Задача с неизвестными

– Скажите, что надо, я не курю и потому не могу предложить.

Тот, что стоял сзади, придвинулся почти вплотную и присел.

– Э, детки, такой прием я использовал еще в ранней юности, до армии. – Спокойно проговорил Юра и неожиданно ударил того, что стоял впереди левой рукой в лицо, одновременно правой ногой ударил присевшего сзади на корточки. Не прошло и минуты, как парни уже удирали по улице, матерясь и при этом один без конца сплевывал кровь. Видно было, что он потерял пару передних зубов. Отбежав на приличное расстояние, они обернулись, но никого не увидели. Улица была пуста, по обеим сторонам ее стоял высокий забор, и, казалось, несостоявшейся жертве некуда было деться, однако, насколько хватало глаз, никого не наблюдалось.

– Блин, да куда же он делся? – проговорил тот, что меньше пострадал, потирая ноющий бок, которому досталось от чужой ноги.

– А х… его знает! Пойдем отсюда, скажем боссу, что наваляли ему, он ведь проверять не побежит.

– Интересно, чем ему этот красавчик не угодил? Денег, что ли, должен?

– Не знаю, может, и должен, нам заплатили? Заплатили, предупредили, что он дерется, как профи, нет! Вот теперь пусть сам с ним и разбирается.

А Юра вышел с другой стороны улицы и направился на работу. Он догадывался, кто нанял этих недоумков избить его. Но, как известно, не пойман – не вор, потому устраивать разборки с этим человеком он не стал, много чести. Но для себя принял к сведению, что его противник никак не успокоится, никак не поймет, что он, Юра, не собирается претендовать ни на какие блага, ему и своих проблем хватает. Деньги за операцию он внес, как только вышел из палаты Лорины, теперь оставалось ждать результатов. Сколько бы Лорка ни сопротивлялась, но сегодня ее будут готовить к операции. Он специально просил хирурга не обращать внимания на ее слова. Объяснил, что женщина абсолютно не верит в успех, а потому необходимо сделать операцию, не ставя ее об этом в известность. Хирург сначала возмутился и начал говорить, что без согласия больной он просто не имеет права делать операцию, но когда ему в карман была положена толстая пачка денег, заколебался, помолчал и уступил. Юра расписался везде за подругу, заверил врача, что в любой ситуации будет говорить, что расписывалась сама больная, и он свидетель, короче говоря, уломал хирурга. Теперь оставалось только ждать. Тем более что донор, кажется, нашелся сразу, как только были внесены деньги.

Ямпольские

Федор с отцом утром отправились в институт. Олег Петрович был подавлен и молчалив. Так же молча он разделся в гардеробе и, автоматически поблагодарив работавшую там женщину, пошел не в аудиторию, а поднялся на второй этаж, подергал ручку двери Красного зала и, поняв что тот заперт, отправился к себе на кафедру. С утра там находилось не так много преподавателей, он поздоровался со всеми кивком головы и уселся за свой стол. К нему подошла старая преподавательница, которая работала в институте много лет, и проговорила:

– Олег, ну что ты из-за ерунды так расстроился? Мало ли дурочек в институте, которые, не сдав курсовые, ищут выход из создавшегося положения, м-м-м, – она пожевала губами, пытаясь найти нужные слова, – даже никак не придумаю, как назвать ее поступок. Не совсем корректным способом. – Она перевела дух и вопросительно уставилась на Ямпольского, а потом закончила: – Ты же понимаешь, в эти глупости никто не верит.

– Нина Акимовна, мое имя полощут все студенты, ну, может, не все, но многие. Вы же знаете поговорку «дыма без огня не бывает». Вот и тут, я могу до хрипоты орать, что между мной и этой поганкой ничего не могло быть, но шлейф все равно потянется. Я заслуженный архитектор, у меня куча реализованных проектов, и я должен доказывать, что я порядочный человек? Да мне проще уйти и забыть всю эту грязь! Нет, я ухожу, я уже написал заявление и его подписал ректор. Меня увольняют.

– Мы всей кафедрой пойдем и будем требовать вашего восстановления.

– Нет, я больше в этих стенах не останусь. Посмотрите на нынешних студентов, только единицы заняты учебным процессом, остальные, едва представляется случай, залезают в смартфон.

– А вот тут я с вами не соглашусь, – подал голос бородатый мужик, который вел одну из групп на четвертом курсе. – У меня в группе почти все работают, есть отдельные личности, не считающие мой предмет важным, но да бог с ними, а остальные молодцы.

