Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

В бизоновых травах прерий
Ольга Роман

У него серо-голубые глаза и его капитанские погоны. А еще она такая зеленая, эта бизонова трава. Старая, давняя, как мир, история, старые, давние, как мир, нравы и страсти. Ничего нового. Это просто всего лишь Америка середины XIX века. Всё как всегда. На Диком Западе – как на Диком Западе. Завтра всё пропадет задаром, ни за цент и ни за копейку. Но на этот раз всё решают не кольты, ножи и стрелы. Всё решают вечные ценности Православия. В высказываниях святых Отцов.

Часть первая. От Манассаса до Миннесоты

Глава 1. Три друга

I

– Когда мы уже перестанем отступать перед этими конфедератами?

Вопрос повис в воздухе. Это было второе крупное поражение Севера, и снова кровь смешалась со стальными водами реки Булл Ран, снова оказался Манассас для северян таким же, как и в прошлую битву – напрасное и бессмысленное противостояние, бесславное бегство смешавшихся полков. Отступившие силы стояли теперь в укреплениях под Вашингтоном, и среди людей то тут, то там по различным отрядам то и дело возникали подобные разговоры[1 - Это была гражданская война между Севером и Югом 1861—1865 гг. В январе 1861 г. рядом южных штатов было заявлено о выходе из Союза и своем отдельном и независимом государстве – Конфедерации Штатов Америки (КША). Война началась с большими потерями и поражениями для Севера. После перелома в ходе военных действий в битве при Геттисберге 1—3 июля 1863 года и начала отступления Юга в историю этой войны вместе с тем окажутся вписанными и новые кровавые страницы. 4 мая 1864 года– битва в Глуши. 118-тысячная армия Севера и 60-тысячная армия южан. Сумевшая удержаться оборона Юга и 18 000 человек потерь у федералов, 8000 – у конфедератских войск. 8 – 19 мая 1864 года – битва при Спотсильвейни. 31 мая – 12 июня 1864 года – сражение при Колд-Харбор. Свое дальнейшее развитие события получили уже следующим образом: 18 июня 1864 – 3 апреля 1865 – осада Петерсберга и Ричмонда и 9 апреля 1865 года – подпись акта о безоговорочной капитуляции войск Конфедерации.].

– Как есть – так есть, Джеймс, – помолчав, отозвался на вопрос говорившего его товарищ, тоже офицер северянин, но с другими, не как у того, синими, но с темными, серыми глазами.

– Но зато ведь даже и «врата адовы не одолеют нас»[2 - The Collected Works of Abraham Lincoln. Vol. 4. p. 193—199], – продолжил Джеймс Грейсли.

– Да, – вспомнил и его собеседник, смышленый, решительный Уильям Вингстон. – Ладно, Джейми, давай не будем насмешничать, – заметил он. – Как сказано в Притчах Соломоновых: «При многословии не миновать греха, а сдерживающий уста свои – разумен» (Притч.10:19). Никакие события не могут быть поводом, чтобы забывать о том, что написано в Библии.

– Подумать только, Уилли, тебя послушать, так и не понять, почему ты стал выпускником Вест-Пойнта[3 - Военная Академия Соединенных Штатов Америки, известная также как Вест-Пойнт – высшее федеральное учебное заведенние армии США. Была основана в 1802 году (из Википедии).], – заметил его друг. – Наверное, тебе ведь следовало учиться и оставаться где-то в Гарварде[4 - Гарвардский университет (Гарвард) – старейший из университетов США (из Википедии).], у тебя есть и все способности, и склонность характера. Например, ни я, ни наш Натти вот так, чтобы уметь сказать вслух, никогда ведь не задумываемся.

Вингстон махнул рукой:

– Я и правда почти два года проучился в Гарварде, но потом у меня все получилось так, что я оставил его и перешел в Вест-Пойнт. Такая вот история, – вздохнул было он, но уже снова просто улыбнулся. – Как есть – так есть.

II

Натаниэль Лэйс был третьим боевым капитаном. С серо-голубыми глазами.

Этот день был уже на исходе. Сквозь узкие оконные проемы бревенчатого укрепления лился сейчас предзакатный солнечный свет. У Юга не было лишних сил на нападение, южане выигрывали умениями и тактикой, поэтому здесь, почти что в Вашингтоне, было безопасно и ничего не предвещало тревоги, стояли тишина и умиротворение. Короткое, длинное ли это было затишье – никто этого не знал, но пока ничего его не нарушало. И Джеймс Грейсли первым поднялся, и вскоре они все трое оказались за стенами угрюмого строения. Река уносилась за поворот, и ярко золотилась в лучах закатного солнца раскинувшаяся перед ними поляна.

