До последней стрелы

Ясмина легко спрыгнула на землю.

Белобрысый рассмеялся:

– Все сразу. Не бойся, ты не пленница.

– А вдруг меня за дело связали? Может, я страшный человек? Убила кого-нибудь?

– Здесь тебя никто расспрашивать не будет. Захочешь – расскажешь, нет – значит, нет.

– Не сейчас, ладно?

– Хорошо.

Он повернулся, увидел подошедшего толстяка в монашеской сутане и махнул ему рукой.

– Я уж собирался тебя искать. Это Ясмина, наша гостья. Это отец Тук, мастер обработки ран и ссадин, он тебе поможет.

– Пойдем, девочка, не бойся, – приосанился монах, услышав слова белобрысого. – Робин, она в надежных руках.

– Робин? – Ясмина отступила на шаг. Из-за разницы в росте ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть белобрысому в глаза – оказалось, что они чистого серого цвета.

– Так это о тебе поют на окрестных постоялых дворах?

– А что, поют, да? – снова рассмеялся он.

– Еще как. И ты правда попадаешь в тонкий ивовый прутик со ста шагов?

– Со ста тридцати.

Старый Али-Хаджи одобрил бы такую уверенность. Не хвастовство, а именно уверенность.

– Что еще про меня поют? – весело спросил белобрысый.

– Что ты со своей шайкой грабишь церковников и сборщиков податей.

Едва Тук с Ясминой ушли в один из шатров, из другого выбежала высокая, очень красивая девушка с пепельными косами и светло-голубыми глазами, совсем юная, едва ли старше шестнадцати-семнадцати лет.

– Я так тебя ждала!

– Красавица моя! – Робин легко подхватил ее на руки и закружил. – Ну все, все, крошка, сейчас расседлаю коня и приду. Подожди немного.

– Что за женщина с тобой?

– Не знаю. Монахи везли ее в Ноттингем. Связанную.

– Красивая?

– Не заметил. Кстати, найдется у тебя платье, которое не жалко? А то она вся как из бочки с дикими кошками.

– Найдется. Сейчас отнесу ей, заодно отведу к ручью, пусть хоть отмоется.

Вскоре обитатели лагеря стали собираться у костра. Небо еще не начало темнеть, а на вертеле уже жарилась кабанья туша, за которой следил монах Тук. Вернувшийся Скарлет устроился на длинном широком бревне. Напротив, подальше от дыма, на старом потрепанном плаще села красавица с пепельными волосами. Подтянулись и еще несколько человек, среди них выделялся косматый верзила с широченным торсом и зычным голосом.

– Опять нарушаете лесной закон и стреляете королевскую дичь? Что-нибудь найдется у нас, кроме кабанятины? – Робин подошел к собравшимся и опустился на плащ рядом с голубоглазой.

– Ты решил податься в сарацины? – захохотал косматый верзила. – А что, я слышал, там по несколько жен можно! Марион, ну-ка покажи ему!

– Есть заяц, – отозвался монах. – Уж как-нибудь не оставим твою гостью голодной. О, а вот и она.

Ясмина растерянно остановилась в стороне.

– Да не бойся, садись на бревно, – подбодрил ее Скарлет. – Места полно.

– Спасибо.

– Мое платье на тебе трещит, – фыркнула красавица, прищурила светло-голубые глаза и обняла сидевшего рядом главаря разбойников.

– Оно мне еще и длинно, – улыбнулась в ответ Ясмина. – И в груди и бедрах правда трещит. Зато в талии и плечах болтается, так что в целом замечательно, спасибо! – она ловко проскользнула к бревну и опустилась возле Скарлета.

Робин легко выпрямился и посмотрел на собравшихся.

– Так, все здесь, – начал он. – Ну, знакомься. Отца Тука ты уже знаешь. Это Уилл Скарлет, мастер боя на мечах. Хотя вы тоже уже знакомы. И Марион, самую красивую девушку Англии, ты уже знаешь. Это Джон, он устрашает врага одним своим видом. А если возьмет в руки дубину – все, живых не останется. Дик, лучший рыболов и охотник. Может разглядеть и прочитать любой след на земле, да и след утки в небе или леща в реке увидит. Эмиль из Нидароса, потомок викингов. Неудержим в драке, особенно если выпьет. Теодор, сын конюха, орудует дубиной не хуже Джона. Он у нас самый молодой, мечтает о путешествиях и наверняка будет тебя расспрашивать про восток. Ты же с востока?

– Да. Из Персии.

Ясмина, улыбнувшись, посмотрела на любопытного паренька, которому едва ли было больше двенадцати-тринадцати лет, потом снова перевела взгляд на главаря разбойников, но тот уже вполголоса переговаривался о чем-то с монахом.

– Не вздумай, – хмурился отец Тук. – Тьфу, мальчишество!

– Мальчишество, нет ли, а тридцать шиллингов не лишние. После Троицы и ярмарки с крестьян будут собирать очередную подать, и что? Что у них есть? Они сегодня Скарлета за пару мешков муки чуть не расцеловали. А с них денег хотят.

– И ты решил устроить героическую жертву!

– Да почему жертву-то?

– Твою белобрысую башку знает каждый стражник Ноттингема! И после твоей выходки с расщепленными стрелами на прошлом турнире тебя теперь станут ждать и выискивать. А чем меньше лучников будет оставаться – тем внимательней и шериф, и все его стражники начнут присматриваться к каждому из оставшихся. Хоть сто капюшонов напяль, а походку и осанку ты не скроешь. В прошлый раз каким-то чудом получилось, – наверное, просто такой наглости никто не ждал. Но второй раз тебе это с рук не сойдет. Лучше пойди и просто сдайся – за тебя обещано пятьдесят шиллингов. Двадцатка чистой выгоды, а возни меньше.

– Так, – вступила Марион. Она склонила голову, светлые пепельно-русые волосы рассыпались по ее крепким широким плечам. – Ты никуда не пойдешь.

Ясмина вслушивалась в разговор. Спросить, о чем речь, ей было неловко, но вдруг ее глаза почти в упор встретились с серыми глазами главаря разбойников.

– Надо было просто молча завтра поехать и все сделать, – усмехнулся он ей.

– Это ты о чем?

– А, ну да, прости, – он протянул в сторону глиняную кружку. – Скарлет, плесни мне эля. Спасибо. Если ты слышала песни про нас – может, слышала и то, что мы иногда помогаем тем, кому совсем есть нечего.

– Слышала, но не поверила.