– Вы сейчас расстроены и раздражены, – вступила вновь Нина Акимовна. – Подождите, может, все само рассосется.

Ямпольский пожал плечами и вышел из комнаты. Там его встретил Федор, который уже знал, что на отца написали кляузу.

– Пап, ты, во-первых, не расстраивайся, любой донос требует доказательств, а у этой дешевки ничего нет. А во-вторых, надо поговорить с ректором, он мужик умный и все прекрасно понимает.

– Этот умный мужик сам не знает, как отмыться от грязи, которую на него льют, он же отказался государственные деньги «пилить», теперь его норовят «сожрать», а тут еще история со мной. Ему пришлось подписать мое заявление об уходе, мы вчера с ним долго разговаривали, он очень извинялся, но честно мне сказал, если я буду настаивать на расследовании, неизвестно чем все закончится, а так я хоть с чистыми документами уйду. У этой «дешевки», как ты выражаешься, не очень дешевые родители. Не нам с ними тягаться. Я себя уважаю, чтобы вступать в подобную полемику.

– Хорошо, как ты решил, так и будет. Надеюсь, новость о том, что Шура беременна, поднимет тебе настроение?

– Это хорошо, но пока она не родила, я отправляюсь на дачу. Сегодня позвоню Юрию Степановичу, пусть увеличит нагрев дома, все же не лето, а я уже стар.

– Да ну тебя, я-то надеялся, ты вприсядку плясать будешь, ну ладно, не вприсядку, так хоть какие-то радостные эмоции должны быть? А ты как замороженный. Прекрати думать об этой дуре, она не стоит того.

– Я не о ней думаю, я думаю о том, что человек, не облеченный властью, не имеющий большого капитала, достаточно беззащитен в нашем мире. Что сейчас, что прежде, ничего, по сути, не изменилось. Просто прежде мы меньше с этим сталкивались, потому что не имели дела с людьми из «высоких» кабинетов. Да, люди остались те же, ничего господин Маркс не придумал хорошего, хоть и был редким умницей.

– Он, пап, просто не учел человеческую природу, верил: дай людям то, что они хотят, и все будут счастливы. Пушкин в своей сказке о «Рыбаке и рыбке» был более прозорлив, понимал, сколько не дай, все мало будет. И так во всем и всегда. Хватит философствовать, что ты намерен делать, неужели так все и оставишь? Утрешься и уйдешь?

– Да, сынок, утрусь и уйду, я не гожусь для борьбы, тем более с тенью. Теперь всегда любой студент может сказать обо мне гадость, а я не смогу на это ответить так, чтобы ему стало стыдно, а не мне. Я неправильно воспитан, не умею отвечать ударом на удар. По-хорошему, ее бы выгнать из института, но она платит, точнее, ее родители, еще и доплачивают за каждый несданный зачет. Я же имел неосторожность возмутиться таким подходом к учебе, денег не взял, зачет не поставил. Теперь разгребаю последствия своей наивности. Думал, старый дурак, что могу из нее человека сделать. Эта девочка неплохо рисует, и объемное видение у нее хорошее, просто она очень ленива, да и занята всякой ерундой.

– Ты мне скажи, как ее фамилия, в какой группе она учится. Глядишь, встретимся, земля, она круглая, помнишь, как написано: «Да воздастся каждому по его заслугам…» или что-то подобное.

– Долго ждать придется. Давай лучше о твоем будущем ребенке говорить.

– Ты разговор не переводи, что ты намерен делать?

– Да то, что и сказал, уйду из института, поеду на дачу и буду доделывать ее. Пенсия у меня хорошая, да и накопления у нас с тобой есть, проживем. А Шурик родит, назад вернусь в Москву и буду ей помогать. В конце концов, не вечно же мне на работу бегать, через три года мне, между прочим, семьдесят стукнет. Имею право и отдохнуть перед смертью.

– Про это мог бы и промолчать, когда ты уходишь совсем?

– Сегодня последний день, ректор не возражает, если я не буду дорабатывать до конца второго семестра. Он хорошо все понимает, и понимает, насколько противно мне сейчас здесь находиться.

– Но он знает, что ты ни в чем не виноват?

– Конечно, только и он своей карьерой ради меня рисковать не будет, тем более что у него и своих проблем достаточно.

Они разошлись, каждый в свою аудиторию, но Федор продолжал мучиться мыслью о том, что отец уходит вынужденно, и это после стольких лет работы, после стольких успехов. Как несправедливо это все, как только этой девке не стыдно было оболгать пожилого и глубоко порядочного человека!