– Как есть – так есть, – согласился Натаниэль. В его взгляде со стальным светом были обычные решимость и сила, но слишком зеленой, слишком сочной была вокруг трава, слишком синим небо, и тайная горечь всё же слегка тронула этот голос.

Уильям Вингстон хотел что-то сказать, но, посмотрев на обоих своих друзей, чуть помедлил. Стойкие, надежные, они ведь бестрепетно и молча пойдут и в огонь, и в воду, и навстречу любой судьбе, но разве могли иметь им большое значение какие-то умудренные высказывания Уильяма Вингстона? У них не было ничего, кроме их стойкости и мужества, и это была суровая, беспощадная и главная правда жизни.

– Во всех наших испытаниях Господь Бог всегда с нами и никогда не оставляет нас, – всё-таки заметил он. – Как все написано: «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф.10:28).

Некоторое время все трое молчали. Река несла свои воды, небо сияло сейчас теплым вечерним светом, щебетали и перекликались птицы где-то в зарослях. Воздух, трава, лесные дали, склоны Аппалачей – всё полнилось силой, трепетом и жизнью. Но была и другая реальность окружающего мира. Слишком скорбная и слишком полная горести. Вселенская печаль промелькнула в глазах Лэйса. Вселенская печаль без конца и без края… Но он молчал. Он всегда больше молчал во всех подобных чувствованиях и моментах: «Если же невозможно, чтобы не возмутиться, то, по крайней мере, нужно удерживать язык, по глаголу псалмопевца: «смятохся и не глаголах» (Пс.76:5)[5 - Архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Опыт построения исповеди.]. Летняя, сочная трава клонилась под береговым ветром. И в одном лишь только могла быть правда на все – в молчаливом принятии любых своих предстоящих судеб.

– Значит, такой уж нам выпал крест, – помолчав, серьезно произнёс наконец Натаниэль. – Потому что нам просто предстоит принять всё, что ни суждено. За свои же грехи – что ж, Бог с нами и Он все видит…

Его голос зазвучал глуше:

– Достойное по делам моим приемлю, – просто сказал он.

III

Ясное и тихое вечернее небо поднималось над рекой и над ближними вековыми деревьями. Уильям удивленно взглянул на Лэйса. Обычно молчаливый, тот столько всего сейчас сказал. В самом деле, что же он знал о нём, об этом всегда спокойном, сдержанном капитане? Только то, что это был надёжный однополчанин с сильным характером и серо-голубыми глазами? Но сейчас на минуту была открыта его душа, честная, откровенная в своих вопросах и порывах.

Джеймс Грейсли сидел на стволе поваленного дерева и тоже посмотрел на друга. Синяя форма удивительно шла ему, наверное, это обусловливалось силой и крепостью его фигуры, серо-голубые глаза сейчас уже снова дружески улыбались, но в другое время случались моменты, когда они становились совершенно стальными, уверенный и спокойный, с великолепными качествами наездника и стрелка, он никогда ни о чём не подавал вида и, казалось, никогда не уставал – такой уж это был характер, лишь только темнел взгляд в нелегкую минуту…

Джеймс, всегда беззаботный с виду, порывистый, с глубокой синевой вирджинского неба в своих глазах, застегнул ворот синего мундира, почувствовав, как потянуло с реки вечерней прохладой.

– Натаниэль, – сказал он, – ты ведь вырос где-то на Западе, Натти? И все всегда говорят, что в тех краях всюду только леса, прерии и индейцы. Звезды, небо, трава и солнце. Но ты крещен в православную веру, Нат?

Лэйс кивнул. Когда-то было детство. Он сам, его друзья, маленькие индейцы из ближнего племени дакотов, зеленые просторы земли, и это ведь был для него обычный мир, обычные приключения и жизнь, но как-то все получилось так, что теперь у взрослого Натаниэля кроме солнца, неба, зеленых трав и стойкости была еще и вера в Бога.

Джеймс между тем, сподвигнутый ходом разговора, вспомнил и про себя самого.

– Я ведь тоже в таком же крещении, Натти. Значит, там, где ты родился и вырос тоже были переселенцы из карпато-россов и православный приход. Все-таки не только прерии и индейцы, – улыбнулся он другу.

IV

– Хороши же называются друзья, – прозвучал теперь голос Уильяма Вингстона, про которого двое его товарищей уже успели сейчас позабыть в увлечении своим разговором и воспоминаниями о прошлом.

Но говорил Уильям не о происходившем непосредственно теперь. Просто сам был такой же. Неизвестная, незнаемая и никогда ведь не встречаемая посреди всех его друзей или знакомых эта вера. Православная вера.

– Вот так мы, оказывается, ничего не знаем друг о друге, – сказал он.

