Виртуал с чашкой кофе

– Приболел, – спокойно ответила она. – Вот, везу доктору показать. А ваша собачка уже еле терпит.

Точно в подтверждение ее слов, Джуся облила хозяина. В лифте едко запахло. Двери, наконец, раскрылись. Странная парочка вышла из подъезда на проспект.

– Марина Викторовна, – заскулил Ложечкин, – мне так есть хочется! У меня дома был полный голяк. Я сегодня с утра собирался в одно кафе заехать.

– Ну, мы можем сделать это вместе, – предложила Кривошеева. – Только платите вы.

Если бы она могла видеть выражение его лица, то прочитала бы на нем полнейшее изумление. Если уж собачка в лифте так озверела, то как могут возбудиться другие животные и даже некоторые люди?

– Мне кажется, сегодня мне не стоит в кафе идти, – растерянно пробормотал человек в маске.

– А вы привыкайте, – посоветовала кандидат философских наук. – В вашей жизни теперь всякое может случиться.

Заочник подавленно молчал.

– Ну ладно, – смилостивилась его провожатая. – Куплю вам булочку и пачку кефира. А вы, Ложечкин, в следующий раз не надейтесь на общепит и держите дома хоть какие-то продукты.

Она усадила молодого человека на заднее сиденье своей рыжей «Нивы» и отправилась в ближайший продуктовый магазин.

Артемий почти успокоился. От этой необыкновенной тетушки исходило какое-то умиротворение. Самые невероятные вещи не вызывали у нее ни ужаса, ни гнева. Даже с ним – человеком-невидимкой – она разговаривала так, как будто он по-прежнему был нерадивым студентом, который проспал всю ее лекцию. Он снял с носа ее дурацкие розовые очки, но тут же надел их снова.

Окружающий мир в розовом свете не казался ему больше таким страшным. Он с легким удивлением разглядывал проезжающие автомобили, мамочек с колясками и пенсионеров, катящих из магазина свои тележки. До него, странным образом выпавшего из этой обыденности, не было дела никому, кроме одной-единственной лупоглазой дамочки, похожей на бесстрастную лягушку.

Он закрыл глаза и проснулся лишь тогда, когда она клацнула дверью:

– Лопайте!

Машина взвыла и тронулась с места. Ложечкин жадно впился в булку невидимыми зубами.

– А куда вы меня повезете? – чавкая, спросил он.

– Вы бы мне спасибо сначала сказали, – назидательно произнесла преподавательница. – То вам то листок с ручкой, то булку с кефиром. Я так на вас разорюсь.

– Спасибо! – сглотнул он. – И все же, куда мы едем?

– Не знаю пока, – честно ответила Кривошеева. – Но нам неплохо бы выехать из города. А то вас тут обнаружат и убьют окончательно.

Ложечкин стал переваривать съеденное и услышанное.

– Кстати, Артемий, – спокойно продолжила Марина, – У меня к вам есть несколько вопросов. Когда покушаете и будете готовы на них ответить, то скажите.

– Ладно, – буркнул заочник, наслаждаясь фруктовым кефиром.

В детстве будущая исследовательница трансперсональных коммуникаций пыталась подражать Уэллсу и Беляеву, сочиняя фантастические рассказы. Чуть повзрослев, она решила, что гораздо интереснее изучать те изменения, которые происходят с людьми на самом деле. Разные усовершенствования и инновации, которые множились с каждым днем, оказывались гораздо фантастичнее, чем самые смелые догадки визионеров прошлого.

Она вспомнила карикатуру в одном юмористическом журнале, где художник изображал черты Москвы будущего. Обнаженная дамочка стыдливо закрывалась шторкой, говоря с собеседником во видео-телефону. Сам телефон был размером с телевизор «Рекорд» и почему-то стоял в ванной. На другой картинке робот приносил семейству довольных горожан поднос с какими-то тюбиками. Третье футуристическое изображение показывало новые дома. Они были такими высокими, что люди на их фоне выглядели какими-то блохами. Пожалуй, в этом случае художник из шестьдесят какого-то года угадал точнее всего.

Автомобиль со странными пассажирами как ни в чем ни бывало ехал по оживленной улице, которую проложили как раз в конце шестидесятых. Марина сделала еще два поворота и оказалась на бульваре, по которому гуляла в детстве. Ее подопечный на заднем сидении по-прежнему молчал, и ей не оставалось ничего, как следить за дорогой и предаваться воспоминаниям.

Когда она была еще маленькой, то дома на ее улице тоже были невысокими. А вот машины были, наоборот, большими – поливалки, грузовики. Желтый автобус, пыхтя, вез людей до новой станции метро мимо большого старого парка. На самом бульваре тоненькие деревца, как и гуляющие ребятишки, тянулись к солнцу. Теперь же деревья стали гораздо выше тех пятиэтажек, которых уже давно тут нет. Новых небоскребы тянулись ввысь, загораживая свет от лиственниц и кленов. На самом бульваре, несмотря на ясный летний полдень, почти никого не было – ни взрослых, ни детей. Видеокамеры на столбах зорко приглядывали за дорожным движением.