Стас

Он проверил все возможные версии и вынужден был признать: на данном этапе сделать большего нельзя. Он даже проверил версию о том, что все смерти организованы только для того, чтобы скрыть одну единственную. Вот только зачем, если ни одна смерть не расследовалась. Короче, на данный момент он был занят текущими делами и совершенно забыл о том, как хотел распутать историю со смертью стариков. То единственное заявление, которое было написано дочерью одного из погибших, так и осталось без ответа. Пришлось молодой женщине принять смерть отца как неизбежность. Ей объяснили, что в его возрасте так бывает, вроде здоровый человек, а умирает неожиданно для родных. Тем более он давно не проходил врачей, не обследовал сердце. В общем, умер и умер, и ничего тут не поделаешь. Александр Васильевич выздоровел, выписался и вышел на работу. Следователь, занимавшийся его делом, пришел к выводу: человек, очевидно, чувствовал себя плохо с самого утра, пришел с работы, пошел выносить мусор и забыл за чем пошел. А дверь не запер, кто-то вошел и обокрал его. Конечно, полиция всех опросила, вора искали, но, как водится, не нашли. Сумма была большая только с точки зрения самого потерпевшего и людей со средним достатком, а для тех, кто обладал большими деньгами, восемьсот с копейками тысяч вообще были не деньги. В итоге Александр Васильевич вынужден был распрощаться с мечтой о маленькой даче, на которую он хотел потратить вырученные деньги. Но несправедливость ситуации мучила его, и тогда он стал искать частного сыщика. В Москве оказалось огромное количество контор, которые занимались частным сыском. Но в основном это была слежка за неверными супругами и прочие мелочи. Он попытался через знакомых найти нужного человека, но стоило ему заговорить о том, что полиция не смогла найти преступников, как те немногие, кого он смог найти, отказывались. Один ему прямо так и заявил:

– Вы хотите подменить нескольких профессионалов одним любителем? Вы же взрослый человек, должны понимать, такое бывает только в книгах, да и то в плохих книгах. В жизни так не бывает. Извините, но я ничем не смогу быть вам полезен.

Прошла целая неделя, потом вторая, а расследование стояло на месте. Александр Васильевич махнул рукой и почти смирился с потерей денег, но с этим не смирилась его жена. Она продолжала искать человека, который хотя бы попытается им помочь. И нашла. Звали его Георгий Мезенцев, достаточно молодой, но не мальчишка и, что больше всего ей понравилось, он не стал требовать от них предоплаты.

– Если получится, заплатите, а нет, то и говорить не о чем. – И добавил: – Я не профессиональный сыщик, занимаюсь этим изредка, когда мозги застаиваются.

– А кто вы по профессии?

– Юрист, но в основном работаю на себя, мои интересы находятся весьма далеко от расследований. Я оформляю сделки с недвижимостью, ну и, естественно, сам подыскиваю клиентам дома, квартиры, офисы, кому что надо. Сейчас из-за ограничений и прочих «радостей» приходится гораздо меньше работать, потому я и могу попытаться вам помочь. Есть немного времени. Так что если вас я устраиваю, то давайте назначим встречу с вашим мужем побыстрее, желательно сегодня вечером или завтра утром, до начала работы. Он уже нормально себя чувствует, с ним можно обсуждать эти вопросы?

Женщина заверила, что муж готов к сотрудничеству, и они обменялись телефонами.

Вечером Александр Васильевич позвонил Мезенцеву и пригласил к себе. Новый знакомый ему понравился, немногословный, сдержанный, умеющий слушать. Вопросы, которые Георгий задавал, были для начала довольно стандартны, но потом он задал совершенно неожиданный и даже оскорбительный вопрос, есть ли у его супруги близкая подруга и насколько супруга откровенна в разговорах с общими знакомыми. Этот вопрос ему уже задавали в полиции, но там постарались смягчить его, а Мезенцев задал вопрос в лоб и при этом еще и добавил, что каждое слово будет проверять.

– Вы подозреваете, что жена могла кому-то проболтаться об этой сделке?

– Не кому-то, а близкому человеку. Человек этот может быть и подругой, и любовником, да кем угодно. То же самое постарайтесь вспомнить о своих разговорах со знакомыми, любовницами, друзьями. Простите, если я вас обидел, но у меня нет времени на сантименты. Потому вопросы все задаю сразу без оглядки на чувства клиента.

