Беда по вызову

Снег не растаял ни через день, ни через два. Он благополучно пролежал до субботы. Я во всю топил буржуйку старыми газетами, но всё равно к утру замерзал и разрешил Рону спать под боком. Я сгонял на «аудюхе» на барахолку и купил себе огромную, лёгкую, но тёплую куртку всего за полторы тысячи рублей, которые Ильич, скрепя сердцем, выдал из сейфа, задолго до срока аванса. На ботинки уже не хватило, и я ходил в лёгких штиблетах, изгрызенных Роном. Всем костям он предпочитал мои вонючие ботинки.

Заварушка началась в субботу. Или нет, гораздо раньше. В четверг, после урока физкультуры Ильич с заговорщицким видом позвал меня к чёрному входу школы и … показал свою новую машину. Синий джипчик RAV4, на каких любят раскатывать дамочки до тридцати. Ильич любовно похлопывал его по выпуклым бокам, попинывал колёса, потирал носовым платочком затонированные стёкла.

– Хорош? Хорош? – тараторил он. Ещё не наигрался с телефоном, а уже раздобыл себе новую тачку. Я бы поостерёгся. Инспекция бывает не только для безденежных.

– Вот, копил, собирал, – будто прочитал он мои мысли. Конечно, копил. Было бы с чего.

– Ты это, «аудюху» пока поделай там, посмотри, чтобы продать можно было. Лады?

– Лады.

И разберусь, и посмотрю, и поделаю, и подежурю.

В субботу я провёл в разных классах в две смены четыре урока истории, три ОБЖ и четыре физкультуры. В перерывах я ковырялся с машиной, делая предпродажную подготовку. Я успел полюбить эту старую «ауди», и относился к ней почти так же нежно, как к нашему развалюхе Опелю. Вряд ли Ильич позволит мне пользоваться RAVом так же бесконтрольно, как «аудюхой». Шофёром он меня, конечно, оставит, для крутости. Но и сам покрасоваться за рулём захочет, хотя машин боится, габаритов не чувствует, и единственное место, где я бы доверил ему руль – это взлётно-посадочная полоса.

К концу дня я окончательно вымотался и замёрз в своих штиблетах. В школе отопление ещё не дали, и в классах, а особенно в спортзале, шныряли злые и холодные сквозняки. Напоминание, что вечером дискотека, а я на ней – блюститель порядка, меня не обрадовало.

За пятнадцать минут столовая преобразилась. Откуда-то появились прожекторы, динамики, и даже микрофон. Стыдливые перетаптывания под виниловые пластинки времён моего детства остались в прошлом. Забегали декольтированные девицы и заслонялись парни со скучающими, всёпознавшими лицами.

Удовольствие оказалось небесплатным. У входа восседала школьный психолог Вера Ивановна и пополняла школьную казну. С мальчиков – 25 рублей, с девочек – 20. Я до сих пор смутно представлял себе обязанности Верочки и первый раз увидел её в деле. Надеюсь, она не уволится, и я не буду вынужден исполнять её обязанности. Заиграла визгливая попса, разноцветные прожекторы заметались по залу. Назревал вертеп. И мне это не нравилось.

Я проверил туалеты на всех этажах. Всё было пристойно: никто не пил водку, не забивал косячок. У учительской мне попался Ильич, он тащил какой-то большой пакет, был хмур и бормотнул, проходя мимо:

– Заскочи ко мне потом, слышь?

Чем там его ещё осенило? Мне на сегодня трудовых подвигов уже хватало.

На первом этаже группа парней кого-то лениво пинала. Среди них я заметил Брецова и в два прыжка очутился рядом. Они не стали ждать, пока я им покажу, что умею, и разлетелись в стороны с проворностью рассыпанного гороха. На полу, пыльный и несчастный, сидел мой новенький Славик Бобров. Я за шиворот поставил его на ноги, развернул к выходу и устало сказал:

– Иди домой. Рано тебе ещё мероприятия посещать.

Он подслеповато и жалобно посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но не решился. Мне стало почему-то жаль его, и вдогонку я крикнул:

– Ты приходи на занятия. Теперь по субботам, в семь, секция каратэ. Бесплатная.

Он засиял глазёнками и проорал:

– Вы только маме не говорите!

Чего не говорить? Что его побили? Или, что отныне он будет заниматься каратэ под моим руководством в бесплатной секции, о существовании которой я пять минут назад даже не подозревал? Я вздохнул тяжело и поплёлся в директорский кабинет.

Ильич пил водку. Водки было много. Одну бутылку он уже допивал, остальные шесть, пока ещё целые, стояли в ряд на его директорском столе.

– Петька, садись.

Я стоял ошарашенный. Ни в чём таком до сих пор Ильич замечен не был. Взятки брал, но чтобы пить, да ещё с таким размахом, да на рабочем месте…

– Петька, твою мать, садись. Это конфискация. У десятиклассников. Половину Маргарита Георгиевна забрала, половину я. Думаешь, чего они сегодня такие трезвые пляшут? Конфискация. Вот. Ну, давай.

Он достал огромную кружку с изображением доллара и до краёв наполнил её «Флагманом». Такое количество пойла без закуски могло свалить кого угодно и я аккуратненько намекнул:

– А за рулём кто?

