Мираж

Почувствовав вкус путешествий, он открыл свою турфирму. Освоил выпуск газировки и пива, вложился в придорожный сервис. Чтобы поддерживать себя в форме, обустроил пару спортзалов. В общем, сам того не ожидая, стал «владельцем заводов-пароходов». При этом никакого везения: лишь четкость действий, расчет, военная привычка держать все под контролем.

***

И если в бизнесе последнее помогало, то личную жизнь напрочь разрушало. Избранницы сбегали от выгодного холостяка, несмотря на радужно-денежное будущее.

После каждого расставания Ковальский лишь отшучивался: мол, что не делается – все к лучшему. С такими он еще сам подумал бы: идти ли в рядовую разведку, не то, что под венец. При этом с каждым законченным романом желание держать все под контролем усугублялось, будто вся причина крылась в его недостатке.

Очередная пассия получала комплект охраны – не сколько для безопасности, сколько для контроля. Девушки благосклонно относились к такой заботе, подтверждающей серьезность отношений и их перспективы. В конце концов это повод продемонстрировать собственный престиж и похвастаться.

Однако вскоре их начинала напрягать опека благоверного, которому всегда нужно знать: где, с кем, зачем, во сколько и на сколько. Если вовремя не выйти на связь, у Ковальского мог начаться приступ – от панического беспокойства до отчаянной ревности. Причем, первый вариант немногим лучше второго.

Так было до появления Алисы – молоденькой, немного наивной и очень красивой. В ней бизнесмен не видел меркантильности, чувствовал искренность и интерес. Ее хотелось защитить и спрятать еще сильнее. И вот – не уберег. Она пропала.

Ковальский ударил по дорогой лакированной поверхности своего стола так, что стоявшие в кабинете предметы задребезжали. Лицо покраснело и покрылось потом. Рубаха была небрежно расстегнута, дорогущий галстук приспущен и сейчас напоминал тряпку.

Кулак снова впечатался в столешницу, норовя ее сломать, а его хозяин в очередной раз рявкнул, как раненный зверь:

– Где она?!

***

– Где она? – услышав в очередной раз слегка гнусавый женский голос, сообщающий, что «абонент находится вне зоны доступа…», она в сердцах бросила трубку так, что рычаг чуть крякнул. – Ну что это за женщина? Думает только о себе, а не о других. Вот где, спрашивается, ее черти носят?

Лидия Александровна Потапова закрыла глаза и сдавила виски руками. Проверенный прием, чтобы успокоиться и не дать голове взорваться от переполнявших эмоций.

Помощник Андрей Воронин – молодой мужчина в отглаженной светлой рубашке с приспущенным галстуком, прилизанным темным каре и бородкой, спокойно наблюдал за начальницей из своего кресла.

Ей было около пятидесяти, но Потапова хорошо себя сохранила. Деловые костюмы отлично сидели на ее подтянутой фигуре. Короткая стрижка аккуратно уложена. Цвет подобран естественный, будто в волосах никогда не было и проблеска седины. Немного косметики, лишь подчеркивающей черты лица, не утерявшего свою привлекательность.

На людях она всегда была спокойна и сдержанна, слабину давала лишь при своих. Впрочем, источник всех всплесков не касался ее работы. Даже многочисленные подчиненные, задвинутые в число провинившихся, не давали столько нервотрепки директору департамента по науке и инновациям, как родная мать.

Лидия Александровна всегда беспокоилась за мать из-за ее мягкости, доверчивости и способностью попадать в сомнительные ситуации. А после перенесенного инсульта – и здоровья. Но пожилая женщина тщательно берегла свою свободу от всяческой опеки, в том числе своей начальственной дочери.

Было нормой, когда после десятков пропущенных вызовов она с оттенком издевки отвечала, будто делала одолжение:

– Ну что ты мне названиваешь? Заняться больше нечем на работе? Не удивительно, что сидишь в своих кабинетах допоздна. Меньше будешь без толку торчать на телефоне – быстрее освободишься.

– Ты можешь хотя бы sms отправить, что все в порядке?

– А как еще-то? Если не донимать своими дозвонами, то все будет в порядке, – сердито отвечала мать, и на этом разговор прекращался.

За три минуты разговора престарелая женщина могла довести опытную чиновницу до белого каленья. У той никак не вырабатывался иммунитет, и каждый раз подкатывали слезы – обиды.

Как объяснить несносной старухе, что она страшно переживает за неё? Что очередной недозвон может означать, что ей, матери, срочно требуется помощь, и речь можешь идти на минуты? Уже не говоря о том, что что-то может случиться с ней самой. Хотя о том, как дела у дочери, мать не имела привычки интересоваться.

И вот – очередное дежавю. Однако в отличие от предыдущих разов прошло уже несколько часов, в течение которых Лидия Александровна пыталась дозвониться, натыкаясь на механический женский голос. Десяток sms-сообщений остался без ответа.

Воронин спокойно наблюдал, как начальница сходит с ума. Он удобно закинул ногу на ногу в мягком кресле, облокотился локтями и поочередно соединял кончики пальцев. Помощник предусмотрительно молчал, чтобы не накликать гнев на себя.

