Лишняя

Лишняя
Ольга Сергеевна Дерябина

Лёка смирилась со своим чудным именем, странностями в характере, лишним весом и отсутствию второй половинки. Большую часть жизни мать-одиночка посвятила работе, детям и прочим заботам. В итоге к приближению сорока чувствовала себя старой клячей и предпенсионеркой. Но судьба решила изменить привычный уклад: в её жизни появился мужчина. Точнее, сразу два.

Ольга Дерябина

Лишняя

Третий – лишний. Эту фразу я слышала на протяжении всей жизни, при этом присутствующих не обязательно было трое. Главное слово в этом выражении – лишний. Точнее, – лишняя. 

Вот и сейчас я, 39-летняя тётка, после очередной такой ситуации брела с коробкой под пасмурный осенним небом, под стать настроению, и думала: может начать курить? или просто повеситься? Ведь куда ни плюнь – я везде лишняя.

Маленькая девочка всех достаёт

Я родилась в далёком СССР. Родители ждали мальчика, уже даже имя выбрали – Алексей. Потому что в нём сочетались имена их мам, то есть моих бабушек, – Алевтина и Ксения. Когда появилась на свет дочь, планы пришлось менять. Гениальной мысли назвать девочку Александрой почему-то в голову не пришло. Решили подойти к вопросу креативно, дав второму ребёнку имя Алека. И после этого ещё удивлялись – в кого я такая выросла?

В детстве имя быстро превращали в Калеку, так что приходилось не раз драться, чтобы научить правильно произносить его правильно, без первой непрошенной буквы. А потом я избавилась ещё от одной, для всех став Лёкой.

Я, как уже сказала, была вторым ребёнком. Брат старше меня на десять лет. В его имени увековечены деды – Виктор и Василий. Получилось Вавилен. Повезло. С творческим началом наших родителей мог запросто получиться Вивас. И Пивас тогда бы было самым безобидным обзывательством.

Отца нашего звали Денис. Говорят, он был, да сплыл. Может, не выдержал меня – моего имени, внешности или повадок. Воспитывала нас мама Света – на мой взгляд самая красивая мама, какую можно себе представить.

Ожидание второго мальчика, вероятно, сказалось на моём характере. Поэтому всё детство я слышала, что хуже пацана. Из-за этого с малолетства была лишней. Играть в куклы с девочками или таращить глаза в первые сериалы и индийские фильмы для меня было тоской смертной.

Пацаны же считали зашкварным дружить с девчонкой. Хотя я могла дать фору в ножичках, более метко запулить камень рогаткой, забить гол. Проблемы были только с заборами. Худенькие мальчонки лихо перебрались через ограждения. Я же была живой рекламой оладушек и домашних пирогов. Пытались, конечно, ограничить моё меню, на что я научилась есть быстрее, сбивая со счёта внутреннего контролёра, и устраивать почти беззвучные вылазки до холодильника по ночам, чтобы животу было не скучно спать. В итоге у заборов подо мной скрипела каждая досочка, словно задумываясь: сломаться сейчас или попытаться выстоять?

Иногда, в мечтах о худенькой фигуре и остреньких коленках, как у девочек в фильмах, я сама объявляла голодовку. Надолго правда, не хватало: растущий организм и отменный аппетит требовал своё. И через вскоре всё возвращалось обратно.

Был, конечно, ещё способ сбросить лишнее – добавить движения. Со спортом сразу не заладилось. Обычно меня хватало на 15 минут, после чего я падала звёздочкой, не по-детски проклиная всё и вся за нагрузки и однообразие. Я была бы не против заняться футболом, стоять у ворот и пинать в нужный момент. Однако девчонок не принимали, по крайней мере в нашем районе.

Тогда мама предложила записаться на хореографию. Эта перспектива меня вдохновила, и в мечтах я уже порхала по сцене – при полном аншлаге, разумеется. Вот только в школы искусств я снова оказалась лишней. Вердикт от приёмной комиссии был жёстким: ученица проломит пол и сделает это не изящно.

Так я и росла толстой девочкой со странным именем и с дурным характером.

Мы жили в общежитии, кирпичной пятиэтажке с балконами по торцам. На каждом этаже был большой коридор, который по краям разветвлялся ещё на четыре, в каждом из которых были по четыре комнаты. Между ними – туалеты, души, раковины. Большая кухня с чередой плит и шкафов выходила в главный коридор.

Ближе к нашему отсеку его пересекла толстая труба, которая тянулась вдоль стены от пола до потолка. Труба была покрашена в синий цвет, и я знала каждую трещинку на старой краске.

Изучением приходилось заниматься не по своей воле. Здесь, на глазах у всех, был определён мой угол позора. Здесь приходилось простаивать минимум час за проделки (так хотели отучить меня пакостить и доставать всех). Поводов было много, что я успела не только вдоль и поперёк изучить витиеватые рисунки на трубе, но и научиться лихо отвечать хейтерам того времени.

Хорошо, что в то время не было смартфонов, соцсетей и ютуба. Представляю, какой звездой я бы стала. Хотя… Размышления из угла позора могли бы стать интересным блогом.

Но тогда, лет тридцать назад, мою голову занимали другие мысли. К примеру, почему не растут Хрюша со Степашкой? Какой нужно иметь размер обуви, чтобы стать Золушкой? Зачем физруки всегда жадничают, выделяя на любые игры один мяч – будь то баскетбол, волейбол, футбол или вышибалы? Ведь у них этих мячей завались.

Практически во всех комнатах нашего этажа жили дети. И если вечером мы выходили «погулять» в коридоре, становилось тесно, шумно до звонка в ушах.