Ильича я каждый день отвозил на «аудюхе» домой, а утром привозил в школу. Только последние дни он сам разъезжал на RAVе, пока я ковырялся с «ауди».

– А за рулём я, Петька. Я поеду. А как же я пойду?

– Нет уж, лучше я. Машинка больно хороша, – подмазался я.

Ильич вдруг сник, закивал и выпил залпом поллитровую кружку водки, предназначенную мне.

– Ты, Петька, не знаешь, что такое деньги. Ты плохо знаешь, что такое хорошие деньги.

Что-то у меня в глазах мелькнуло такое, что он осёкся.

– Петька, правда, довезёшь меня до дома? А то я ни петь, ни рисовать. Главное, закусь они, суки, не носят. Только водку. Хорошо ещё, что дорогая. И где они деньги берут? А в ментовке пару раз травились конфискованной водкой. Маргаритка рассказывала. Выпили и …ц! Лечились. А я говно не пью. И мало не беру. – Он заржал. – Знаешь какой плакатик висит в кабинете у нашего начальника ГАИ? «Мало денег не берём». Ты, Петька, не знаешь, что такое деньги.

Монолог затянулся, и роль благодарного зрителя меня достала. Я сгрёб целые бутылки в пакет, взял в охапку Ильича и покинул школу через чёрный вход. Ещё гремела музыка, дискотека была в разгаре, но на пути нам никто не попался. Я решил доставить Ильича прямо к его холостяцкому дивану, чтобы никто не застукал его в таком виде.

– Петька, гад, ты за что сидел? – вдруг брякнул он.

Я опешил. Хорошего же он обо мне мнения.

– Я алиментщик.

– Я так и думал, – сострил Владимир Ильич.

Машинка шла как надо. Движок шептал, а руль вертелся пальцем. Я включил радио на всю катушку, потому что слушать, не бренчит ли что в подвеске, было ни к чему. Я первый раз сидел за рулём этого RAVа и он мне нравился. Хотя я бы предпочёл что-нибудь другое, например, Патрол. Но ведь, Петька, ты не знаешь, что такое деньги. Ильич всхрапнул на заднем сиденье, а я подумал, не дать ли мне кружок по загородной трассе, просто так, для кайфа.

И я вдавил педаль газа. Мы с моим новым дружком просто лопали асфальт кусками на скорости 120 км. Всякие там выбоины и ямки обозначались лишь лёгкими толчками. В салоне орал Лед Зепелин и после дискотечного репертуара это был бальзам на мои уши. Я гнал и думал, что если бы не моё тёмное прошлое, я был бы вполне довольным жизнью человеком. Особенно, если бы эта тачка была моей. Особенно, если бы рядом была она. А дома дед. А в гараже Мишка. Так мало надо. И так много. И так невозможно собрать все эти мелкие кусочки в одно целое. Я гнал и думал, что, наверное, это нормально, когда хочешь больше, чем можешь. Вот и Ильич пересел на тачку, стоимость которой перекроет пять школьных ремонтов.

Я поздно их заметил. Сначала удивился, что кто-то идёт с моей скоростью. Потом удивился, что это всего лишь Жигули. И решил, что парни хотят поиграть в догонялки. Я прибавил газу, но они не отстали. Меня это не насторожило, а раззадорило. Я влепил под 150, но они поравнялись и почти бортанули меня.

За долю секунды до выстрела, я понял, что это произойдёт. Игрушки с депутатом Грачом сделали меня очень проницательным. И виртуозным. Я отработал рулём так, что когда пуля разнесла боковое стекло, она прошла по касательной, царапнула мне плечо и ушла назад, в салон. Хорошо, что Ильич, пьяный в стельку, мог держать только горизонтальное положение. Это его спасло. Я всё же не удержал машину на дороге, слишком большая была скорость. Мы вылетели с шоссе, пару раз красиво перевернувшись в воздухе, и приземлились на крышу. «Перевёртыш. Зато стойки целы» – почему-то подумал я под громкий рёв тяжёлого рока.

– Ильич, жив? – крикнул я из очень неудобного положения. Сзади замычали. Я выбрался через разбитое боковое окно и помог выбраться Троцкому.

– …ть! – вполне трезво выругался он. – В нас стреляли.

Я думал, он будет убиваться по машине, но он, видимо, свою жизнь оценил дороже. Его подтрясывало, он был бледен, и с большим кровоподтёком на лбу. Я порадовался, что не одел куртку: во-первых, она осталась цела, рубашку залила кровь, во-вторых, я бы так просто не выбрался в окно в толстенном одеянии.

– Это покушение, – мрачно заявил Ильич.

Интересно, на кого. Погоня со стрельбой никак не вписывалась в размеренную жизнь школьного учителя. Хорошо, что стреляли не из Калаша, иначе шансов было бы гораздо меньше.

– А как мы тут оказались? – Ильич растерянно огляделся. Мы стояли в чистом поле, припорошенном снегом, метрах в ста от трассы. Из салона по прежнему гремела музыка.

– Так вы же меня попросили машину прогнать, посмотреть на скорости, – соврал я.