До последней стрелы

Собаки присмирели. Гай двинулся обратно к замку, остальные направились за ним, чуть отстав. У моста, почти у самых стен замка, он обернулся и тихо выругался: левая кисть лесника была наскоро замотана тонким голубым платком. Гисборн до сих пор не мог себе простить это «она не для тебя», брошенное почти в шутку. Промолчи он тогда, может, все сложилось бы по-другому.

Лесника он выжил из деревни почти сразу – где уж какому-то там отребью тягаться с бейлифом. А с началом зимы нападения на путников в Шервудском лесу, давно всем привычные, вдруг стали реже и бескровнее, словно свирепую шайку кто-то подменил.

В декабре на предрождественской ярмарке Гай купил серебряный рог для отца, уже почти не встававшего с постели, и изящный молитвенник в бархатном переплете – для Марион. В замок вернулся поздно вечером. Старика тревожить не стал, а вот вручить подарок сестренке ему не терпелось – он так долго искал переплет ее любимого цвета, светло-голубого, как его и ее глаза.

С книгой в руках Гай взлетел по каменной лестнице наверх, в башенку, где была комната Марион. Дверь оказалось закрытой, но сквозь щель сочился золотистый свет, значит, сестра еще не легла.

– Марион! – постучал он.

Ответа не последовало.

– Марион, малышка, открой! Я совсем ненадолго. У меня для тебя подарок!

Никто не отвечал.

– Марион!

– Гай? – тихо откликнулась она, не отпирая. – Ты что так поздно? Я уже легла, мне нехорошо. Завтра увидимся. Спокойной ночи.

Ничего дурного ему не пришло в голову.

– Марион, что с тобой? Позвать тебе Айлин? Открой, или я вынесу эту дверь к чертям!

Он действительно легко выбил бы крепкую дубовую дверь одним ударом плеча.

С той стороны послышались шаги, скрипнул засов. Сестра в тоненькой сорочке стояла на пороге.

– Ты что бушуешь? – растерянно улыбнулась она, не пропуская его в комнату.

Отстранив ее, Гай шагнул внутрь. Он не думал ни о чем плохом, просто испугался за сестру. В комнате никого, кровать смята – Марион действительно уже легла. Из распахнутого крошечного окошка тянуло ледяным ветром, напротив окна висел дурацкий деревянный щит, обтянутый кожей, – почему-то он нравился сестре.

Гай слышал много историй про окна в комнатах неверных жен, но в это окно не то что человек – не всякая кошка протиснулась бы. Да и никому не забраться по глухой каменной стене.

– Иди, иди, – Марион потянула его к двери.

– Ты что меня выпроваживаешь? – засмеялся он.

– Мне плохо, я хочу лечь.

– Побыть с тобой? – снова всполошился Гай. – Или позвать Айлин?

– Отойди от окна! Уходи, все в порядке! Я побуду одна. Уходи, оставь меня!

– Окно хотя бы закрой. У тебя очень холодно.

– Гай! – взмолилась она. – Отойди от окна! Мне плохо, я хочу остаться одна! Окно открыто, потому что мне нечем дышать!

Он повернулся к двери, так и не отдав сестре молитвенник. Ничего, отдаст завтра. Марион одна, стена неприступна, окошко крошечное, и нездоровой сестра совершенно не выглядит. Кто их разберет, этих молоденьких девушек.

– Да уходи уже! Спокойной ночи!

Гай шагнул к двери и услышал сильный глухой удар за спиной. Он молниеносно обернулся, успев за долю мгновения выхватить кинжал из ножен.

В щите напротив окна дрожала стрела.

Он отшвырнул сестру подальше от окна, быстро захлопнул деревянные створки – и только потом понял, что это вовсе не нападение. Стрела была обернута тонким листком дорогой, еще очень редкой бумаги.

Марион сидела на постели, закрыв лицо ладонями. Гисборн выдернул стрелу из щита, разорвал нитку на бумаге, развернул листок, быстро пробежал его глазами и встал в дверном проеме, скрестив руки на груди.

– Он еще и грамотный.

Сестра рыдала, спрятав лицо за волосами. Гай мысленно представил себе место, откуда сделан выстрел. С такого расстояния почти невозможно попасть в крошечное, высоко расположенное окошко.

Почти.

Он вышел из комнаты, сбежал по лестнице вниз, сделал несколько шагов по длинному коридору:

– Айлин, принеси мне оставшееся вино и две кружки. Быстро.

Когда Гисборн вернулся, Марион все так же сидела на кровати и рыдала. Он налил вина, сел рядом с сестрой, протянул ей кружку. Покосился на щит и увидел, что тот весь в дырах. Эта стрела была далеко не первой.

– Не плачь. Как все случилось? Он взял тебя силой?

Сестра не отвечала.

– Марион?

– Нет, нет!

Гай отхлебнул сам, потом сунул кружку в дрожащие руки Марион. Ее трясло, она еле сделала пару глотков, отдала кружку и зарыдала еще громче.

– Есть цистерианское приорство в Кирклисе, тебя там с радостью примут. Есть Огюст Ламбер, который уже не раз просил твоей руки. Думаю, его не смутит, что он окажется не первым.

Он ожидал пощечины и был бы, пожалуй, даже рад, но сестра по-прежнему рыдала.

– Выбирай.

– Что ты скажешь отцу? – еле слышно прошептала Марион.

– Правду. Ну? Монастырь?

– Нет…

– Ламбер?

Марион, не отвечая, снова зарыдала.

– Нет!