Среди соседей были две семьи, которые выделялись.

Мужчины были смуглыми, с чёрными волосами, говорили интересно – вроде как все остальные, а слова в их произношении звучали иначе. Я подозревала, что они представители других национальностей нашего необъятного Советского союза, только между собой они почему-то не очень ладили.

Имена у них были необычными, и, к своему стыду, я постоянно делала в них ошибки. Чтобы не попадать впросак, я придумала называть их «дёдё» с ударением на второе «ё». Это почти как «дядя», но так я выделяла их среди других соседей.

Один дёдё спокойно относился к моему обращению. Он был высок и широкоплеч, его фигура напоминала перевернутый треугольник. Щетина на лице ему очень шла. И вообще он был красив, как киноактёр, так что под взглядом карих глаз я забывала, что хотела сказать или сделать. Если честно, я тайно завидовала его жене – такой мужчина рядом!

Другой дёдё жил с нами через стенку. Он был крупный, с круглым животом и постоянно ворчал на меня. Как-то я подслушала, что он жаловался моей маме:

– У вас девочка вообще нормальный? С головой у неё всё на месте? Что за дёдё она выдумаль!

Наша комната была крайней в левом коридорчике, с большей площадью, чем у соседей, то есть у второго дёдё.

Мы жили неплохо. В комнате была целая «стенка» полированных шкафов, пузатый телевизор, проигрыватель с пластинками, удобный диван, кухонная зона и два ковра – на стене и полу.

По этому адресу мы числились втроём, по факту в комнате одновременно было только двое. Пока мама пропадала на работе, возвращался брат. Обычно он отсыпался, и в эти часы мне запрещалось шуметь. Если брат приходил не один, с девушкой, меня выставляли в коридор.

– Иди, выбросил мусор, – в очередной раз брат решил избавиться от назойливой сестрёнки.

– Я уже выбрасывала, – обиделась я.

– Тогда у соседа выброси, надо другим помогать.

Я послушно пошла к соседу. Судя по выражению лица дёдё, оказалась совсем не вовремя. Он, кажется, даже побледнел, увидев меня.

– Здрасьти, дёдё, дайте выбросить ваш мусор.

Сосед несколько секунд переваривал услышанное. Потом выдал тираду разных слов, из которых знакомыми были только «шайтан-девочка».

Я обиделась – и на дёдё, и на брата. План мести пришёл моментально. Я сбегала на кухню, где в отдельном ящике, к которому детям было запрещено подходить, находились разные баллончики и прочие ёмкости. Среди них был дихлофос. Не буду рассказывать, как я узнала, что он жутко вонючий.

Я вернулась к своей комнате, которую брат забыл запереть, открыла дверь и, просунув руку, нажала на посеревший колпачок. Затем крикнула «Получай, фашист, гранату» и запулила оставленной кем-то у раковины склизкой луковицей. Луковица, как потом оказалось, прилетела в телевизор и отскочила на гостью брата, оставив мерзкое пятно на лбу.

…В этот день я провела в углу позора три часа.

У моей мамы было две подруги. Тётя Нина походила на картинку в журнале с модными нарядами. Она и сама была модницей и красавицей, странно, что без семьи.

Её тёмные волосы аккуратно собраны сверху, чёлка завитушкой, голубые тени на веках, тёмная помада на губах, туфли непременно на высоких каблуках, а наряды – прямо заграничные. То есть мне тогда так казалось, потому что в магазинах и на других женщинах я ничего подобного не видела. Элегантные блузки бликовали на свету, брюки и юбки необычных фасонов подчеркивали стройную фигуру, платья с разными поясами – широкими или обматывающими тонкую талию верёвочкой, сарафаны с джинсовой строчкой, элегантные пиджаки, свитера с глубоким вырезом.

С моей мамой тётя Нина дружила ещё со школы. Работала она на какой-то базе и, судя по нарядам, это очень круто. Моя же мама работала в ЛТП. В детстве я не знала, как расшифровываются эти буквы: мама тут же переводила разговор на другую тему, брат ухмылялся и снова выгонял меня из комнаты. Поэтому я решила, что это какое-то секретное учреждение, может даже шпионское. И работать там ещё круче, чем на базе. Жаль только, что такие красивых нарядов маме там не выдавали.

Когда появлялась тётя Нина – всегда с чем-то вкусненьким – меня отправляли погулять. Я послушно выходила за дверь, но оставалась подслушивать и подглядывать через широкую замочную скважину.

Они пили красное из хрустальных фужеров, смеялись, рассказывали, как дела у знакомых. Потом тётя Нина переводила разговор о мужиках, постоянно требуя ответа: когда мама присмотрит себе кого-нибудь? Хоть в том же ЛТП – наверняка туда и нормальные попадают.

Я тут же представляла, как у меня появится новый папа, настоящий шпион с секретным заданием. Вот все в классе обзавидуются!

Мама же махала рукой и отчего-то вспоминала меня с братом. Эх, жалко, что я уже не маленькая, и с соплями меня не таскали на работу, занимая пластилином и рисунками. Сейчас я бы провернула такую операцию! Выбрала самого красивого мужчину и предложила бы жениться на моей маме.

Но приступить к продумыванию плана не удалось. В очередной раз, подглядывая через замочную скважину, я увидела, как тётя Нина вынимает из сумки варёную сгущёнку. У меня аж слюнки потекли. Забыв о конспирации, я ввалилась в комнату, потребовав свою порцию.

Конечно, меня выгнали, отругав за мелкий шпионаж. Но в угол не поставили.