Сестренки

Конечно, ведь давно не было и тех комнат, и не было той квартиры, и не было той страны. Анюта все это понимала и усмехалась наивности Исаака:

– Но ведь может такое быть, что ты все вспомнишь, и улицу, и дом, и мы когда-нибудь сможем туда поехать… – говорил он горячо.

Анта ни во что не верила, но картинки, которые рисовала, как она говорила, после «озарений», тщательно берегла.

Жизнь текла своим чередом. Через год Анюта вновь собралась в Таллин – Кадри все-таки собралась замуж за своего Мишеля. Марка на этот раз она не взяла.

Свадьба была скромной, молодые зарегистрировались в ратуше и отправились домой, где тетя Лидия приготовила праздничный обед.

Анюта помогала на кухне. Все казалось каким-то странным, безрадостным, неприятно поразила мать Мишеля – еще довольно молодая, но совершенно некрасивая и неухоженная женщина, сын ее, казалось, стеснялся. Она, в свою очередь, вела себя заносчиво и глупо, все вспоминала блестящую жизнь в России и приставала к Анюте:

– И что же, дитя мое, вы совсем не помните парадный Петербург? Не помните его набережных, дворцов? Ну тогда, считай, вы и не петербурженка вовсе…

Услышав, что мужа Анюты зовут Исаак, скривилась и хотела было что-то сказать, но натолкнулась на холодный взгляд тети Лидии.

Кадри с Мишелем сняли крохотную квартирку в Каламая и ушли туда после обеда. Мать Мишеля посидела какое-то время, потом тоже распрощалась. Анюта убрала со стола, вымыла посуду:

– Нет, тетя Лидия, отдыхайте.

Закончив с делами, она вернулась в гостиную. Тетя Лидия сидела в кресле.

Анюта хотела было что-то сказать, но промолчала.

– Какая странная и неприятная у Мишеля мать, – вырвалось у Анюты.

– О, и не говори! Она совсем не в восторге от Кадри. Как нелепо все вышло! Ей совсем не нужен этот муж, да и она ему не нужна. Когда я смотрю на тебя с мужем, мне радостно: он любит тебя, ты любишь его, вы взрослые, разумные люди, с деньгами, растите ребенка… Здесь же все совсем бестолково: Мишель за две недели до свадьбы устроился куда-то в контору, но там, как он пояснил, грубо говорили о его России, и он ушел. Подозреваю, грубо говорили не о России, а о его способности работать; ну, да что уж! Не знаю, на что они рассчитывают… Жить без денег очень трудно, начнутся ссоры, семейный разлад…

Анюта задумчиво кивнула. Сама она не думала о деньгах с первого дня замужества, Исаак никогда не в чем ей не отказывал, деньги он клал в ящик комода в ее кабинете, и она тратила столько, сколько считала нужным, не давая ему отчета. Конечно, она не была транжирой, не скупала все подряд, но купить себе платье, или игрушку Марку, или заказать в магазине какой-то вкусной еды – все это было можно, доступно.

– Как было бы хорошо, если бы Кадри вернулась домой, – вырвалось у Анюты.

Тетя Лидия грустно улыбнулась.

– Ты читаешь мои мысли, Анюта. Она замужем лишь несколько часов, а я уже мечтаю, что она придет домой, я окружу ее заботой и вниманием, она будет читать, гулять, отдыхать. Денег нам хватит…

– Об этом даже не думайте, мы всегда поможем вам деньгами, – сказала Анюта, – вы знаете, как Исаак к вам относится.

– Спасибо, Анюта, но я надеюсь вас не обременять. Ну, посмотрим.

Дни в Таллине прошли быстро и сумбурно. Кадри приходила два раза, к себе не пригласила, отговорилась там, что еще ничего не устроили, не прибрали. Анюта и не рвалась. Хотелось домой, к семье.

Дома она продолжила свои рисования, писала маленькие книжки, и под рождество Исаак сделал ей сюрприз: взял рукописную книжку и отнес в издательство, ее отпечатали. Как-то вечером они втроем пошли гулять, смотрели праздничные витрины, и вдруг в окне книжного магазина Анюта увидела свою картинку – удивленную лошадку, смотрящую на небо. Она не поверила своим глазам, подошла ближе и увидела, что это не просто картинка, а книжка, и даже автор был указан – Анна Шпиро. Она повернулась к Исааку, они с Марком улыбались, как два заговорщика.

– Что это значит? – спросила Анюта.

– Давай зайдем? –предложил он.

