8
Кривошеева аккуратно провела бритвой по указательному пальцу. Алые капли брызнули на лезвие и стали сбегать вниз по ладони.
«Если что-то можно объяснить просто, то не надо усложнять. Бритва Оккама. Принцип средневекового монаха-францисканца. Если существует несколько логически непротиворечивых объяснений, то верным следует считать самое простое из них,» – подумала она.
Проверив опытным путем, что бритва бывшего мужа еще острая, научная дама задрожала, как ягненок, в котором еще билось сердце, но яремная вена была уже вскрыта. Представив, что ее собственное сердце через несколько минут также может остановиться от потери крови, она стала судорожно искать бинт и перекись.
– Нет, увольнение – это не конец жизни, – произнесла она, затягивая повязку покрепче. Надо просто понять, какой закон я нарушила.
В ее вузе постоянно происходили довольно тревожные перемены. Когда она только начинала преподавать пятнадцать лет назад, на ее лекции ходили все студенты. Они внимательно слушали, записывали, а потом задавали интересные вопросы. Зато в последнее время аудитории все больше пустовали или вообще были закрыты на замок. Проходя по коридору, она нередко замечала, что кто-нибудь из коллег-преподавателей ведет занятие всего для одного-двух человек. Начальство устраивало проверки, грозилось штрафовать сотрудников и отчислять студентов, но спустя некоторое время волна стихала и все возвращалась на круги своя.
Перед последней сессией к ней подошел замдекана и мягко попросил поставить всем зачеты.
– Смелее внедряйте видеолекции и компьютерное тестирование, – предложил он. – Мы должны переходить на новые форматы. Руководство требует от нас идти в ногу со временем.
Кривошеева тогда не поняла, шутит с ней этот молодой парвеню или же говорит на полном серьезе.
– Но некоторые студенты вообще на лекции не ходят! – возмутилась она. – Они все время работают, а теорию изучать не хотят. Курсовые они скачивают из Интернета. Некоторые даже дипломы там покупают! Разве это образование?
Юный протеже Ростовской посмотрел сквозь нее, как будто доцент Кривошеева была стеклянной:
– Я вам передал пожелание Клавдии Семеновны. Она просит вас не затягивать.
– Хорошо, – согласилась Кривошеева. – С нового учебного года я буду показывать картинки.
Так делали уже многие ее коллеги. Кусочек текста и портрет ученого – вот и вся наука о коммуникациях. Молодые преподаватели быстрее ориентировались в новых веяниях. Они не утруждали себя разговорами со студентами, зато регулярно отправляли на корпоративный сайт фото и видео своих занятий, перекидывались друг с другом ссылками на онлайн-конференции и подавали отличные отчеты. Марина стала догадываться, что все мероприятия, на которых собирались люди – это всего лишь фотосессии для наполнения контента.
После разговора с молодым парвеню она не выдержала и пошла к Ростовской, которую знала много лет. Та, как ни странно, была в своем кабинете, а не где-нибудь на видео-семинаре.
Выслушав сбивчивый рассказ встревоженного доцента о противоречиях между формой и содержанием образовательного процесса, декан погрозила ей пальцем:
– Не портьте нам бухгалтерию. Нам нужны хорошие показатели.
– Но ведь это не учеба! – возмутилась Кривошеева. – Это профанация какая-то! Они ничего не осмысливают. Им даже учиться некогда: числятся на дневном, а сами работают. О вечерниках и заочниках я вообще молчу. Что учились – что нет.
– Вы не понимаете – это другое, – усмехнулась декан Ростовская, глядя в экран. – Мы переходим на новые форматы. Если вам не нравится, то вы определяйтесь поскорее. Знаете, сколько сейчас безработных преподавателей? Кстати, представьте к понедельнику фотоотчет о работе со студентами.
На следующей неделе ей записали выговор за нарушение трудовой дисциплины.
Ранка на пальце больше не сочилась, но саднила все сильнее.
«Я розовые-прерозовые ношу на носу очки,» – вспомнила Марина строчку из своего детского стихотворения.
Обычно это заклинание срабатывало, чтобы справиться с подступившей хандрой.
Мелодия собачьего вальса снова заставила ее вернуться в реальность. Звонила коллега с кафедры, и Кривошеева нехотя ответила.
– Мариночка, дорогая! – сбивчиво затараторила та. – Ты не обижайся на меня, пожалуйста.
– За что, Верочка? – удивилась экс-доцентка.
– Ну, понимаешь, Ростовская решила сделать финт ушами. Никакого ученого совета не было.
– То есть как? – еще больше удивилась Марина. – А как же решение не избирать меня?
– Да это все липа. Ростовская чего-то наобещала Люське. Вот та две недели ездила по членам ученого совета, собирая подписи. Ну, то есть, домой к каждому приезжала с протоколом. Ты меня поняла?
– И что, все подписали?
– Ну кто-то подписал, а кто-то нет. Но Люся, ты знаешь, девушка с характером. Очень непростая.
