Невидимка

Матушка кивнула, вновь насупившись.

– С кем-то из своих гулял или новая компания появилась?

– Да Бог его знает, – пожала она плечами. – Вырастили общительного, мучаемся теперь. Но точно не с другом Максимом. Я звонила к ним, мы с теми родителями всегда на связи…

Я чуть не подскочил: вот это новости! За нашими спинами, значит, целый заговор?

– …они на даче были, а наш невесть где шлялся. Явился только часа в три, никакохонек.

– Что-то говорил? Где, с кем был?

– Ерунду какую-то болтал, – сморщилась она, вспоминая. – Всё бубнил что-то похожее на «кишка», «ишак», «шкура», «пещера»…

Я не выдержал издевательства и поправил:

– Эщкере.

Кажется, я сказал это одними губами, но матушка уловила звук.

– Вот видите? Говорю же: дух его бродит по квартире, а самого нет, – и мать, зарыдав в голос, вышла из комнаты.

Глава 3. Эщкере

От воспоминания проведенной субботы, точнее, прослойки-ночи между двумя выходными, вновь закружилась голова и тело почувствовало невесомость. Как будто я летел вниз на американских горках, умудряясь в полёте крутиться как спиннер. Вестибулярный аппарат вспомнил пережитое земное притяжение, противостоять которому могли только инопланетяне. Чё говорить – устроили тогда славный отрыв.

Я давно заметил, что спонтанные party получаются самыми обезбашенными. Конечно, если разум в состоянии поглотить всё пережитое и представить утром подробный отчёт.

После последней тусы в памяти остались обрывочных фрагменты. В последующие дни память добавляла кусочки мозаики, но как-то слишком дозировано – как горькую пилюлю в бронхит или сладкую витаминку по утрам. Целиком картина пока не складывалась, но в душе было стойкое убеждение, что эта ночь была особенной. Хотя бы потому, что именно тогда я замутил с Дашкой.

***

В субботу я бесцельно болтался по улице. Лучшего друга Макса Воронцова предки загребли на дачу, чтобы все выходные нещадно эксплуатировать. Других знакомых, похоже, ждала та же участь. Долгожданный выходной мог превратиться в самый тоскливый на неделе день.

Когда я практически смирился с неизбежным, увидел скучающих подружек – Таньку Холмакову и Дашку Александровскую. Танька была в яркой водолазке под бежевым плащом, короткой юбке, полосатых колготках, туфлях на толстенной подошве. Волосы над затылком в эту субботу были призывно закручены вверх. Я с трудом удержался, чтобы не запустить в них пятерню, прижать к себе, попробовать томную помаду на вкус и забрать жвачку, из которой она щёлкала пузыри.

Хотя зачем мне эта ведьма, если есть Дашка. Она как всегда была прекрасна. Ореол светлых волос подчёркивал сказочную красоту. Дашка была в короткой кожаной курточке, футболке с поперечными замками, свободных брючках по щиколотку, чёрных кроссовках.

Девчонки наслаждались погодой, жмурились под лучами солнца и поглядывали по сторонам. Видимо, тоже поняли, что сегодня все вымерли.

– Привет загорающим! – я весело поприветствовал подружек.

Танька открыла рот, собираясь сказать какую-нибудь гадость, а Дашка улыбнулась:

– Привет, – и неожиданно для меня добавила: – Присоединишься?

Подруга усмехнулась.

– С удовольствием. Каникулы близко, а я до сих пор бледно-синий, – шутканул я. – Как вообще дела? – подмигнул Таньке, чтобы она не чувствовала себя лишней.

– Пока не поддала, – огрызнулась она.

– А это, кстати, можно устроить, – я очаровательно – как мне казалось – улыбнулся.

– Да ладно, – засмущалась Дашка. – Мы пошутили.

– Вообще-то нет, – уже без усмешки добавила Танька.

– Не депрессуй, всё будет, – без тени сомнения ответил я.

Вызов был брошен, процесс пошёл. Вселенная, чувствуя наши намерения, начала ворочать своей тушей, чтобы добыть обстоятельства для задуманного. Мы беззаботно болтали о погоде, школе, периодически возвращаясь к теме спонтанной вечеринки. Точнее, его обсуждали я и Танька, Дашка лишь улыбалась солнцу, мысленно оставаясь в своём сказочном мире.

Тем временем шестерёнки моих мозгов обдумывали дальнейший план действий: где и что будем пить. В кармане лежала две припасённые тысячи, ещё мелочью набралось бы рублей двести-триста. С подготовкой к экзаменам и торжественному прощанию со школой матушка потеряла счёт сдаваемым деньгам на ручки, дополнительные консультации, альбомы, цветы, ленты выпускников, кафе и прочие расходы.

Мы болтали, когда на горизонте замаячил Лось. Свою кличку он получил из-за долговязости, тормознутости, а также из-за фамилии Лосев под именем Леонид.

Несмотря на свою тугодумность, Лось имел козырные преимущества, благодаря которым его никогда не чморили. Его родаки часто куда-то уезжали, оставляя сына без нянек (взрослый ведь). Они постоянно ставили домашнее вино в здоровенные бутыли, часть которого не без помощи «испарялась». Отец у Лося – особенно зачётный. Втихаря от матери он попивал. То есть и при матери употреблял, и за глаза догонялся. Как следствие – по всей квартире были рассованы заначки полных и початых бутылок.

Лось как-то обнаружил один из стратегических запасов и перепрятал. Отец несколько дней ходил загадочно-покладистым, активно приставая к матери. Та даже неладное заподозрила: или нажрался водки, или нажрался «виагры».

Батяня тоже не мог разобрать чувств жены. Если обнаружила заначку, то чего не наорала, полотенцем не отхлестала? Чудно, однако. Потом, видимо, решил, что сам выпил и забыл об этом.

Так Лось получил доступ к отцовским «погребам», периодически устраивая шмон по потайным местам и распивая обнаруженный клад с лихо собирающимися компаниями.

Сцена между предками повторялась: мать с отцом искали подвох в поведении друг друга, но решающего разговора никто не начинал. Самое главное, что сын всегда оставался вне подозрений.

Стоит ли говорить, что он был бесценным в своей находчивости и запасливости, и сейчас он направлялся в нашу сторону. Короче, вселенная повернулась ко мне передом.

– Эй, Лось! – позвал я и свистнул.

Он насторожился аки зверь в лесу, которого спугнул хруст веток. Затем повернул голову на своей тощей шее, прикреплённой к сутулому телу, увидел девчонок и, радостно скалясь, направился к нам.