– Ну что же, отвечаю, у меня нет близких друзей, которым бы я мог что-то сказать, все они остались в далекой юности. Я, знаете ли, не умею ни прощать, ни забывать обиды. Мстить не буду, я просто вычеркиваю этого человека из своей жизни. Про жену скажу, у меня никогда не возникало подозрений на счет ее верности, но если вы считаете необходимым, проверяйте и меня и ее.

Задав еще несколько вопросов, выслушав рассказ о том, как все произошло, Мезенцев попрощался. Вообще, он был человек весьма свободолюбивый, потому, отработав на дядю, в прямом смысле этого слова, после института пару лет, он подал заявление об уходе. Сколько родственник его ни уговаривал остаться, сделать карьеру на поприще адвокатуры, Георгий остался при своем мнении. С сожалением, с бесконечными примерами, как мог бы молодой адвокат хорошо устроиться в этой жизни, но дядя вынужден был его отпустить. Подписывая заявление, он взял с племянника слово, если что-то в его жизни пойдет не так, он непременно вернется.

С тех пор прошло много лет, Георгий определил круг своих интересов и занялся теми вопросами, которые были ему интересны. Он никогда не брался за работу, не изучив все возможные подводные камни, которые могли бы ему встретиться. Так случилось, что ему одинаково было интересно заниматься и поиском и продажей недвижимости, и разгадкой разного рода преступлений. Юридическое образование давало базовые знания, а вот все остальное было заслугой его дотошности, трудолюбия и его интуиции. Одно время он даже подумывал пойти работать в милицию, тогда она еще так называлась. Но потом представил всю лавину требований, предъявляемых к сотрудникам, да еще и необходимую там дисциплину, и подобное желание у него больше не возникало. Ему хватило армии, тех навыков, которые он там приобрел, и института. Кое в чем ему помогал дядя и один парень из адвокатского бюро. Георгий всегда щедро платил за помощь, потому никогда не испытывал в ней недостатка. Первым делом он позвонил знакомому из МВД, выяснил, кто занимался делом Александра Васильевича Попова, и направился к этому человеку. Там, после недолгих переговоров, он получил все материалы, точнее, их копии, еще раз заверил следователя, что он не собирается предавать огласке то, что ему удастся узнать, а даже напротив, сразу все материалы отдаст ему, следователю, и, распрощавшись, наконец вышел из здания.

На сегодняшний день у него было еще намечено несколько неотложных дел. С оформлением и подачей документов по сделке, которую он курировал, ему удалось справиться достаточно быстро. А вот договориться с клиентами о том, как будут выполняться расчеты между ними, никак не получалось. Сделка предстояла длинная, включала в себя несколько жилых помещений, и у каждого помещения был, естественно, собственник. Вот с одними таким собственником ему пришлось повозиться. Там выступала супружеская пара, и они настаивали, что ни в какую банковскую ячейку деньги класть не будут, потому что там они их не видят и что с этими деньгами произойдет, не знают. Георгию пришлось потратить почти полтора часа, чтобы убедить их, что это наиболее надежное место, что деньги, причем не только их, но и все остальные, будут проверены на подлинность, прежде чем попадут в ячейку, и один ключ будет у них, а другой в банке, каждую ячейку можно открыть только двумя ключами одновременно и никак иначе. После долгих объяснений, уговоров и угроз, что он, Мезенцев, всю сделку аннулирует, они согласились подписать соответствующие документы.

Теперь дело оставалось за малым, и Георгий спокойно направился в больницу, где лежала его Лорина. Она знала его как Юру, но его полное имя никогда не звучало в их разговорах, а помнила ли она его фамилию, он не имел представления, тем более что, едва окончив школу, он сменил фамилию. В конце концов, Лорине было всего десять или одиннадцать лет, когда ее забрали бабушка с дедом и увезли к себе. А в пятом классе она вообще перешла в другую школу, и они много лет не виделись. Все старшие классы он дружил с одной девочкой и им прочили чуть ли не совместную жизнь, но как-то он решился и приехал к Лорине на дачу, где они по-прежнему жили втроем, больше он ни о ком думать не мог. Он вдруг понял, вот его родной человек, единственный, с кем он может поговорить и помолчать. На выпускном вечере он спровоцировал ссору с той девочкой и, ужасно довольный собой, исчез из ее жизни навсегда. Теплое отношение к подруге детства так и не переросло во что-то большее, и он, как и прежде, относился к ней вполне дружески, даже скорее по-родственному, и не спешил часто приезжать.