в Интернат высокопоставленные родственники. Те два года, пока у него была ломка, он жил при кухне и мыл тарелки и котлы. Излечившись от своей зависимости, он быстро пошел вверх по карьерной лестнице и в итоге стал нашим куратором. Конечно, не обошлось без интриг с его стороны. Но в принципе, куратором он был неплохим – он не трогал нас, а мы в свою очередь не причиняли беспокойства ему. Гарик никогда не повышал на нас голос, и в этот раз кричал тоже не он.

Над его головой кружил стальной дрон с синей полосой – дрон Министерства общественной безопасности. Мы еще никогда не видели дрон так близко, а тем более в помещении. Обычно он прилетал раз в неделю в директорский корпус, чтобы взять необходимые бумаги и отвести их в Город. Мы видели только серебристый след в воздухе, когда дрон проносился над нашими головами. Но сейчас он был на расстоянии вытянутой руки.

Вдруг из дрона раздался кашель. Он неожиданности мы вздрогнули, но потом поняли, что кашель принадлежит Картофану и сейчас будет произнесена очередная речь. Сначала директор никак не мог вздохнуть полной грудью и сипел, не говоря ни слова. Вдруг кашель стал тише, и после небольшой паузы дрон заговорил незнакомым нам голосом. Я сразу догадался, что это говорит тот «черный человек», который прилетел на министерском вертолете. Его резкий голос звенел в полупустом коридоре, и мы хорошо расслышали каждое слово:

«Ученики! В Интернате произошла трагедия. Погиб сильный здоровый юноша. Был нарушен закон – как природный, так и человеческий. Мы должны найти виновного и пресечь подобные случаи в будущем. Всех, кто знает что-то о сегодняшнем инциденте, прошу обратиться лично ко мне, Инспектору Министерства общественной безопасности. Завтра утром я буду принимать в кабинете директора. Любая информация важна. Конфиденциальность гарантирована. Спасибо. Спокойной ночи».

Дрон зашипел, развернулся и улетел. Мы были ошарашены. Но не дроном, не напоминанием о смерти Тимура, не вмешательством в дела Интерната Министерства. Нам до этого никто никогда не желал спокойной ночи…

11

Старый Дэн любил рассказывать мне о том, как человечество жило раньше. Он застал те времена, когда у людей было много свободного времени: они могли целыми днями общаться друг с другом – разговаривать по телефону или переписываться, читать книги, ходить в гости, создавать семьи… Им не надо было заботиться о выживании, как в наши времена. Их еще не уничтожала природа. Они жили спокойно и счастливо и могли позволить говорить друг другу «Доброе утро» или «Добрый вечер», «Здравствуйте» и «До свидания», «Спасибо» и «Пожалуйста». Конечно, мы знаем все эти фразы, но они считаются устаревшими и говорить их – дурной тон. Ведь мы не можем похвастаться «добрыми» утрами и вечерами, не можем обещать, что встретимся с собеседником вновь, если говорим «до свидания». У нашего поколения нет времени на все эти слащавые фразочки, мы сознательно отказались от них. Вот почему мы так удивились, услышав «Спокойной ночи» из министерского дрона.

Мы все очень устали от событий этого дня, и Кролики стали разбредаться по своим кроватям. Я тоже пошел к своему закутку. Я лег, накрылся одеялом, свет в спальне выключился, наступила тишина. Обычно я засыпал, как только моя голова касалась подушки. Одно из правил Интерната гласило: использовать постель только для сна. Организм обычно следовал этому правилу: когда мы ложились в кровать, сознание мгновенно отключалось, а тело переходило в «спящий режим». Но в тот вечер я никак не мог заснуть: мысли скакали у меня в голове, от них невозможно было отмахнуться. Стыдно признаться, но я совсем не думал о ранней смерти Тимура, не жалел его и не испытывал страха. Мне интересовало совсем другое. Да, вот такой я странный человек. Я долго еще лежал с открытыми глазами и задавал в пустоту вопросы, на которые не надеялся получить ответы.

Неужели в Городе до сих пор говорят «спокойной ночи»? Инспектор действительно надеялся, что наша ночь будет спокойной? Может, он знает, что нам угрожает опасность и предупреждает нас? А может, он просто хотел подкупить нас ласковыми словами, чтобы получить завтра необходимую информацию? Или он действительно хороший человек и искренне желал нам спокойной ночи? Все эти вопросы роились у меня в голове и мешали заснуть. Я отвечал на них и сам не заметил, как стал вести разговор с «чёрным человеком». Его образ возник в моей голове, ожил и основательно там устроился: инспектор сидел на краю моей кровати и неотрывно смотрел на меня.

– Как поживаешь, Арсений?