Джеймс Грейсли заметил тихо и серьезно:

– Яко с нами Бог[6 - «С нами Бог, разумейте, языцы, и покаряйтеся: яко с нами Бог» (из песнопения Великого повечерия).]…

А потом Джейми уже снова превратился в прежнего беззаботного и улыбчивого капитана.

– Пойдемте спустимся к воде, – позвал он своих товарищей. —Там вчера плескалась большая рыба, может, она и сегодня там плавает.

Последние лучи закатного солнца падали на берег, ярким золотом сверкала в этом свете прибрежная трава, яркое золото заливало фигуры троих северян, спускавшихся с речного откоса. Светлоголовые, крепкие, молодые, они были под стать один другому, и даже в характерах, делавшими их такими разными на посторонний взгляд, их отличало друг от друга скорее только то, какие черты в них лежали ближе к поверхности, чем глубинная сущность души. Например, самый младший, живой, непосредственный, открытый Джеймс Грейсли; великодушный и обязательный ко всему и во всем Уильям Вингстон; Натаниэль Лэйс, всегда спокойный, сдержанный и немногословный.

Пройдет время, и у каждого из них окажется свой собственный путь. Джеймс так и останется армейским офицером в Вашингтоне, простым, честным и стойким человеком; Уильям, как и всегда, будет стараться просто забыть и не вспоминать лишний раз свой незаконченный Гарвард, и, наверное, у него это все-таки однажды получится; Натаниэль Лэйс при расформировании полков окажется на Дальнем Западе в прериях Миннесоты, где шелестят на ветру бизоновы травы горечью и величием стойкости…

А пока был великолепный вечер с алым закатом на всё небо, и Джеймс утверждал, что смог бы поймать эту рыбину одними руками, он сто раз проделывал это мальчишкой, главное, чтобы поблизости не оказалось речной черепахи, потому что они очень сильно кусаются и как-то одна такая черепаха укусила его друга. Натаниэль с Уильямом не собирались оспаривать его славу, они просто смотрели на эту рыбу и на спускающиеся сумерки, и тишина вступала в душу…

Но стояло лето 1862 года, и не одна лишь только вечерняя свежесть тронула холодком вдруг сердца. Они носили синюю форму и капитанские погоны в этой стране, в которой не было мира, Север ли Юг, виноват ли кто или прав, но всяким днем и всяким часом просто своя стойкость да своя доблесть. Если даже и не будет на них уже и никаких сил. Но на это всё они втроем и носили эти капитанские погоны. А еще они ведь носили на груди свои православные нательные крестики. На любые обстоятельства и судьбы…

Глава 2. От Манассаса до Ричмонда

I

От Манассаса до Ричмонда. Пройдет время, и когда-то все станет всего лишь историей, цифрами и статистикой, окажется заключенным в сухие рамки исторической хронологии всех событий, станет просто всего лишь темами для различных исторических исследований и сюжетами всяких художественных книг. Но все мнения и исторические изыскания последующих поколений ничего не значили сейчас для трех молодых капитанов, оказавшихся там, где они оказались, у которых все, что было – лишь вот это небо Виргинии над головой и невысказанная грусть и стойкость души… Солнце, лесистая местность Аппалачей, реки, марши и битвы. В дыму и сумятице всех событий три друга снова и снова шли по кромке огня – и молчали…

Это был первый Манассас[7 - Первое сражение при реке Булл Ран, также первое сражение при Манассасе – первое крупное сухопутное сражение Гражданской войны в США. Состоялось 21 июля 1861 года. Второе сражение при Манассасе произошло 28—30 августа 1862 года (из Википедии).], когда они стали боевыми офицерами. Ничего не могло изменить общего хода событий. Смятые и отброшенные, они оказались тогда под Вашингтоном. А дальше отсюда начинался путь от Манассаса до Ричмонда.

Они уцелеют. Они пройдут его до конца. Но торжество Севера при Аппоматоксе будет потом. Через четыре года – вот столько времени, как окажется, займет поход в 113 миль[8 - 1 миля = 1,61 км.] от Вашингтона к Ричмонду. А сейчас был первый Манассас, и Север бежал. По всем отрядам и со всех участков сражения.

Уильям Вингстон посмотрел на Джеймса. Бой для них был закончен и проигран, но все время до этого момента офицеры старались так направлять отступление, чтоб отступить к оставленным в дальней лощине лошадям, и теперь, когда оборона была смята и уничтожена, люди все же могли добраться до своего спасения.

Натаниэль не добрался до спасительного прибежища. Он оказался оттеснен в другую сторону и понял, что уже не успеет. Ничего не успеет. Ни бежать сейчас, ни увидеть завтра еще один рассвет. Все вокруг происходило словно не с ним, словно во сне, и все-таки все происходившее было действительностью.