– Я отвечу на ваши вопросы, если вы мне скажете, куда мы едем, – послышалось сзади.

– Ох, Ложечкин, как вы меня напугали! – вздрогнула Кривошеева. – И опять вы, мой друг, со мной торгуетесь. Я же вам сказала: за город едем, на природу.

Исследователь Кривошеева не имела ни малейшего представления, как вести себя с человеком-невидимкой. Персонажи фантастических романов, которые она прочитала в детстве, сходили с ума от испуга, встретив нечто подобное. В отличие от них, она пока неплохо владела своими эмоциями:

– Ложечкин, ну подумайте сами: какие у вас перспективы? Сидеть в чужой квартире и дожидаться обратного превращения? Ну что, будете отвечать на мои вопросы? Учтите, от вашей честности теперь многое зависит.

– Ладно, я вам все расскажу, – засопел двоечник. – Но пожалуйста, купите мне кофейку. Не могу начать день без чашки горячего кофе. Просто мозги не варят.

– Хорошо, – согласилась странная тетка. – Сейчас доедем до «Кофе-Кинга» и я себе тоже возьму.

14

У нее не было четкого плана эксперимента. Вероятных сценариев, как всегда, было три. В реалистическом она сама вскоре получит психическое расстройство, а в пессимистическом невидимка достанет из-под водительского сиденья монтировку и раскроит ей череп. В теории, конечно, был еще и оптимистический вариант, но его вероятность стремилась к нулю.

Она припарковалась возле сетевой кофейни, которую несколько дней назад открыли возле ее дома. Со стоянки были хорошо видны два ее окна, одно из которых она в спешке забыла закрыть. С тревогой поглядывая на него, Кривошеева изо всех сил боролась с соблазном пойти домой, закрыть дверь на замок и не думать о нерадивом заочнике. А тот путь сам соображает, что хватит уже сидеть в ее машине и пора бы прогуляться по бульвару.

– Ну почему? Почему на меня всю жизнь сваливаются какие-то идиоты? – пробормотала невезучая исследовательница, стоя в очереди на кассе.

– Вы что-то заказали? – бодро вклинилась в ее невеселые размышления девушка-кассир.

– Да, – спохватилась она. – Два кофе, пожалуйста. Для меня и моего спутника.

– Эспрессо, американо, капучино? – поинтересовалась сотрудница.

– Да все равно, – пожала плечами посетительница. – Давайте одно капучино и одно американо.

– Здесь или с собой? – снова задала вопрос девушка.

«Здесь и сейчас, – подумала Кривошеева. – Здесь и сейчас решается моя дальнейшая судьба.»

– Женщина, так на подносе или в пакете? – поторопила ее кассирша. – Решайте скорее.

– В пакете, – выбрала Кривошеева и подумала: «В крайнем случае, положу его в крафт-мешок.»

В юности она зачитывалась историями про великих ученых. Некоторые из них специально заражали себя разными вирусами, чтобы подробно описать опасные болезни, а другие смело брали в руки куски радиоактивных металлов. Уже в университете она узнала, что есть такая наука, в которой разрешаются эксперименты на людях. В основном этим занимались американцы: один играл со студентами в концлагерь, у другого был целый цех подопытных работниц, а третий разыгрывал казнь на электрическом стуле. Филип Зимбардо, Энтони Меэйо и Стенли Милгрэм стали классиками социальной психологии. Правда, потом ушлые журналисты раскопали, что некоторые ученые мужи были просто талантливыми сочинителями.

«Итак, этот студент исчез невесть куда, – рассуждала она, выходя из кафе с бумажным пакетом. – Что-то очень похожее произошло с Белым кроликом, который попал не в ту нору. По статистике, в Москве каждый год пропадают в среднем две тысячи человек. Большинство исчезнувших – бомжи и алкоголики. Социальное дно, группа риска. Ложечкин в нее не входит. Но он, тем не менее, тоже исчез.»

С этими мыслями она бросила прощальный взгляд на открытое кухонное окно. Если с ней что-то случится, то какая разница, будет вечером дождь или нет?

– Выбирайте. Вам капучино или американо?

– Я вообще-то всегда беру двойной эспрессо. Но если нет, то давайте американо, – ответил молодой человек, которому она всего час назад раскрашивала невидимое лицо водоэмульсионкой.

– Ладно, давайте спокойно посидим, кофейку попьем, – примирительно произнесла она. – Вы бы сказали, что надо было двойной эспрессо.