Потапова в очередной раз в сердцах швырнула трубку и замахнулась на стопку бумаг, чтобы ударить по ней. Каждый день секретарь приносила эти стопки – на подпись, рассмотрение, с пометкой «срочно» и тому подобное. У директора складывалось ощущение, что через стенку работает фабрика по производству всевозможных писем, запросов и прочих бумаг, которые необходимо отработать в установленные законодательством сроки, о чем при случае напомнит прокуратура.

Сверху очередной стопки лежала прозрачная папка, содержание которой Потапова заранее знала наизусть.

– Твой опять депешу прислал, – кивнула чиновница в сторону папки.

Воронин вытянул шею, разобрав на титульном листе фамилию: Михайловский. Помощник шлепнулся обратно в кожаное мягкое нутро и пожал плечами:

– Почему мой-то? Я лишь сказал, что идея у него необычная, интересная, – под суровым взглядом начальницы он примирительно поднял руки: – Мне показалось, что интересная. Но решение, конечно, за вами.

– Решение за вами, – передразнила начальница. – Этот черт неугомонный столько геморроя устроил, сколько другие претенденты на гранты за пятилетку. И ведь все неймется, опять стопку справок прислал.

Внутрь папки Потапова заглянула на расстоянии, зацепив края двумя ногтями, словно это были не белоснежные листы, а грязная мокрая тряпка для пола. Чуть отогнув большой палец, чтобы дать страницам падать вниз, демонстрируя множество печатных строк, подписей и печатей, Лидия Александровна лишь убедилась в своих словах.

– И другим поработать спокойно не дает, – она захлопнула папку и отодвинула ее подальше, заметив, что помощник внимательно смотрит на нее, будто это не очередная кипа бумаг, а клад Монте Кристо.

Воронин тоже заметил, что начальница перехватила его взгляд.

– Зря вы так, – он снова пожал плечами, стараясь придать себе наивный вид. – Это сейчас в диковинку, а лет через пять может стать нормой жизни. Еще и конкуренция появится…

– Ты прекрасно видел заключения, в которых черным по белому указаны все риски. И пока настоящие специалисты не вынесут обратный вердикт, я не намерена ничего подписывать. Слава Богу, я еще в своем уме! – Лидия Александровна повернулась к окну и мысли ее снова переключились на мать.

***

Мать чиновницы – Инесса Валерьевна – стояла в тени пальмы, наблюдая за потоками машин и людей на оживленной улице Ираклиона, тянущейся вдоль побережья острова Крит.

Счастливые загоревшие туристы заходили в лавки, выходили, делали несколько шагов и снова пропадали из поля зрения. Обычный, типичный променад отдыхающих в популярных местах с привкусом свободы и беззаботности.

Инесса Валерьевна поправила панаму с ажурными полями и новое ситцевое платье в тон – бежевое с белыми полосками. В последние годы она была равнодушна к обновкам, однако это был шикарный на ее взгляд подарок. Согласиться неприлично, но и отказаться невозможно. Замыкали ансамбль белые удобные сандалии и белая сумка – не большая, но очень удобная и вместительная.

Сейчас она чувствовала себя модной европейской пенсионеркой. Инесса Валерьевна видела их на картинках – счастливых, состоявшихся, полных сил.

Странная все-таки штука – жизнь. Кажется, что все сливки достается молодости. Но по факту выясняется, и в преклонные годы остается порох еще не на один заряд. А сил и желаний не меньше, чем 30 лет назад. Разве что желания становятся другими.

Инесса Валерьевна снова улыбнулась, вспомнив отпуска своей молодости. Как она, красавица-жена и мать, прогуливалась по набережным Черного моря, ощущая солоноватый запах и неповторимый дух отдыха.

Обычно они ездили дикарями, снимая комнатушку у частников и чувствуя себя самыми счастливыми даже в спартанских условиях. Сейчас все по-другому. Интерьеры из «Спортлото 82» сменили большие и маленькие отели. А отдых за границей для многих российских семей стал более привычным, нежели родные морские просторы. Даже маленькие дети воспринимали все как должное.

Все-таки права оказалась ее новая приятельница Анна Петровна. Нужно все в жизни попробовать, а старость только руки развязывает: не надо, как офисному планктону и чиновникам (тут Инесса Валерьевна вспомнила дочь, представив ее, суровую, у телефона) – ожидать очередного отпуска и согласия руководства. Появилась путевка – и можно собирать чемодан.

Запросы у бабульки скромные, оттого поклажа небольшая. Чего ей сейчас действительно не хватало – так общения с Анной Петровной. Все же удивительное дело: с одними людьми годами поддерживаешь связь, но не считаешь их близкими. А с другими сближаешься за считанные дни, не представляя, как раньше жили без них.

***

Ирина Пономаренко быстро стала подругой Алисы. Они познакомились на очередной выставке. Как художница Ковальская старалась не пропускать новые экспозиции, отправляясь посмотреть на полотна признанных авторов и никому неизвестных новичков.

В новой модной галерее в тот день представляли молодого, но очень талантливого абстракциониста, как было заявлено в афишах. Алиса останавливалась у каждой картины, всматриваясь в росчерки, завитушки, знаки, силуэты, тени, пытаясь разгадать потайной смысл автора.

– Странная это все-таки штука. Одну и ту же картину можно назвать гениальным творением и откровенной мазней левой пяткой, – услышала Алиса рядом.