Они зашли в магазин, Анюта указала на книжку:

– Простите, что это?

– О, эта книжка неизвестного автора, нам переслали прямо из типографии, – заговорил продавец, – все дети тут же обращают внимание, просят у родителей, почти все раскупили… вам завернуть?

– Нет, спасибо, – ошарашенно сказала Анюта.

– Почему же, мы возьмем, – возразил Исаак.

На улице он протянул ей упакованную книжку:

– Ты не сердишься? Я подумал… Все друзья Марка в восторге от твоих книжечек, и меня они ужасно затягивают. Мне все кажется, что я снова в детстве, рядом с мамой, папой, братьями. Эту я купил тебе, а другая лежит у меня в кабинете на работе.

– Спасибо, – еле слышно выговорила Анюта.

Ася, 1935 год.

Мы переехали. У Толи случились неприятности на работе, и папа очень категорично посоветовал нам уехать. Толя начал было возражать, говорить, что он прав, никуда бежать не собирается, но папа увел его в палисадник, долго в чем-то убеждал. Потом они вернулись, и Толя быстро и смущенно проговорил, что мы на время уедем под Ленинград.

И вот мы переехали.

У Толи, как оказалось, был тут товарищ, еще с давних времен, по школе. Он составил протекцию, Толю приняли на работу. Нам дали квартиру – на первом этаже двухэтажного дома.

Мы познакомились с женой Толиного товарища – очень славная, веселая. Она работает деловодом в конторе; уже в три часа свободна. Я же пока на работу не устроилась – июнь, мне велели подойти в июле.

Таня – моя новая подруга – забегает ко мне почти каждый день, мы идем с ней гулять, она показывает мне окрестности.

Вчера с Таней ходили смотреть старинную усадьбу. Чья она, Таня не знает: ее это не интересует. Я-то непременно узнаю, потом пойду в библиотеку, посмотрю.

Сам усадебный дом красного кирпича, двухэтажный. Неподалеку хозяйственные постройки, там сейчас и гараж, и конюшня, и какая-то мастерская, все затоптано, грязно, в усадебном доме общежитие, но зато за домом начинается парк, и вот удивительно, что этот парк совсем нетронутый, между столетними дубами идет главная аллея, от нее разбегаются тропинки, выводят на берег пруда, а там – искусственный водопад. Таня со смехом рассказала, что этот парк очень ценится среди молодежи летом.

Вот рассказала – и перестала мне нравиться. Я ханжа, наверное, старомодная.

Я рассказала про парк Толе, и он сказал, что такое место грех не использовать: хорошо бы поставить там летнюю сцену, наладить волейбольную площадку, а может быть, даже освободить общежитие под детский сад или дом пионеров.

Мне совсем не хочется, чтобы в парке что-то делали. В центре нашего поселка все это есть – и сцена, и площадка, и дом пионеров занимает одно крыло школы.

Сегодня я гуляла в старом парке.

В детстве мы с Анютой все время читали сказки и мечтали жить во дворце. Но как-то раз папа повез нас гулять, конечно, я не помню, куда, и там мы видели усадьбу – очень похожую на эту. Я даже думаю, не она ли это и была? Ведь это не так далеко от города.

Около той усадьбы гуляла молодая грустная барышня, и нам так все понравилось – и парк, в который можно было заходить, и этот дом, и барышня, что мы перестали играть в принцесс и дворцы, а стали играть в усадьбу.

Мы придумали игру: мы были соседками, жили в соседних усадьбах, они располагались через парк друг от друга. Конечно, у нас были мужья и дети. Анютин муж был генералом и все время воевал; мой же был ученым и работал в своем кабинете. У Анюты были две дочки – ее куклы, и у меня – две. Дружили и мы, и наши дочки. Мы все время ходили друг к другу через парк в гости, или же просто в нем гуляли, разговаривая обо всем на свете – о воспитании детей, о дороговизне, о нарядных платьях. Кроме того, мы придумывали и наши дома: я до сих пор могу рассказать, как выглядела детская, кухня, столовая, какой был сервиз и что подавали к столу.

И Анюта была совершенно уверена, что так и будет. Поначалу в игре мы были соседками; но как-то она сказала, что мы будем играть по правде, и мы стали сестрами и в игре, а наши куклы стали кузинами.

Ну вот, я живу в усадьбе!

Парк переходит в лес, поначалу такой приятный, а потом делается совсем дремучим. Интересно, если идти через этот лес, выйду ли я к другой усадьбе? К усадьбе, где ждет меня моя сестра?