Сестренки

Я стала думать, что теперь мне будет скучно у нас: ведь ни театров, ни музеев у нас нет. Московские товарищи простые, славные, но я вижу, что они другие!

Словом, меня тянет московская жизнь, тянет и манит, и я всерьез стала думать, как бы сюда переехать!

Позавчера я была на заседании МОПРа. Иностранные товарищи рассказывали нам о своей жизни, говорили они, конечно, на своих языках, а переводил все один и тот же товарищ: невысокий, темноволосый, очень красивый. Ему, кажется, все равно было, с какого языка переводить, он так и говорил, почти не задумываясь. Он такой милый! Когда все закончили, я подошла ближе к сцене, он заметил меня и так мило, застенчиво улыбнулся… Я спросила у товарища Ивановой из моего техникума, кто это, и она сказала, что он председатель интернациональной комиссии, большой чин! Я бы с ним познакомилась, но мы спешили, надо было все пересказать нашей ячейке.

Завтра уезжать, а я все о нем думаю. Какие добрые у него глаза, какая чудесная улыбка.

– Какое счастье! – кричала Кадри, – какое счастье, какое невыносимое счастье! Все кончилось, Анюта, мы свободны, ты слышишь, мы свободны!

Прохожие поворачивали головы, некоторые улыбались, некоторые смотрели неодобрительно. Анюта дернула Кадри за рукав:

– Кадри, тише, пожалуйста. На нас все смотрят!

– Да пусть и смотрят, – не смутилась та, – пусть все знают о том, как я счастлива…

Они возвращались домой из гимназии – сегодня был последний день, им выдали аттестаты, подарили по книжке. Кадри сияла от счастья:

– Не надо больше зубрить эту бессмыслицу, не надо вставать рано по утрам…

Тетя Лидия уже ждала их около ратуши – было решено пойти в ресторан, отпраздновать такое знаменательное событие.

– Мамочка, ты красавица! – закричала Кадри, обнимая мать.

– Не кричи, Кадри, – укоризненно сказала тетя Лидия, – ну, поздравляю вас, мои девочки! Пойдемте, столик заказан…

В ресторане почти не было народу, и им достался хороший столик у окна. Тетя Лидия разрешила заказывать все, что душа пожелает.

– Глаза разбегаются, – говорила Кадри, листая меню, – я все готова съесть…

– Что ты будешь, Анюта? – спросила тетя Лидия.

– Не знаю, – улыбнулась та, – что-нибудь… ну вот эти колбаски… с картошкой.

– Сегодня необязательно выбирать самое дешевое блюдо, – укоризненно сказала тетя Лидия, – ведь у нас праздник!

– Колбаски вкусные, – сказала Анюта.

– Ну, колбаски так колбаски.

Выбранные блюда быстро принесли, и компания принялась за еду. Колбаски действительно оказались вкусными, и Кадри пару раз влезла в тарелку Анюты – попробовать.

– Очень вкусно, – сказала она с набитым ртом, – пойду работать и буду часто ходить в ресторан. Но это когда будет!

Тетя Лидия внимательно посмотрела на Анюту. Та неловко улыбнулась:

– Тетя Лидия, я подобрала себе службу…

Кадри отложила вилку и нож:

– Ну не знаю…

В последний год гимназии встал вопрос, что делать дальше, после окончания. Кадри хотела быть то учительницей, то врачом, но на учебу в университете не было денег, и пока она собиралась в фельдшерскую школу и параллельно работать в больнице, чтобы скопить деньги. Анюта учиться решительно не хотела, и главной причиной было, конечно, то, что она не считала возможным сидеть на шее тети Лидии.

– И что же за служба? – спокойно спросила тетя Лидия.

– Мне предложили место в галантерейном магазине.

– Ты хочешь работать продавщицей? – удивленно спросила ее тетя Лидия.

Анюта вздохнула и промолчала. Впрочем, тетя Лидия и сама понимала.

Едва поступив в гимназию, Анюта принялась рисовать. Ничего особенного в ее рисунках не было, и она сама это понимала, но просто не могла обходиться без карандаша, бумаги, красок. Ее картинки представляли собой самые обычные детские рисунки, и с ее взрослением они не делались лучше. Тетя Лидия, видя ее старания и страсть, отобрала самые, как она посчитала, красивые картинки, и отправилась с ними к знакомому художнику. Анюта, безнадежно вздохнув, пошла тоже. Художник полистал альбом, вгляделся в несколько рисунков, потом поднял голову:

– Даже сказать нечего.

– Она все время рисует, – оправдывалась тетя Лидия, – и я подумала… я, конечно, не разбираюсь в искусстве, но слышала про художников, которые рисуют в своем манере, вот черный квадрат, я слышала – там просто квадрат, черного цвета, и больше ничего. А тут – вот смотрите, и деревце, и собачка …

– Это лошадка, – тихо поправила Анюта.

– Ой, девочка, прости… Ну да, лошадка, конечно…

Художник покачал головой и протянул ей альбом. Тетя Лидия поблагодарила и ушла.

– Мне просто нравится рисовать, – дрожащим голосом сказала Анюта по дороге домой.

– Рисуй, раз нравится, – примирительно сказала тетя Лидия, – на карандаши и краски нам хватает.

На уроках рисования в гимназии Кадри проявляла куда большие успехи – она могла срисовывать, понимала, что такое перспектива, в конце концов, могла аккуратно раскрасить по контуру. Анюте и это давалось не всегда.

– Кем ты вообще хочешь быть? – спросила тетя Лидия, – не продавщицей же?

– Нет, конечно.

– Художницей? – сказала Кадри.

– Художницей я хочу быть больше всего на свете, – сказала Анюта, – но прекрасно понимаю, что это невозможно…

– Отдохни немного, подумай, поищи себя, – серьезно сказала тетя Лидия, – это очень важно – когда работа доставляет радость.

Анюта кивнула.

Отдыхать после гимназии она не стала, сразу устроилась в свой галантерейный магазин. Работа казалась нетрудной; Анюта была внимательной и приветливой, ей нравилось помогать людям, и она чувствовала себя вполне довольной жизнью.

Кадри тоже была довольна: днем она училась, а по вечерам брала дежурства в больнице. Материально теперь жилось куда легче, и девочки изо всех сил баловали наперебой тетю Лидию: приносили ей пирожные, покупали билеты в театр.

Кадри всегда была общительной, веселой; в своей фельдшерской школе она обросла друзьями, в гости приходили девочки из гимназии, за ней ухаживали юноши, которых она охотно приглашала домой. Кадри постоянно влюблялась то в одного, то в другого, то плакала по ночам, то ходила и пела, то приставала к Анюте:

– Тебе нравится Юхан? А Микхель? Нет? Да почему же мне все время кто-то нравится, а тебе никто?