– По-моему, она проще, чем три копейки, – возразила Кривошеева. – У нее сознание самки примата. А весь ее характер – поднеси-убери.
– Ну, я не знаю, – замялась бывшая коллега. – Пока мы были в отпуске, ее взяли на ставку преподавателя. И представляешь, Ростовская уже отдала ей все твои часы. Но ты борись за себя. Иди к ректору. Требуй, чтобы тебе выдали протокол. Обратись к коллегам, в конце концов! Не сиди сложа руки.
Кривошеева тяжело молчала. Пятнадцать человек – кворум – были либо не в курсе, что творится за их спинами, либо были в доле этого подлого предприятия.
– Вера, скажи мне, – медленно произнесла Кривошеева. – А ты подписывала?
Теперь замолчала бывшая коллега. Наконец, она с трудом призналась:
– Мариш, ты знаешь, у меня трое аспирантов в этом году защищаются. Если Ростовская решит их «зарезать», то и мне на кафедре больше делать нечего. Не обижайся. Такова жизнь.
– Спасибо, Вера Петровна, – поблагодарила Марина свою бывшую приятельницу. – Надеюсь, что вы возьмете и моих аспирантов.
– Ну зачем ты так, Мариш? – возмутилась та, но Кривошеева повесила трубку.
Вымышленные розовые очки окончательно прояснили ситуацию. Чтобы увидеть еще больше, Марина достала с верхней полки старинного буфета настоящие розовые окуляры. Это была ее самая главная реликвия – игрушечные детские очки с розовыми линзами. Их кругляшки смыкались и образовывали восьмерку, или знак бесконечности. На широкой оправе были нарисованы клоуны, хлопушки и рожки с мороженым. Эти забавные клоунские очки были единственным напоминанием о погибшем сыне. Все остальное, что могло ей напомнить о нем, она выбросила из дома, как только вернулась из той злополучной поездки.
Когда ее Тимке было четыре года, они вдвоем поехали на море. В один из ветреных дней они пошли на пляж. Она велела сыну не подходить к воде, а сама спряталась от ветра за какой-то будкой. У нее была очень интересная книга, которую ей дали почитать всего на пару дней. Она зачиталась, а сын заигрался. Книжка, которую написал американский психолог, называлась «Воспитывать победителей». Тимке не удалось победить набежавшую волну. Эти розовые очки она купила ему в цирке за неделю до отпуска.
9
Менеджер-виртуал решил попрощаться со своим любимым детищем. Не без труда открыв ноутбук, он набрал в поисковике нужный адрес. Через три секунды на экране возник улыбающийся 3-D персонаж, похожий на Ложечкина, как сын на папашу.
Виртуальный человечек, подскакивая на одной ножке, радостно пробежался по экрану, который теперь изображал интерьер заведения под названием «Кофе-Кинг». Он был, этот человечек, таким маленьким – чуть больше кузнечика – но пятеро взрослых мужчин отдали все свои силы, чтобы он объявился на просторах Всемирной паутины. И сам малютка, и его курточка, и все прочие детали дружественного интерфейса были тщательнейшим образом продуманы и любовно отрисованы по пикселям. Концепцию, что в переводе с латыни означает «зачатие», разработал Ложечкин, а над ее техническим воплощением трудились, не отрывая рук от клавиатур, дизайнер, программист, верстальщик и аниматор .
Мультяшку звали «Мистер Кофейкинг». Ему был всего один день от роду. По случаю завершения проекта Смайлс пригласил вчера в свой кабинет всех отцов-героев. Для Ложечкина это была полная неожиданность, так как отношения с боссом в последнее время оставляли желать лучшего. Однако аризонский лимитчик пребывал в отличном настроении. Он точно нащупал золотоносную жилу и собирался перейти к промышленной разработке. Первый диджитал-проект оказался невероятно успешным. На столе для совещаний стояло шесть бокалов и бутылка «Белой лошади».
– У нас впереди – как это у вас говорят – a great business! Come on, guys!
Вся компания креативщиков, прихватив «Лошадь», перекочевала в переговорную. Там их уже ожидала взволнованный бренд-менеджер Королева.
По ее лицу было видно, что она испытывает самые противоречивые чувства: от нежности к новорожденному малышу до желания выжать из него по максимуму. Малютка-Кофейкинг был первенцем у транснациональной кофейной империи. Перед ним стояла практически невыполнимая миссия – сплотить армию лояльных приверженцев «Кофе-Кинга» в корпоративной битве с основным конкурентом – сетью «Коффе-Квин». Она, в свою очередь, уже давно имела положительный имидж и не собиралась сдавать позиции.
Улыбающийся от предвкушения больших денег Смайлс протянул Кате бокал. За круглым столом воцарилась волнительная тишина.
– Ну что ж, – взяла слово гостья, поднимая тост. – За успешное завершение проекта! Красавчеги! Умняшки! Криэйторы!