Одна судьба на двоих

– Ой, сыночка, и ты дома, – затараторила тётя Инга. – А мы только с дороги. Фу, умаялась я, не представляешь… Все эти дела, квартира…

Парень, однако, не обращал на неё никакого внимания, а смотрел прямо на меня.

– Привет, – медленно произнёс он. В зубах у него была зажата спичка, которую он лениво перекатывал по нижней губе. – Это ты, что ли, сестра?

– Я, – пожала плечами я. – Рада Казанцева…

– Виталий, – представился он, почему-то усмехнувшись.

– Ну что ж вы так не по-родственному-то? – тут же влезла тётя Инга. – Ну-ка обнимитесь, вы же брат и сестра!

Виталик шагнул ко мне в тесном коридоре, облапил руками за плечи, притиснул к себе и крепко сжал. В его действиях вроде бы не было ничего угрожающего – ну, подумаешь, двоюродный брат обнял сестру в честь знакомства. Но у меня внутри почему-то всё воспротивилось его близости, чужому запаху. Мне хотелось вырваться и отскочить на несколько шагов…

– А ты ничё, сестрёнка, – шепнул мне в ухо Виталик.

И тут я уже не выдержала, дёрнула плечами, высвободилась из его рук и шагнула назад.

– Ну вот и познакомились, – радостно подытожила тётя Инга. – Вы тут небось, охламоны, сожрали всё? Есть-то в доме нечего поди? Так вот что, Радка, сгоняй-ка до стекляшки – ну ты видела там, во дворе, – возьми картошку, рыбу… ну и бутылочку беленькой, конечно. Выпить же надо, так сказать, за приезд. Отметить, как люди.

Она быстро сунула мне в руку смятые купюры, и я и оглянуться не успела, как снова оказалась в подъезде перед захлопнувшейся перед моим носом дверью.

От такого я опешила. Я ведь, в конце концов, только что приехала, оказалась в посёлке впервые. Даже адреса толком не знала. Не говоря уж о том, что понятия не имела, о какой такой «стекляшке» речь. Как можно было отправить меня в магазин, не дав даже умыться с дороги? И всё же я решила про себя, что, наверное, таким образом тётя Инга хочет показать мне, что я для них своя, член семьи…

В общем, я кое-как разыскала среди одинаковых пятиэтажек «стекляшку» – ею оказался тот магазин с ветвистой трещиной в витрине, который я заметила, когда мы шли с остановки. Выданных мне денег на всё не хватило, но у меня оставалось ещё что-то в кошельке – чуть ли не с тех пор, когда жив был дед, и я добавила из своих…

Когда я вернулась – не сразу разыскав нужный мне дом – и вошла в незапертую дверь, обитатели квартиры, как выяснилось, уже успели переругаться. Мелкий Ванька – вероятно, это был именно он – стоял в коридоре в одной майке и почему-то без штанов и орал, размазывая сопли по лицу. Тот самый пацан, что открыл нам дверь – кажется, Слава, – кричал, перекрывая голосом завывания брата:

– И чё, она в моей комнате будет? Какого хера-то? Я на это не подписывался. Пусть с вами живёт!

– Со мной и так Ванька, и Витальку теперь ещё придётся переселять. А куда её девать, по-твоему? На коврике пусть спит? Ванька, заткнись! – рявкнула тётя Инга на младшего сына.

– Да мне посрать, пусть хоть на коврике. Я её сюда не звал.

– Посрать? Посрать? – взвилась тётя Инга. – А жрать небось каждый день хочешь? Сам бы хоть копейку в дом принёс, так хрена там, я одна за вас крутись! А так хоть денег каких получим за барахло. И за квартиру во Владике каждый месяц будет капать.

– Да мне-то чё с тех денег? – не унимался Слава. – Всё равно ты с дружками своими всё пробухаешь.

– Ты как с матерью-то разговариваешь, сволочуга?

Я застыла в коридоре с пакетом в руках, не зная, что делать дальше. Первым моим побуждением было развернуться и бежать из этой квартиры. И вместе с тем я отлично понимала, что бежать мне некуда. Из комнаты появился Виталик, смерил меня взглядом, снова насмешливо усмехнулся и приказал:

– Хорош визжать! Рада вернулась.

Голоса в кухне сразу смолкли. Только маленький Ванька продолжал захлёбываться всхлипами. Я рассеянно опустила пакет на пол, подошла к нему, присела на корточки и погладила мальчика по голове. Он снова всхлипнул и вдруг уткнулся лицом мне в шею и засопел.

– Ой, Радочка, как ты быстро, – залебезила тётя Инга. – Ну вот и умница, сейчас ужин организуем. Давай-ка, оставь этого малохольного и дуй на кухню, рыбу чистить будешь. У нас, знаешь ли, по-простому.

Я промолчала, глядя куда-то в пол. Мимо меня, фыркнув, прошествовал Слава и скрылся где-то в комнате. А Виталик, снова окинув меня всю неприятным голодным взглядом, осклабился:

– Не дрейфь, сестрёнка! Я тебя в обиду не дам.

Когда ужин был готов, мы все уселись на кухне, за покрытым исцарапанной клеёнкой прямоугольным столом. Тётя Инга плюхнула всем в тарелки по куску рыбы и по нескольку ложек исходящей паром варёной картошки. В центре же стола разместилась принесённая мной из магазина бутылка и несколько мутных рюмок с надтреснутыми краями. Тётя Инга щедро плеснула из бутылки себе и Виталику. Славка тоже протянул рюмку. Инга зыркнула на него, фыркнула: «Ты-то куда», но всё же налила. Полрюмки досталось и мне тоже, несмотря на то, что я всячески отнекивалась. Я никогда ещё не пила водку. Дед по особым случаям иногда наливал мне рюмку домашней наливки – терпкой и сладкой. Тем мой опыт потребления алкоголя и ограничивался – ведь ни на какие тусовки с одноклассниками мы с Гришкой никогда не ходили.

Однако тётя Инга оказалась непреклонна: пей, и всё тут!

– За приезд – святое дело. А с любимой семьёй – тем более. Или, может, хочешь сказать, мы тебе не семья?

И я, чтобы не углубляться в обсуждение этого вопроса, резко опрокинула рюмку себе в рот. Судорожно сглотнула, охнула, закашлялась. Виталик услужливо сунул мне кусок чёрного хлеба. Водка обожгла мне горло, но всё же от неё по телу разлилось приятное тепло. И как будто меньше стали гудеть с дороги ноги и прояснилось в тяжелой голове. Тетя Инга быстро захмелела, немного повеселела и всё порывалась рассказать мне о своей тяжёлой жизни. О том, как ушёл от нее отец Витальки и Славика. А отец Ваньки – «чё ему сделается, вон он – в соседнем доме, всё просится ко мне жить, да только хрен я его пущу».

– Нечего ему тут делать, алкашу проклятому, – буркнул себе под нос Славка.

Мать, расщедрившись, плеснула ему ещё водки, он опрокинул рюмку, дожевал последний кусок картошки и бросил:

– Все, я гулять пошёл.

Ванька, наевшись, уковылял куда-то в комнату и, видимо, прикорнул на диване, потому что больше его слышно не было. Зато тётя Инга с Виталиком быстро прикончили бутылку и принялись ссориться, кому идти за второй. Я, честно говоря, думала уже, что сейчас пошлют меня, однако в итоге в магазин всё же собралась сама Инга.

– Ты посуду тут пока прибери, – приказала она мне и ушла.

Мне неловко было сидеть за одним столом с искоса поглядывавшим на меня Виталиком, и я поспешно встала и начала собирать тарелки. Виталик, не поднимаясь из-за стола, следил за мной тяжёлым нетрезвым взглядом. Я остановилась у раковины и, поборов брезгливость, взяла в руки вытертую засаленную губку для мытья посуды. Начала мыть тарелки и вдруг застыла, ощутив чье-то присутствие за спиной, горячее дыхание, обжигающее мне шею.

– А что, сестрёнка, у тебя во Владике парень был? – спросил Виталик.

Я не знала, как ответить на этот вопрос. Был? Есть? Мне казалось странным облечь то, что связывало нас с Гришей, в простое «мой парень».

– Чего молчишь? – не отставал он. – Не было, что ли? Так мы тебе тут подыщем.

– Не надо, – буркнула я и принялась остервенело тереть тарелку.

– Это почему это? Ты вон какая – красивая, ладная…

Надо признаться, в ту минуту, хотя всё мое сознание буквально вопило о необходимости бежать, меня больше всего поразило то, что он сказал. В детстве я считала себя неинтересной, неяркой, скучной – по крайней мере, по сравнению с небывалой красоткой матерью. И вдруг Виталик назвал меня красивой… На мгновение я растерялась и тут же почувствовала, как он придвинулся ближе и положил ладонь на плечо.

Мне захотелось развернуться и съездить мокрой тряпкой по его физиономии. Но вместе с тем внутри сидел страх. Мелькала мысль, что, возможно, я не так его поняла, что сейчас он округлит глаза и скажет с издёвкой: «Ты чокнутая, что ли? Да на фиг ты мне сдалась, я же как брат…»

Я никак не могла справиться с этими сомнениями, чувствовала, как он придвигается всё ближе, как дышит уже куда-то в щёку. И тут входная дверь гулко хлопнула, и в прихожей раздался голос Инги:

– Заходи, Петрович! Да куда прёшь в ботинках-то? Давай разувайся! И на кухню, там картошка ещё осталась…

Виталик выматерился себе под нос и с неохотой шагнул от меня прочь. На кухню притопала Инга, таща за собой на буксире плюгавого мужичонку в засаленной майке. На меня они не обратили ни малейшего внимания, тут же устроились у стола, достали принесённую из магазина бутылку, разлили по рюмкам и принялись обсуждать какого-то Букина с четвёртого подъезда.

Я уже валилась с ног. Впрочем, меня, кажется, всё равно никто из них на продолжение банкета приглашать не собирался. Я спросила тётю Ингу, можно ли мне пойти спать, и она неопределённо махнула рукой, буркнув что-то про красный диван и про постельное бельё, которое мне нужно было самой разыскать в шкафу.

– А где у вас телефон? – спросила я перед тем, как выйти из кухни.

– В большой комнате, – отозвалась она, а потом уставилась на меня с подозрением. – А зачем тебе?

– Мне позвонить нужно. Домой… – ответила я.